Педагогический арбуз

- Э, брат, да ты, я вижу, богатый урожай собираешь на ниве просвещения! Поздравляю!

Я ему рассказал все свои злоключения с арбузом, надеясь на сочувствие. А он давай смеяться:

- Ох, Герась, уморил! - И все еще улыбаясь:-Ты извини, брат, что я так. - И продолжал уже серьезно: - А ведь арбузик-то твой даром пропадает.

- Ну возьмите его, если он вам нужен. А по мнепусть гниет, - разозлился я.

- Да ты не петушись. И я не о том. Понимаешь, педагогика - такая штука. В ней, как в картине великого художника, нет мелочей и ненужных деталей. Все играет. Все должно играть.

- А как можно играть арбузом? - не понял я.

- Хорошо. Играть нельзя - разыграть можно? Это же педагогический арбуз. Сама богиня Педагогика послала его на твоем пути.

Так я и сделал.

Не успел прозвенеть звонок на большую перемену, как весь 6-й "Б" высыпал во двор.

- Игра на внимание "Делай так!", - объявил я. - Победитель получит этот красный-прекрасный арбуз.

Я кладу приз посередине круга и начинаю игру. Победитель - Дима Иголочкин. Он лихо дунул на челочку, сделал смешную рожицу, а затем широкий жест.

- Налетай, братва!

Тут же нашлись три перочинных ножичка, и арбуз, к восторгу участников неожиданной трапезы, приказал долго жить.

ПОЙДИ ТУДА - НЕ ЗНАЮ КУДА

Как-то на улице я встретил Колю Дальского. С первого взгляда было видно, что перед вами думающий товарищ. Я бы сказал, постоянно думающий о себе и своем благополучии. Из тех, для кого азбука жизни начинается сладкими звуками А-Бы-Вы-Го-Да. Я и в школе не испытывал к Дальскому особой симпатии, но он начал первым.

- Ты, говорят, вожатствуешь? Поздравляю, значит, мы коллеги. Школа у меня захудаленькая, на краю города, но работы хватает. Глупая работа. "Пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что". Всякий тобой помыкает. То директору чернильницу принеси, то математичке наглядные пособия достань...

- Так ты что, завхоз? - раскрыл я как можно шире глаза.

- Не делай вид, Гера, что у тебя не так. Но это к лучшему. Мое от меня не уйдет. Отработаю стаж - ив юридический.

- А как же дети?

- Какие дети? Ах, ты вон о чем. Ну что. Дети есть дети. Обойдутся. А вообще, я тебе скажу, нахальный народ. Все в пионерскую лезли. По расписанию перерыв, а они лезут. Ну, я запрусь и Цицерона перечитываю.

- О, да ты, я вижу, Серьезный Парень!

- Пора бы. - Коля показал свои красивые зубы.

- А они?

- Сначала надоедали, теперь привыкли к порядку.

Им бы только хулиганить, а вот инициативы - никакой.

Только по плану мероприятие - все врассыпную. Не соберешь. Ну а у тебя как?

- Да вот, понимаешь, опаздываю, - заторопился я.

ТЫСЯЧА РУБЛЕЙ АВТОРИТЕТА

- Герасим Борисович, ну что у нас за пионерская комната! Тут, под лестницей, раньше старые парты стояли, так их порубили на дрова, место отгородили фанерой - и пожалуйста! - Председатель совета дружины Надя Полуденная развела руками. - Тут и полсовета дружины не поместится.

- Ничего, не место красит дружину, - отбалагуривался я, а сам все пристальнее приглядывался к флигелю во дворе. Это был дворец из трех комнат, о котором стоило помечтать.

Шли уроки.

Я уже заканчивал планы работы на первую четверть, когда узкий проем двери заслонила чья-то спина.

- Долго так стоять будете? - полюбопытствовал я.

- А? Что? Фу ты, перепугал насмерть. Из десятого?

Что-то я тебя раньше не видел... Ты с какого?

- Что?

- С какого урока драпанул?

- А ты? - Свет падал мне в глаза, и я никак не мог рассмотреть лицо ученика.

"Спина" извлекла из кармана сигареты.

- У нас контроша, я бартежаю.

- В переводе на русский: прогуливаешь, убоявшись контрольной работы?

- Ой, как ты нехорошо сказал, аж у меня в сердце закололо. - Он чиркнул спичкой, прикурил. - Будешь? - Протянул мне сигареты.

