Золотые росы

- Нечего смеяться-то, - сердито сказала бабушка и легонько толкнула меня в плечо. - Она, горемычная, и так уж натерпелась, обижать ее - грех...

Я сконфуженно замолчала.

Возле двери бабушка остановилась и, нагнувшись к нам, прошептала:

- Вы как заявитесь, так сразу просите прощения. Мать покричит на вас для острастки и все. Больше ничего не будет, не бойтесь.

КРЫЖОВНИК И ВАЗА С ЦВЕТОЧКАМИ

Через несколько дней от Алькиной "смертельной" раны и следа не осталось. Она снова гуляла во дворе и назойливо приставала к нам с Зинкой. У меня так и чесались руки надавать ей хорошенько, чтоб не лезла, но я решила больше с ней не связываться. Не обращая на нее внимания, мы с Зинкой в углу двора снова лепили посуду.

- Я тоже хочу, - канючила Алька.

- Лепи. Кто тебе не дает? - сказала я, отделяя ей кусок глины.

Алька неуверенно мяла в руках глину, с завистью поглядывая на мой новый сервиз, который уже сушился на солнце.

- Дружок твой пришел, - сказала ей Зинка, заметив за забором Петькину сатиновую рубаху.

- Повадился сюда! - сердито сказала я.

В самом деле, последнее время Петька вечно шнырял возле нашего дома. Однажды тетя Люся поманила его к себе и, оглядев с ног до головы, спросила:

- Как тебя зовут, мальчик?

- Петя, - сказал он смущенно.

Петькино смущение покорило тетю Люсю, и она решила, что это вполне подходящий товарищ для Али.

- Ее зовут Аля, - сказала она, кивнув на стоявшую рядом Альку, можешь с ней поиграть, если хочешь...

Еще бы он не хотел! Когда все от тебя отвернутся, будешь рад любой компании. С этого дня у них с Алькой завязалась дружба. Петька даже приглашал ее к себе в сад и угощал крыжовником.

Зайти во двор Петька побоялся. Они о чем-то пошептались возле калитки, потом Алька сбегала в дом, - видимо, спросить разрешения у тети Люси, и они исчезли. Мы с Зинкой успели испортить не по одному куску глины, а Алька все не возвращалась.

- Интересно, куда они делись? - задумчиво сказала я.

- Наверно, у Петьки в саду, - пожала плечами Зинка.

- Пойдем посмотрим, - предложила я.

Мы бросили свою глину и пошли.

- Смотри, смотри! - прошептала Зинка, когда мы поравнялись с Лещихиным забором.

Я поднялась на цыпочки и увидела Альку. Она сидела на скамеечке и, болтая ногами, ела крыжовник, который был насыпан у нее в переднике. Петька стоял рядом и воинственно размахивал тонким прутом.

- Ишь, красуется! - хихикнула Зинка.

И вдруг я увидела Таньку.

- Смотри-ка, и Танька там!

- Что она там делает? - не меньше меня удивилась Зинка.

- Крыжовник собирает... кажется...

Танька и в самом деле собирала крыжовник. Одна рука у нее была занята спелыми, прозрачными ягодами, и она, держа ладонь лопаточкой, двигалась осторожно, чтобы не рассыпать их. Петька, ухмыляясь, наблюдал за нею.

- Может, уже хватит? - сказал он.

- Сейчас, Петя, сейчас, - заторопилась Танька, - еще немножечко...

Она сорвала пару самых спелых ягод и осторожно положила их поверх остальных. Золотистый крыжовник пирамидкой возвышался на Танькиной ладони. Видя, что больше не поместится, она вздохнула и, взглянув на Петьку, сказала:

- Ну, Петя, все...

- Становись сюда! - приказал ей Петька, показывая на ровное место перед скамеечкой. Танька, боязливо моргая ресницами, встала перед Петькой. Алька перестала есть и уставилась на Таньку. Мы с Зинкой удивленно переглянулись, не понимая, что за представление там происходит. Петька не спеша закатывал правый рукав своей новой рубахи. Взглянув на него, Танька робко сказала:

- Петь, а может, лучше там, за калиткой? Я уж тогда сразу и пойду...

- А ты не сбежишь, с крыжовником? - недоверчиво спросил Петька.

- Честное слово, не сбегу! - тараща глаза, заверила Танька.

- Ну ладно, пошли! - согласился Петька.

