Преддверие (Книга 3)

- Неплохо придумал, по-твоему, рейды по ресторанам - это тоже проверка комсомольцев?

- Постой, Зайцев. - Саша Герш поправил очки. - Видишь ли, Шмидт, мы с вами живем в советском государстве с рабоче-крестьянским правительством. Мы представляем из себя его сознательный аппарат, в то время как вы являетесь в лучшем случае оппозицией. И тот контроль, который мы проводим в настоящий момент, отличается от контроля внутри комсомольской организации тем, что это не добровольный контроль, а, если хочешь, даже принудительный...

- Иными словами - вы боитесь не успеть в тюремные надзиратели? А ведь тебе стыдно, Герш, ты - интеллигентный человек.

- Сущность интеллигенции классова.

- Сашка, да чего ты с ним распинаешься? А вот это надо непременно отразить в стенгазете - альбомчики с розочками! - Валька кивнула Зайцеву на столик: альбом лежал, как положил его Андрей - раскрытым на сделанном в карандаше наброске букета.

Снова послышался звонок, но его услышала только тихо выскользнувшая в переднюю Тата.

- А хорошее название для статьи - "Мушкетерщина и альбомчики"? Hу-ка!

Андрей, поздно вспомнивший свою оплошность, стоял слишком далеко: в следующую секунду синий альбом явно перестал интересовать Ваську Зайцева, взявшего его в руки...

- Эх!!

- Неплохо...

- Потише, Зайцев! Убери руки от браунинга - успею разрядить! - звонко произнес Борис, выхватив "Смитт и Вессон".

На секунду растерявшийся Зайцев приободрился.

- Hу и что?! Во-первых, при своей кисейной барышне вы не станете стрелять - это раз, во-вторых, всех не успеешь, Ивлинский, кто-нибудь да останется, а кругом - советская власть! Так что мы-то отсюда спокойно уйдем, а вот вы отправитесь вслед за вашим Алферовым, которого мы еще тогда раскусили! Держи-держи свою пушку... - Васька рассмеялся. - Что вы можете сделать - а ни-че-го!

"Он прав", - прозвенело в странно опустевшей голове Бориса.

- Что здесь происходит, молодые люди?

Рядом с Татой в дверном проеме стоял, держа в руке черный докторский чемоданчик, высокий худой человек с седыми волосами.

Для того чтобы понять все, Далю достаточно было одного взгляда... Браунинг на столике, альбом в руках комсомольца, напряженные лица мальчиков, "Смитт и Вессон" в руке Бориса...

- А Вы кто такой? - спросила Валька.

- Я, девушка, врач и пришел к своей пациентке, которой, боюсь, не идет на пользу разыгравшаяся сцена. Нельзя ли ее прекратить?

- Не валяйте дурака, - грубо ответил Кружков, - будто не знаете, что хранение оружия пахнет расстрелом?

- Вот как? Но, полагаю, в том случае, когда властей кто-то ставит о таковом в известность?

- Вы что думаете, мы не поставим?!

- В самом деле поставите?

- Еще бы!

- Вот как... Ну а это с вашей точки зрения является предосудительным? - Даль, неожиданно схвативший с дивана брошенную Борисом шпагу, вскинул ее вверх, невольно повторяя недавний Митин салют Андрею. Лезвие блеснуло в луче лампы. - А ну-ка СПАТЬ! СПАТЬ... И Вам, юная леди... и Вам, молодой человек - тоже... СПАТЬ... СПАТЬ... Я кому сказал, юноша?.. Спать...

Валька Волчкова, не сводя округлившихся глаз со шпаги в руке Даля, неуверенно вытянув впереди себя руку, подошла к дивану и медленно села.

- Не смотрите на шпагу, - шепнул Андрей, загораживая Тату, испуганно зажавшую, ладонью рот.

Зайцев и Кружков сели рядом с Валькой. Герш медленно, и тоже с какой-то странной осторожностью, опустился на стул.

- Благодарю... Взяли бы Вы свое грозное оружие, Андрей... От Вас не ожидал я такой беспечности... Ответьте-ка мне, молодой человек, помните Вы, что сейчас было?

- Нет... - Голос Саши Герша прозвучал с какой-то теневой невыразительностью.

- Вас здесь не было. Вы были в этой квартире?

- Нет...

- Она была закрыта. Почему вы в ней не были? Вы, девушка!

- Дверь была... закрыта. Мы прошли... мимо.

- Вы звонили в дверь. Никто не открыл. Вы, вероятно, позвонили прежде в дверь? Вы!

- Да, мы звонили... Но никто не открыл... И тогда мы пошли... дальше...

- И Вы тоже помните это?

- Да...

- Вы никогда меня не видели. Вам приходилось когда-либо встречаться со мной?

- Нет...

- Превосходно-превосходно... Андрей, вспомните-ка быстро, что сейчас нужно от них узнать для вашей безопасности?

- Не для нашей... Можно мне, Николай Владимирович? Спросите их об Алексее Даниловиче - они что-то говорили...

- Хорошо, Борис. Что Вы можете сказать о покойном директоре школы Алексее Даниловиче Алферове?

- Нас очень хвалили... за него... товарищи в ЧК... Не так-то просто было... его выследить... Мы дежурили по очереди...

- Кто сообщил об Алферове в Чека?

- ...Я ...Валька ...Сашка ...Мы говорили с товарищем Абардышевым...

- Достаточно, спасибо. Сейчас я провожу вас до дверей и еще раз напомню, что они были заперты, - Николай Владимирович, небрежно игравший шпагой Бориса, отшвырнул ее в угол комнаты.

Когда Даль вернулся, Борис сидел на стуле, уронив голову на руки. Тата плакала: слезы текли и по щекам успокаивающего ее Мити. Андрей, стоявший посреди комнаты со скрещенными на груди руками, был до серого бледен.

- Да, друзья мои... Никуда не деться от того, что причиной гибели Алексея Даниловича послужили эти несчастные глупые дети.

- Кто-нибудь из которых будет сегодня ночевать в канале.

- Вам не стыдно, Андрей?

- Не понимаю, Николай Владимирович, отчего Андрею должно быть стыдно?! Алексей Данилович... да если перебить всех этих красных собак, это все равно будет мало за Алексея Даниловича!

- Алексей Данилович не порадовался бы сейчас на Вас, Борис.

- Но его с нами сейчас нет, Николай Владимирович!.. И нет - из-за них... Николай Владимирович, даже я сейчас мог бы... убить!

- Успокойтесь, Митя!

- Николай Владимирович, дорогой, объясните им - они такие злые... Объясните им, что нельзя, все равно нельзя быть такими злыми, как они!..

- Тогда мы сделаем вот что. - Даль вытащил из внутреннего кармана паркеровскую вечную ручку и наклонился над столом. - Подайте мне лист бумаги, Андрей. Благодарю. Теперь, милые юноши, смотрите сюда! Прежде всего мы возьмем "ego", неважно чье, допустим, Ваше, Борис, и рассмотрим его в структуре соотношений, приблизительно составляющих вашу личность...