Цыганок

- Храбрец нашелся! - блеснул глазами Ваня. - Привел же Васька немцев на наши квартиры.

- Привел он с перепугу. А потом одумался - рот на замок, - убежденно сказал Голуб. - Может, его и в живых сейчас нет, а мы о нем такое говорим. Нехорошо это.

- Я ему сто, а он мне двести! Надо расходиться. Если Цапля узнает, он нам головы посворачивает. Кроме шуток.

- Кончай, Цыганок! Чего ты...

- Какой он тебе Цыганок? - возмутилась бабушка, выходя из соседней комнаты. - У него имя есть. Ишь, дражнилку нашел!

- Баб, ну чего ты цепляешься? - пришел другу на помощь Ваня. - Гришка шутит.

- Ладно уж, шутники, - поубавила голос старуха. - А чего вы к порогу приросли? Раздевайтесь. Я вам на одной кровати постелила, Немного тесновато, может, будет...

- Да что вы! - повеселел Гриша, заговорщицки подмигнув Ване, - Вы не беспокойтесь, бабушка, нам хорошо будет...

Цыганок, вздохнув, погрозил Голубу кулаком и начал снимать пальто.

Из своей комнаты они слышали, как старуха закрыла вьюшку дымохода. Затем, кряхтя, полезла на печь. Долго шептала молитву, умоляя всевышнего защитить "неразумного внука Ванечку и его непутевого дружка..."

Цыганок начал нехотя раздеваться.

- Как хочешь, Гришка, но зря мы это делаем, - с сомнением сказал он.

- Кончай ныть, Цыганок! - нырнул в постель Голуб. - Не узнаю тебя. Уж очень ты осторожничать стал.

- Балда ты, Гришка!

Ваня повесил одежду на стул. Подошел к ходикам, висевшим на стене, подтянул похожую на еловую шишку гирю. Повернулся к дверям на кухню.

- Баб! А баб?

- Чего тебе, внучек? - сонно отозвалась старуха.

- Разбуди меня на рассвете.

- Спи, колосок, спи. Подниму тебя на заре, если уж тебе так хочется. Ох, боже, боже...

В хате стало тихо.

Тихо было и на улице. Снег перестал. Сквозь тучи прорвался месяц. Вокруг него начали несмело прокалывать небо звезды. В серебристо-сером полумраке засверкал снег. Белый от инея сад загорелся холодным огнем. Светлая морозная тишина лежала вокруг.

Вдруг скрипнул забор. Через него перелез человек в полушубке. На ногах его были черные валенки, подвернутые вверху. Какое-то время он стоял неподвижно, прислушиваясь. Затем осторожно, высоко поднимая ноги, направился через сад к двору Цыганка. Сгибаясь под окнами, обошел хату. Остановился у занавешенного окна, из которого пробивалась теплая полоска света. Припал лицом к стеклу и долго всматривался. Внезапно окно потемнело: в комнате погасили свет. Человек тихонько отошел к забору. Утоптал вокруг себя снег, сунул руки в карманы и застыл.

5

- Ваня! Ванечка! Да проснись ты, дитятко! Вот разоспался! Вставай, внучек, утро уже на дворе.

- Что? Утро? Я сейчас, баб, - Цыганок спрыгнул на пол, сладко потянулся, зевнул, - Гришка, кончай дрыхнуть. Подъем!

В ответ послышалось сонное бормотание. Ваня махнул рукой и начал одеваться. Подошел к окну, снял с гвоздей одеяло. Стекла были густо разукрашены ледяными васильками и ослепительно переливались всеми цветами радуги. Цыганок наклонился к обмерзшему стеклу, начал согревать его дыханием.

Через круглый, величиной с пятак, глазок увидел искристо-розовый от солнечных лучей сад, махровую изморозь на ветвях жасмина. У колодца, словно вороненая поверхность металла, блестела на солнце наледь. Ваня повел от нее глазом влево и остолбенел.

У калитки стоял солдат с автоматом.

Цыганок отшатнулся от окна, бросился к Гришке.

- Немцы!

- Где? Что?

Голуб вскочил, как ошпаренный, прыгнул к столу, сорвал с него одежду и стал лихорадочно одеваться.

- Говорил я тебе, говорил, что не надо ночевать, так нет! - закричал в отчаянии Ваня. - А теперь вот влипли, елки зеленые!

В комнату вбежала перепуганная бабушка. С мокрых рук ее на пол капала вода.

- Ой, господи! Пронеси беду стороной! - запричитала она. - Ваня, не выходи на улицу. Убьют ироды... Боже милостивый, помоги!

- Что будем делать? - Гриша сорвал с гвоздя пальто.