Алька подобрала рукой передник с ягодами, и все трое отправились на улицу. Мы с Зинкой присели возле куста. Не доходя до калитки, Танька приостановилась и, взглянув на Петьку, жалобно сказала:

- Петь, а может, я пойду, а?

- Э, нет! - заявил Петька. - Сразу не надо было соглашаться, а теперь расплачивайся...

Танька пересыпала крыжовник в пригоршню и, повернувшись к Петьке спиной, закрыла глаза. Он, воровато оглянувшись вокруг, быстро размахнулся, прут свистнул в воздухе и...

- А-а-а-а! - закатилась Танька, хватаясь руками за то место, по которому пришелся удар. Ягоды, подпрыгивая, покатились по дорожке.

- Эй, Танька, а крыжовник? Крыжовник подбери! - крикнул уже вслед ей струсивший Петька. Но Танька даже не оглянулась.

- Ах ты, гад проклятый! - Зинка, вся бледная от возмущения, рванулась к Петьке.

Мы сшибли его с ног...

Закрывая руками голову и давя рассыпанные Танькой ягоды, он катался по дорожке. Потом, изловчившись, юркнул к себе в калитку, и перед нами осталась одна перепуганная насмерть Алька.

- Я... я ее не трогала, - лепетала она.

Я было шагнула к ней, но Зинка, остановив меня, спросила:

- Это за что он ее так?

- Танька попросила ягод... Ну, он разрешил, только с уговором: пусть берет крыжовника, сколько унесет в руках, а он за это... один раз... прутом... Танька сама согласилась, - сбивчиво рассказывала Алька.

- А ты тоже крыжовник ела? - нахмурясь, спросила Зинка.

- Ела, - едва слышно сказала Алька.

- А прутом не получила? - допытывалась Зинка.

- Нет, - глядя на нее округлившимися от ужаса глазами, прошептала Алька.

- Значит, тебе тоже положено? - прищурив глаза, сказала Зинка.

Я готова была тут же восстановить справедливость, но Зинка, не обращая внимания на мой воинственный вид, сказала Альке:

- Эх ты, жаба! Убирайся отсюда, чтоб я тебя не видела...

Алька, вытряхнув из передника остатки крыжовника, быстро зашагала прочь.

- Эх, зря не дали! Все равно ведь нажалуется! - глядя ей вслед, с сожалением сказала я.

Зинка бросила на меня хмурый взгляд и промолчала. Весь этот день я просидела у нее и решила пойти домой только когда уже совсем стемнело.

К моему удивлению, на меня никто не обратил внимания. Бабушка молча усадила меня есть, и лишь тетя Люся, изобразив на губах подобие улыбки, спросила, не с работы ли я так поздно. Алька за спиной матери делала мне какие-то знаки, но я показала ей кулак, и она, надув губы, обиженно отвернулась.

Утром, едва я вышла во двор, моим глазам предстала картина полнейшего разгрома на нашем глиняном заводе. Вся посуда была поломана и разбросана, как будто здесь ночью бушевал ураган. Мой новый сервиз, который вызывал зависть у Альки, превратился в бесформенные осколки.

В это утро наша Буренка не шла в поле чинно и важно, как и подобает всякой уважающей себя корове. Мне некогда было с ней церемониться, и я подгоняла ее вовсю. За поворотом я встретила Зинку, которая тоже выгоняла в поле свою рябую Лысуху.

- Алька у нас там все поколотила! Всю нашу посуду! - сказала я Зинке.

- С чего ты взяла, что это она? - спросила Зинка.

- Сама увидишь, - сказала я.

Коровы мчались галопом: Лысуха резво, с охотой, подхлестывая себя хвостом по облезлым бокам, Буренка - недовольно косясь на меня сердитым глазом. Наконец мы от них избавились и побежали к нам.

- Д-да, дела! - задумчиво сказала Зинка, глядя на учиненный погром. Я смотрела на нее, ожидая, что она скажет еще, но Зинка так ничего больше и не сказала. Мы сидели возле нашего дома на завалинке и молчали. Вдруг на крыльце появилась сонная Алька. Не замечая нас, она потягивалась, зевала, потом пошла через двор, осторожно ступая по земле босыми ногами.

Увидев разбитую посуду, ахнула и стала тревожно оглядываться по сторонам.

- Ишь ты - удивляется! Может, не она? - шепнула мне Зинка.

- Притворяется! Ты ее еще не знаешь, - уверенно сказала я.

По-прежнему не замечая нас, Алька нагнулась и стала собирать в кучу глиняные осколки.