Великая тайна Хомы и Суслика

— Сразу можно было попять: если кто-то не любит мёд, то откуда ему взяться! Опять без сладенького оставили. Моя доверчивость меня и погубит!

Как Хома не прогадал

Чего только в жизни не случается! Наткнулся Хома в конце лета на беличий лесной тайничок с орехами. И даже не на один, а на целых три!

Белки, они ведь что делают? Нарвут орехов, часть съедят, а часть припрячут. Там-сям. Бывает, рядом сразу несколько тайничков-кладовочек. Чаще всего у подножия какой-нибудь сосны или высокой ели — под старыми, жёлтыми иглами.

Это их запасцы на зиму. Лесные орехи, шишки. А грибы они прямо на деревьях на сучки надевают. К зиме-то грибы хорошо подсушатся.

Видать, по тому месту, где беличьи тайнички были, Медведь прошёл, прокосолапил. И невольно разворошил давно опавшую хвою.

Полную корзину лесных орехов Хома набрал.

— С богатой добычей! — позавидовал Суслик.

Но Хома уже и не рад был такой удаче.

— А Белка обеднеет, — сетовал он.

— Да что ты! — убеждал его лучший друг. — Знаешь пословицу? Дают — бери, а бьют — беги!

— Но мне же никто не давал. Я сам взял.

— Взял и помалкивай, — советовал Суслик. — Не будь простофилей! Это я не про тебя, а про Белку. Надо так свои запасы прятать, чтобы никто найти не мог. Даже я!

— А что она зимой есть будет?

— Зимой спать надо, — внушительно сказал Суслик. — Все приличные звери зимой спят: я, ты, Ёж, Медведь. Спят, а не носятся как угорелые с ветки на ветку, чтобы согреться!

— В общем-то, верно, — приободрился Хома. — Зиму проспал, и никаких забот. Слушай, но ведь белки зимой не спят, — вновь забеспокоился он.

— Это их дело. Может, им лень спать!

— Лень? — опешил Хома. — Спать?

— Лень! — настаивал Суслик. — А если не лень, то чего ж твоя Белка не хочет всю зиму спать? Вот скажи, люблю я поесть?

— Ещё как!

— Вот. А мне иногда даже поесть лень. Лежу, есть охота, а вставать неохота. А ей — наоборот, спать неохота. И надо ей эту самую лень пересилить и завалиться где-нибудь в дупле на боковую на всю зиму. Нечего её причудам потакать! Со своими запасами она вообще никогда не уснёт, — разошёлся Суслик. — А если нет ничего, поневоле спать завалится.

— Да помолчи ты, тарахтелка! — прикрикнул Хома. — Спать, не спать, охота, неохота… Тут другое. Орехи эти — чужие?

— Ну, чужие.

— Вот тебе и ответ.

— Смешной ты. Я сказал: чужие, значит, не мои. А твои.

— А были чьи?

— Ничьи! Они сами по себе выросли, если на то пошло. Белка что, сама орешник сажала? Она готовенькое рвала, и ты готовенькое нашёл. Какая разница? Ну хочешь, отсыпь мне ровно половину орехов, будем тогда переживать вместе, поровну. А то на тебя вон сколько переживаний навалилось, на одного!

— Не бывать этому! — в сердцах сказал Хома. — Зря я пожадничал.

Взвалил он корзину с орехами на спину. Отнёс в рощу, в те же тайнички под елью орехи высыпал и хвоей прикрыл.

А Суслик и здесь от него не отстал:

— Глянь, грибочки на ветках висят, сушатся на ветерке. И маслята, и белые, и подосиновики…

— Смотри, — пригрозил Хома, — если на чужие запасы позаришься, уши оборву!

— Да я просто так, — смешался Суслик.

Внезапно по высокой ели — головой вниз — быстро спустилась шустрая Белка.

— Что вам здесь нужно? — подозрительно спросила она, сверкнув острыми зубами.

— Ничего, — попятились друзья.

— Стой! — Она быстро проверила свои тайнички. — Так… Здесь пяти орехов не хватает, тут — двух, а там — трёх! Съели?

— Не брали мы, — пролепетал Суслик.

А Хома вдруг мрачно сказал:

— Подождите. Сейчас принесу.

И вскоре вернулся с десятью орехами.

Белка их дважды пересчитала, доложила их куда надо и винтом взвилась на ель.

А оттуда крикнула:

— Попробуйте снова сунуться! Мне сверху всё видно!

