Я слушаю детство

Минька умывается из большой дубовой кадушки, похлопывая себя ладонями по груди и плечам: тогда кровь приливает к телу и не чувствуется холода колодезной воды.

Бабушка возится с чаем.

Минька накинул рубашку, пригладил гребешком волосы, приготовился сесть к столу.

Его подозвал Борис. Он тоже проснулся.

- Минька, ты про Курлат-Саккала слышал?

- Слышал. Ватя сказал.

- Боишься?

- Боюсь.

- Не надо. Не бойся.

- А как он поймает меня где-нибудь одного?

- Его самого милиция ловит. Да и на кой ты ему, стригунок, нужен! Вот если бы отец твой был здесь, тогда иной разговор. Смело бегай, гуляй.

Накормив Миньку, бабушка дала ему с собой завтрак - пирожки с вязигой.

Стук в окно. Это Ватя.

Минька подхватывает сверток с завтраком и выбегает на улицу. У Вати тоже сверток.

Ватя босой, брюки подвернуты, волосы после подушки торчком.

- Аллюр три креста. Опаздываем!

Минька и Ватя поспешно зашагали по пустынным улицам.

Изредка попадались маленькие пацанята, которые гнали в стадо коз.

- А твоя коза? - спросил у Вати Минька.

- Сама дойдет.

- А если не захочет?

- Пусть попробует! Я ей наперед выдал в лоб два щелчка.

Минька и Ватя взбираются на Цыплячьи Горки переулками с желтыми заборами из ракушечника, усеянными поверху осколками бутылочного стекла. В ракушечнике поблескивают капельки ночной влаги, еще не высушенной солнцем.

На перекрестках - круглые каменные тумбы для афиш, вколоченные в землю рельсы - коновязи, пустоши с высоченными колючками, в которых в полдень зной и сухость.

Вскоре приятели оказались на окраине Бахчи-Эли, где были плантации чайной розы.

Вошли в дощатые ворота, поднялись по ступенькам в контору. В большой комнате скопилось уже много ребят. Бригадиры проверяли своих, выкликая по фамилии, и раздавали полотняные торбы с лямками.

Ватя и Минька протолкались к Гопляку.

- Пришел, значит? - сказал Гопляк.

- Значит, пришел, - ответил Минька.

- Получай. - И Гопляк подал Миньке торбу с лямкой.

Минька взял торбу и, как показал ему Ватя, надел через плечо.

Неожиданно Минька почувствовал, что кто-то тронул его за рукав. Он обернулся.

Перед ним стояла Аксюша в коротеньком сатиновом платье и в косыночке, повязанной рожками.

- Ну! - сказала Аксюша.

- Что?

- Ну почему ты молчишь?

Минька и сам подумал, почему он молчит и стоит балда балдой, когда надо сказать Аксюше что-нибудь самое дружеское.

Перед Минькой вынырнул Кеца и, схватив за пуговицу на рубашке, спросил:

- Чья пуговица?

- Моя, - машинально ответил Минька.

- Тогда, - на, возьми ее! - И Кеца, оторвав пуговицу, сунул Миньке в руку.

Минька едва не задохнулся от злости. Кинулся было на Кецу, но Кеца скрылся в толпе ребят.

- Не обращай внимания, - спокойно сказала Аксюша, - он дурак. А пуговицу я тебе пришью.

Раздалась команда строиться по бригадам.

- Побежали к своим! - сказала Аксюша и, притронувшись пальцем к Минькиной щеке, засмеялась. - Ой и сердитый ты! Сейчас зашипишь, как сковородка.

Кусты на плантациях были высажены длинными рядами.

Ватя и Минька выбрали себе ряд, где розы погуще. Минька должен был собирать лепестки по одной стороне кустов, Ватя - по другой.

Они положили завтраки на землю, прикрыли ветками и приступили к работе. Минька быстро наловчился обрывать лепестки, складывать в торбу. Старался не оставлять на цветках обрывков, или, как говорил агроном плантации, лохмотьев. Вначале Ватя ушел вперед, но подождал Миньку, и тогда они начали работать рука в руку.

Пройдя первый ряд, заступили на второй.

По соседству собирали цветы Гопляк с Аксюшей.

- Вызываем! - сказал Ватя.

- Принимаем вызов! - ответила Аксюша.

Гопляк, обыкновенно нерасторопный и вялый, заработал сноровисто и проворно.

Никто не переговаривался, чтобы не терять времени.

Лепестки в торбах пришлось уминать: они не помещались и вываливались.