- Скорей в сени! Лезь на чердак! Оттуда - на соседний сарай! Жми к кладбищу! Быстрей!

- А ты? - остановился в дверях Голуб.

- Я следом... Только пистолет в дровах возьму...

- Ой, божечка-боже! Что ж это делается на свете? - суетилась на кухне бабушка.

Ребята бросились в сени, Гриша стремительно, будто матрос по вантам, побежал по лестнице на чердак. Ваня приоткрыл дверь, выглянул во двор. Немец стоял к нему спиной и притопывал ногами.

Цыганок выскользнул на крыльцо и тихонько стал подкрадываться к дровяному сараю.

Над головой загремела автоматная очередь.

- Хальт!

Чья-то сильная рука схватила его за воротник пальто, рванула назад.

Подбежал штатский. Проворно ощупал Ванины карманы, толкнул пистолетом в бок.

- Иди, щенок, в хату!

"Вот и все... - безнадежно подумал Ваня. - И зачем только я послушался Гришку?"

Привели на кухню. Бабушка заголосила на высокой ноте, начала ломать руки.

- Паночки, вы мои дорогие! Не трогайте его, сиротинушку бедную!

- Цыц, кочерга старая!

Человек в штатском ударил ее ногой. Ойкнув, старуха отлетела к печи.

- Ты Цыганок?

- Я? Нет, дядечка, что вы? Я - Ваня Дорофеев. А это моя бабушка. Мамка у меня умерла, так она вместо нее...

- Не ты? - угрожающе шевельнулся штатский. - Врешь, сученок! Ну-ка, покажи свои метрики!

- Сейчас, сейчас, дядечка... - Ваня бросился к бабушке, помог ей подняться. - Баб, где мои метрики? Ты не плачь. Они меня с каким-то Цыганком перепутали.

Охая, старуха с трудом выпрямилась и потопала из кухни в комнату. Вернулась, положила пожелтевшую бумажку на угол стола.

- Вот его метрики. Один он у меня... А ты не кричи. Мне уже бояться нечего, одной ногой в могиле стою. Жаль, что твоя мать не видит, чего ты тут вытворяешь, ирод...

- Утихни, старая обезьяна! - Человек в штатском оттолкнул старуху, взял в руки бумагу. - Гм-м... Иван Михайлович Дорофеев, тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения, белорус. Смотри ты, белорус! А сам на юду смахивает, - он бросил на стол метрики. - На, бери свою бумажку. Из хаты не выходить!

В дверях, широко расставив ноги, застыл солдат. Бабушка обвила руками Ваню. Слезы текли по ее морщинистым щекам.

- Ванечка! Это же они тебя ищут. Что же ты такое натворил? Ой, боже мой, боже! Что ж это теперь будет?

- Ничего, баб, ничего... Ты только не плачь...

Возле дома натужно завыла машина. Ваня с трудом оторвал от себя бабушкины руки, припал к оттаявшему стеклу. "Елки зеленые, Гришку повели! содрогнулся он. - Поймали все-таки!"

От сильного удара жалобно забренчало ведро в сенях. Дверь распахнулась настежь. В кухню вместе с морозным паром ворвался рассвирепевший человек в штатском. За его спиной выросли еще два солдата.

- Так ты не Цыганок, значит?

- Не трожь его, убивец проклятый! - вновь заголосила старуха, бросилась вперед, пытаясь заслонить собой Ваню.

Человек в штатском отшвырнул старуху в сторону. Коротким ударом" сбил Ваню с ног.

- Марш на улицу, змееныш! Отгулял свое!

Цыганок поднялся и, шатаясь, направился к двери.

- Ваня-а... Ванечка-а... Внучек мо-ой...

Неимоверной белизной сверкал снег. Яркое холодное солнце било прямо в глаза.

- Садись! - рявкнул штатский. - На снег садись! Теперь никуда не сбежишь, гаденыш!

6

"Кого они ждут? Почему не везут меня? - подумал Ваня. - Где Гришка?" Цыганок вздохнул, сплюнул. Сгреб горсть снега, приложил к разбитым губам.

Рядом гудела на одной ноте машина. Недалеко от нее по наезженной до блеска колее прыгали воробьи. Рыжий шофер вылез из кабины и, достав из кармана кусок хлеба, начал крошить его воробьям.

Ваня пошевелился на снегу. Воробьи испуганно вспорхнули вверх. Шофер оглянулся на Цыганка, недобро усмехнулся. Он медленно подошел к Ване, нагнулся и вдруг ударил ему в лицо пропахшим бензином кулаком. Цыганок опрокинулся на спину, глухо застонал.