Избранное

Впрочем, если даже одно из этих имён вылетит из вашей головы и вы, допустим, не сразу вспомните, как звали ту английскую писательницу, которая впервые вывела в свет суровую и милую Мэри Поппинс, то в любом случае вы будете твёрдо помнить, кто всё это перевёл для вас на русский язык. Или, вернее, пересказал на русском языке.

Итак, сколько же Борисов Заходеров? Кажется, пять?.. Нет, простите, больше! Я ещё забыл сказать, что он пишет стихи и для совсем взрослых людей, а это совершенно иное занятие, чем писать их для маленьких.

И всё-таки не торопитесь загибать пальцы. Потому что самое прекрасное и, между прочим, самое трудное - в том, что всюду, в стихах и поэмах, пьесах и киносценариях, сказках и пересказах он, хоть и разный, но один и тот же. Один-единственный.

...Как вам известно, есть такое понятие: "лирический поэт". То есть такой, который весь мир передаёт нам через свои собственные переживания, который делится с нами самым сокровенным. Например, пишет:

Я вас любил: любовь ещё, быть может,

В душе моей угасла не совсем...

Или (как вы поняли, речь о величайшем из наших поэтов, о Пушкине) говорит с гордостью:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный...

Но эти понятия: "лирический поэт", "лирика" - обычно относятся к поэтам, которые пишут не для детей. К "взрослым" поэтам. И казалось бы, это совершенно правильно.

Видите, как говорит Пушкин? "Я вас любил..." "Я памятник себе воздвиг..." Я, а никто другой! Ну, а детские поэты - разве они о себе рассказывают? Ничего подобного!

Одеяло

Убежало,

Улетела простыня,

И подушка,

Как лягушка,

Ускакала от меня...

Или:

Мистер

Твистер,

Бывший министр...

Или:

Дело было вечером,

Делать было нечего...

И всё же, едва нам попадаются на глаза эти строчки, мы сразу узнаём их авторов - Чуковского, Маршака и Михалкова. Да и не только узнаём их, но узнаём о них, ибо, о чём бы они ни рассказывали - о грязнуле и Мойдодыре, о мистере Твистере или просто о ребятах, спорящих, чья мама "важнее", - мы видим самого поэта. Узнаём, что он за человек. Что любит. И чего не любит.

То же самое мы узнаём и о Борисе Заходере... нет, я неправильно сказал: узнаём так же, но не то же. Потому что он совсем не похож ни на одного из этих прекрасных детских поэтов, а это в искусстве случается не так часто.

Давайте прочтём одно совсем маленькое его стихотворение:

Плачет Киска в коридоре.

У неё

Большое горе:

Злые люди

Бедной Киске

Не дают

Украсть

Сосиски!

Смешно? По-моему, очень! Уж сколько лет я знаю эти строчки на память, но даже сейчас, переписывая их на бумагу, не могу сдержать улыбки.

А почему оно смешное - над этим вы не задумывались? Я задумывался и решил вот что: потому что оно серьёзное.

Не удивляйтесь и, пожалуйста, не думайте, будто я решил сострить. В том-то и дело, что поэт вовсе не собирался во что бы то ни стало рассмешить нас. Не придумывал что-то необыкновенное. Нет, он и вправду сочувствует бедной Киске. Он, как принято говорить, входит в её положение. Ведь мы с вами - вдумайтесь! - с её, Кискиной, точки зрения, действительно ужас какие злые. Ей так хочется украсть наши сосиски, уж так хочется, а мы не позволяем!

Разве каждому из нас не приходилось прятать от кошки или собаки то, что мы сами собрались съесть за обедом?! И в том, что изобразил Борис Заходер, для нас нет ничего непривычного. Но вот он заставил нас посмотреть на это привычное не нашими, а как бы Кискиными глазами - и всё сразу стало непривычным. Необычным. И смешным.

Это вообще свойство настоящих писателей - уметь взглянуть на всё не своими глазами. И понять даже тех, кого, кажется, понять невозможно.

Один приятель драматурга Евгения Шварца рассказывал, что его кот ведёт себя весьма странно: он терпеть не может, когда закрывают двери, и начинает требовать, чтобы его выпустили. Но стоит выполнить его желание и притворить за ним дверь, как он тут же начинает проситься обратно. Что бы это значило?

"Очень просто, - объяснил Шварц. - Коты думают, что люди запираются от них, чтобы тайком есть мышей".

Снова - смешно. И снова смешно потому, что сказочник (именно сказочник!) сумел взглянуть на нас с вами, на людей, словно бы хитрым и подозрительным взглядом самого настоящего кота, сумел понять этого хитрюгу, - ведь понять хочется всё на свете, большое и малое.

Рассмешить-то человека можно даже щекоткой, но настоящий поэт нас щекотать не будет. Смеша и смеясь, он непременно скажет при этом что-то для нас важное.

Уж на что весёлую сказку "Крокодил" написал Корней Иванович Чуковский, а известно ли вам, как он её написал? При каких обстоятельствах?

"Случилось так, - рассказывал сам Корней Иванович, - что мой маленький сын заболел, и нужно было ему придумать сказку. Заболел он в чужом городе, я вёз его домой в ночном поезде, он капризничал, плакал, стонал. Чтобы как-то утихомирить его боль, я стал рассказывать ему под ритмический грохот бегущего поезда:

Жил да был

Крокодил.

Он по улицам ходил..."

И так далее.

Вот как родилась знаменитая сказка. Вот зачем она родилась: чтобы помочь маленькому мальчику, чтобы утишить его боль.

Конечно, это особый случай. К счастью, далеко не у каждого поэта стихи рождаются при таких грустных обстоятельствах. Но каждый тоже хочет помочь своему читателю или слушателю. Помочь разобраться в окружающем нас сложном мире, понять, где добро, а где зло. Научить ненавидеть зло и радоваться Добру.

И как раз в том, что говорит поэт и чему он учит, выражается его характер. Видно его лицо - одно-единственное.

Сколько стихов написано про льва! Кто писал, как он грозен, кто - как красив. Борис Заходер тоже знает, как красива львиная грива и как грозно он рычит. Но пишет о льве по-своему:

Считался Лев царём зверей,

Но это было встарь.

Не любят в наши дни царей,

И Лев уже не царь.

Душил он зверски всех подряд,

Свирепо расправлялся,

А правил плохо, говорят,

С делами не справлялся.

Теперь сидит он, присмирев,

В неволе зоосада.

Он недоволен, этот Лев,

Но так ему и надо.

Говорят, прежде, в очень давние времена, зверинцы устраивались совсем не для того, чтобы полюбоваться на зверей, которых мы иначе и в глаза бы не увидели - хоть того же льва, например. Нет, в старинные зверинцы запирали хищных зверей, которые водились в тех краях, и вот, глядя на своих врагов, надёжно запертых в клетки, человек отучался от страха перед ними, убеждался, что он, а не лев или медведь царь природы, способный их одолеть.