Минька в кровь оцарапал колючкой ладонь, но останавливаться, чтобы заклеить листиком ранку, было некогда.

Аксюша и Гопляк и без того уже обгоняли и, не скрывая, громко торжествовали победу.

Минька и Ватя проиграли.

Они пошли проверить работу Гопляка и Аксюши, но ни в чем не углядели погрешностей: ни один цветок не был пропущен и лепестки были собраны без лохмотьев.

- У нас в ряду цветов было больше, - не сдавался Ватя. - А у вас все бутоны.

- Неправда, - сказала Аксюша. - Вам обидно, вот вы и придумываете отговорки.

Просигналил горн - перерыв на завтрак.

Минька с Ватей отправились к тому месту, где сложили свертки. Устроившись в тени кустов, выпили морса, который притащил с собой Ватя, и насладились пирожками с вязигой. После пирожков опять надулись морсом и растянулись отдыхать.

Пришла Аксюша:

- Упарились, ударники!

Ребята промолчали, переполненные вязигой и клюквенным холодом.

- Минька, а где твоя пуговица?

Минька достал из кармана пуговицу.

- Дай сюда. - И Аксюша присела с иголкой и ниткой.

- Где ты взяла? - удивился Минька.

- Что?

- Иголку и нитки.

- У девочек. Не шевелись - уколю.

Минька ощущал у себя на щеке теплоту ее дыхания, видел совсем близко уголок ее прищуренного глаза, длинные изогнутые ресницы с обгоревшими на солнце кончиками и маленькое ухо, просвеченное солнцем, покрытое пушком, точно цветочной пыльцой.

Аксюша ловко вкалывала иголку в материю, перехватывала, вытаскивала. Снова вкалывала.

Но вот Аксюша нагнулась, откусила зубами нитку:

- Готово.

У весов для сдачи урожая выстроилась очередь.

Миньку поразила гора лепестков, которая возвышалась рядом с весами на брезенте.

Ребята высыпали из торб свой сбор в фанерный ящик.

Приемщик взвешивал, заносил в конторскую книгу цифры. Бригадиры заносили цифры к себе в список. Очередь продвигалась быстро.

Кеца вытряхнул из торбы цветы. Приемщик замерил вес, не глядя опрокинул ящик в общую кучу на брезенте.

Никто ничего не заметил, только Ватя заметил: когда приемщик опрокидывал ящик, промелькнул кусок кирпича.

Ватя локтем подтолкнул Миньку:

- Ты чего?

- Кеца кирпич подсунул!

- Куда?

- В розу.

Минька положил на землю торбу, подошел к Кеце:

- Кирпичи подкладываешь? Побольше заработать захотел?

- Не цепляйся, камса соленая! - закричал Кеца и взъерошился. - По морде слопаешь!

Ребята зашумели.

- Сам слопаешь - в ушах засвистит! - Минька двинулся плечом на Кецу, упрямый, драчливый.

Кто-то удержал его за рубаху.

Минька оглянулся. Это была Аксюша. В глазах испуг.

- Минька! Он старше!

Воспользовавшись этим, Кеца стукнул Миньку по шее ребром ладони. От неожиданности Минька покачнулся, но устоял.

Отуманенный болью и вспыхнувшей злобой, бросился на Кецу и, как учил Борис, подбил ногой справа и ударом руки слева.

Кеца, словно чурка, кувыркнулся в траву.

Минька не устоял и свалился на него. Сцепившись, они покатились, корябая ногами землю.

Ребята кинулись разнимать. Но они не давались.

Наконец, пыльных и всклокоченных, с локтями и коленями, зазелененными травой, их разняли, оттащили друг от друга.

- Я из тебя дранок еще настрогаю! - пригрозил Минька.

Кеца, захлебываясь, глухо дышал, не в силах сказать ни слова, и только зажимал зубами рассеченную губу.

Приемщик нашел в лепестках обломок кирпича и, ухватив Кецу за шиворот, повел в контору.

Глава III

НЕБО ДО САМЫХ КРАЕВ

Вечером вышли в степь - Минька, Ватя, Аксюша, Таська Рудых и Лешка Мусаев. Надели теплые куртки, потому что пробыть в степи надо будет долго. И не просто пробыть, а лечь на землю и считать звезды.

Лягут голова к голове, приставят к глазам ладони. Каждый будет считать звезды, которые в его ладонях. А потом цифры сложат, и получится общее число звезд. Сколько же их над слободой, больших и ярких?