- Вон! - гаркнул я.

Он стряхнул штукатурку с плеч, потушил о дверь сигарету, аккуратно вложил ее в пачку и не спеша вышел.

Товарищи! Никогда не кричите на человека. Даже если он хам. Очень противно это - кричать так, что отделяешься сам от себя и слышишь свой голос со стороны.

Когда в пионерскую заглянул Вартан Сергеевич, я уже пришел в себя.

- Напрасно вы на меня так понадеялись. Не выйдет из меня настоящего вожатого. Не выйдет, не выйдет!

- Не паникуй, Герась. Паника всегда на руку противнику. Кто же он?

Мне было легко говорить с этим веселым и мудрым человеком. Я ни разу не видел своего отца, но мне всегда казалось, что он чем-то похож на Вартана Сергеевича. В тяжелых веках его прятались добрые глаза. Ничего проницательного не было в них, но они видели все.

- Да, плохи ваши дела, Герасим Борисович, - сказал он, выслушав меня. Ты считаешь, что во всем виновата твоя молодость. Но это недостаток, от которого избавляются с каждым днем. Избавишься, не торопись.

Дело совсем не в том, что у вас с этим курильщиком небольшая разница в летах. Просто он не знает, кто ты.

И не раскисай. Орать - не метод, но на безавторитетье и глотка авторитет. А вот это уже разговор о главном.

Знаешь, как в старину купцы говорили? Сперва заработай тысячу рублей, а потом тысяча рублей будет работать за тебя. Ты пока еще нищий. А тебе нужна тысяча рублей авторитета - не меньше. "Твори, выдумывай, пробуй!" Переверни вверх тормашками всю школу, У тебя же такая силища - молодость, энергия, инициатива...

СЕЛ КОТ НА КОЛОДУ...

Первого педсовета я ждал с нетерпением. Но до пионерских дел очередь не дошла и на втором.

В мечтах все это выглядело так. Меня поздравляют.

Жмут руку. Я открываю рот, чтобы заикнуться о флигеле, но уже, оказывается, принято решение отдать его пионерам. Все растроганы взаимной предусмотрительностью. Кто-то украдкой вытирает слезу. Как в кино.

Директор школы Ефросинья Константиновна после второго педсовета устало пообещала: "Подождите, и до вас доберемся". Можно подумать, что я живу на окраине. Зачем добираться? Но я ответил искренне: "Скорее бы!" (После этого разговора кадр с вытиранием слезы из моих представлений исчез.)

Перед третьим педсоветом я сказал завучу Вере Николаевне: "Буду говорить о флигеле. Пионерская комната мала. Не помещаемся". Думал, пожмет мне руку.

Она пожала плечами: "Вряд ли что-нибудь выйдет".

Педсовет напоминал некоторые наши советы дружины. Только у нас бывало много крику, а здесь все шло организованно. Говорили о пагубности "процентомании", о необходимости добиться стопроцентной успеваемости.

Уже собрались было расходиться, но тут встала Ефросинья Константиновна.

- Я понимаю, товарищи, что все устали, но есть еще третий вопрос. Откладывать его дальше нельзя.

Я имею в виду нашу пионерскую организацию...

Я почему-то так разволновался, что стал плохо слышать. Несколько раз в речи директора мелькнуло знакомое имя: "Антон Семенович говорил...", "Антон Семенович писал..." Я не сразу сообразил, что Антон Семенович - это Макаренко. Пока я приходил в себя, Ефросинья Константиновна подвела итог.

- Таким образом, дела в пионерской организации идут из рук вон плохо. Кто хочет слова?

Слова захотела Елизавета Порфирьевна, "немка".

- Гера - молодой вожатый. А молодость - прекрасная пора. Помню, когда я была молода... - она сделала небольшую паузу, словно ожидая, что ее перебьют, - когда я впервые пришла в школу, мне тоже было нелегко. А сколько ошибок преодолеешь, пока станешь мастером педагогического процесса! - Вот, например, панибратство. Трудно избежать... А ведь я сама видела, Герочка, как вы хлопали ребенка по плечу. А завтра он вас? С детьми нельзя так. Или еще хуже - устроили на школьном дворе столовую. Подумайте, ели арбуз! И хотя корки убрали, много арбузных семян осталось. Пришлось мне очень тактично, чтобы не ронять авторитета Геры в глазах детей, позвать уборщицу.

- Надо было мне сказать.