По пути домой Суслик спросил Хому:

— Ты что, не удержался и немного орехов себе отсыпал?

— Не брал я ничего. Ошиблась Белка. Я свои орехи принёс.

Тут уж Суслик всласть над ним потешился.

— Что, дождался! Говорил я тебе! Так тебе и надо!

— Ничего ты не понял, — усмехнулся Хома. — Лучше десять своих орехов отдать, чем сто чужих взять. Я-то зимой спать буду, а каково ей, голодной, по деревьям прыгать!

— Но ты же прогадал, — возмутился Суслик.

— Выгадал, — возразил Хома.

— Что? Что выгадал?

— Спокойный сон. Считай, я их на зиму ей подарил. Представляешь, мечтательно сказал Хома, — снег под луной сверкает, а на самой макушке золеной ели Белка сидит и мои орешки грызёт.

— А мы спим? — угрюмо спросил Суслик.

— Спим. А она за всех нас, лентяев, не спит. Рощу охраняет!

— Вечно ты меня расстраиваешь, — огорчился Суслик. И помчался прочь.

— Ты куда?

— Своих орешков ей отнесу! — на бегу откликнулся Суслик.

Как Хома и Суслик Птенца вырастили

Помните тот ураган, который внезапно пронёсся над Среднерусской равниной? Много он бед натворил!

Зацепил он краем и Хомины места. Правда, был ураган уже ослабевший, но тоже погулял сильно. Да ещё ночью. И по деревне, и по роще, и по полю, и по лугу.

Крыши на иных избах с одной на другую переставил. Несколько деревьев вверх корнями воткнул. Почву кое-где развеял. А ручей на минуту небрежно повернул вспять, заставив его из реки вытекать.

Всё тебе шиворот-навыворот. Разве что все норы наизнанку не вывернул.

И на том спасибо.

С облегчением вздохнул Хома. Пронесло!

Но заодно и принесло. К Хоме в нору неизвестно откуда недельного птенца подкинуло — крохотного скворчонка. А попросту, Скворушку. Такое имя ему Хома дал. В своей норе он — хозяин.

Суслик, конечно, другое имя хотел птенчику дать — Громовой. Он ещё опомниться не мог от пролетевшего урагана. Он вообще после этого долго в себя приходил.

Ещё бы! Ему-то в нору не крохотного птенца, а метровую гадюку зашвырнуло. Всю ночь он дрожал. А утром увидел, что это берёзовый корень.

Поэтому Суслик был малость не в себе. Он даже утверждал, что этот скворец — вовсе и не скворец. Скворцы, мол, чёрные, голова у них фиолетовая, а брюхо синее. А Хомин подселенец весь тёмно-бурый.

На что Хома ему раздражённо ответил:

— Ты о взрослых скворцах говоришь, а мой Скворушка ещё малец. Скворец-малец, понял? Глянь, клювик тонкий и довольно длинный, слегка изогнутый вниз. На ногах — четыре пальца. Чего тебе ещё надо от скворца?

— Ну, похож, похож, — опомнился Суслик. — Сразу и не признал. Посиди сам всю ночь с гадюкой!

— Кулик кулика видит издалека, — туманно заметил Хома.

— На что намекаешь? — обиделся Суслик. — Я вовсе не змея!

— Помолчи, ты Скворушку пугаешь!

— Вот ты сказал, — прошептал Суслик, — что клюв у него довольно длинный. Отчего ж ему быть довольным? Видишь, он есть просит!

И впрямь, Скворушка сидел на Хомином тюфячке, широко раскрыв клюв.

— Может, ему гороха туда насыпать? — предложил Суслик.

— Свихнулся ты от своей гадюки, — проворчал Хома и принялся распоряжаться: — Значит, так. На тебе горшок. Сгоняй на луг, на поле, в рощу и набери хрущей, чернотёлок, жужелиц, долгоносиков, щелкунов, гусениц — и мигом назад.

Суслик только головой покрутил.

— А ты что делать будешь?

— А я тут с ним посижу. Он ко мне уже привык.

На такой веский довод Суслик ничего не смог возразить.

— Не ленись, — крикнул ему вдогонку Хома. — Побольше набери! Я тебя знаю!

И стал устраивать Скворушке гнездо в уголке норы, выбирая из своего тюфячка самые мягкие стебельки. Потом сам из себя немного шерсти нащипал и добавил в гнездо.