Своими руками

Осенью я уехал из деревни в Москву учиться в ремесленное училище. Зимой мне написали, что бык с кольцом протянул ноги, помер, и сообщалась причина: «Заездили его, а кормить не кормили». Я и сейчас ещё думаю: если бы не отбирали его у мальчишек, доверили бы им ухаживать за быком и ездить на нём в школу, он мог бы много лет прожить на пользу людям. Я вспоминал рассказ деда Якова и соглашался с его словами, что не умели у нас к редкостному с добром относиться, не приучены были. И мы не были приучены к заботам, школ таких тогда не было и малы были, от отцов науку эту перенять не успели — война помешала.

Своими руками

Повесть

Дорога к депутату

Илья Лапшин отправился в сельский Совет сразу после школы. По литературе он получил двойку. По алгебре тоже могла быть двойка, но Надежда Викторовна не поставила отметку в дневник, сказала, что на следующем уроке вызовет его отвечать за два урока — и тогда не пощадит, если он споткнётся хоть раз.

Такого с Ильёй никогда не было, чтобы не знать ни одного урока. Если бы спрашивали по всем предметам, сегодня он действительно нахватал бы полный дневник двоек, но ему повезло, спросили только на двух уроках. Да и на этих он как-нибудь выкарабкался бы к троечке, хотя и не учил их, но слушал объяснения, а память у него была тренированная, и как-то ответить смог бы.

«А вот не мог, не мог, не мог!» — твердил он про себя, сдерживая слёзы, набегавшие от обиды.

Илья боялся с кем-нибудь встретиться, показать опухшее лицо. Но навстречу никто не шёл. Лишь со стороны окликнул Васька Трутнёв, бредший к дому мимо изб по пешеходной дорожке:

— Лапша, а ты куда? Заблудился, забыл, где живёшь? Твой дом в другой стороне.

Илья показал Трутнёву кулак.

— А, знаю… К Аньке идёшь.

На эти слова тоже был поднят кулак. Илья направился к однокласснику — тот заспешил к дому.

Илья сидел за одной партой с Анькой Князевой. Она три дня не приходила в школу, болела. Но Илья шёл не к ней, а на приём к депутату, её отцу, Фёдору Михайловичу Князеву, принимавшему всех в этот день в сельском Совете.

«И чего он тут принимает? При народе ничего не скажешь».

Илья шёл к депутату, наслышанный, что депутаты всем и во всём помогают, шёл с серьёзным разговором, с жалобой на отца и мать. Нет, они не били его, не обижали. Случилось совсем иное, на что он должен был пожаловаться, попросить у Фёдора Михайловича помощи.

Но на приём к нему Илья не попал. На сельсоветском крыльце была приклеена бумажка с надписью:

Илья обрадовался. В сельсовете за окнами было многолюдно. Разговаривать с Фёдором Михайловичем при свидетелях он стеснялся.

«Наверно, Фёдор Михалыч куда-нибудь уехал, — подумал Илья и решил: — Вечером домой к ним пойду. Все ходят домой — и я пойду».

Илья свернул в сад, ушёл к дальней от деревни канаве, побродил у вишнёвых зарослей, нашёл два яблока в листве под яблонями и устроился на солнышке под толстой ракитой.

Уже облетела с яблонь листва, земля была холодная, но на солнышке ещё пригревало. Илья любил тихие места, где никто не мешает мечтать. Он лежал, смотрел через ракитовые ветки на белые облака и думал, что хорошо стать лётчиком и летать под облаками. Только сперва надо вырасти большим, выучиться, а потом летать. Больше всего Илье хотелось стать взрослым. Если бы он теперь учился в восьмом или девятом классе, то отец советовался бы с ним, как советуется с Ленкой, с сестрой, не решал бы без него важные домашние дела.

Илья пригрелся, уснул и проспал до вечера.

«Вот это задал храпака, — подумал он. — Уже и доилка не работает».

Илья встал, отряхнулся от листвы, попрыгал для разминки, спрятал здесь же портфель, чтобы дядя Федя не подумал, что он, Лапшин, ещё не был дома после школы, не сделал уроки, и направился налегке через сад к дому Князевых.

К скотным дворам проехала молоковозка за молоком от вечерней дойки. Илья решил, что Фёдор Михайлович ещё не вернулся домой. Он всегда уходил с работы последним. Лучше его встретить на улице. Илья стеснялся Аньки: сразу спрашивает, к кому пришёл и по какому делу. «Схожу к клубу, а потом к ним, — решил Илья. — Посмотрю, что будет в клубе».

Илья трусил, когда подходил к дому Князевых, не знал, как начинать разговор с Фёдором Михайловичем, боялся заплакать от обиды на отца с матерью и на сестру, которая считает себя чуть ли не хозяйкой в доме, любит распоряжаться, указывать, только не работать. В восьмой класс ходит, а уже ногти красит и малюется вся, как трубочист в саже вымазана. Подушка чёрная от краски.

«Скажу: дядя Федя, я к вам по такому вопросу, — стал придумывать Илья речь. — А отец наш решил…»

Илья придумывал слова, переставлял их и так, и этак, но ладной речи, как ему казалось, не выходило. Он боялся, что Фёдор Михайлович не поймёт его просьбы, не поможет. А просьба была очень важная, секретная, знать о ней не должен был никто, кроме депутата, помогавшего людям во многих делах.

«Отец решил…» — подумал Илья, завидя освещённые окна Князевых. Поднимаясь на крыльцо, он оглянулся, взялся за скобку и зашептал:

— «Дядя Фёдор, у меня к вам такое дело…» Тьфу, привязалось это дело! «Дядя Фёдор, а дядя Фёдор…»

— Что? — отозвался из сенец Фёдор Михайлович. — Кто там? Заходи.

Илья прикусил губу от неожиданности, попятился, намереваясь бесшумно удалиться. Ему казалось, что он репетирует шёпотом, а слышно даже через дверь, вдруг растворившуюся перед ним. В сенях стоял Фёдор Михайлович.

— Дядя Федя, я к вам, — заговорил Илья.

— Я слышал, что ко мне. Заходи.

Илья переступил порог. Фёдор Михайлович спросил полушёпотом:

— Ты по секрету или как?

— По секрету, — ответил таким же тоном Илья.

У Фёдора Михайловича был в доме свой кабинетик, чего у других в деревне ни у кого не было.

— Пап, кто там? — услышал Илья Анин голос.

— Это ко мне, — ответил Фёдор Михайлович, взял от гостя курточку, повесил её на деревянную завитушку на стене и пропустил Илью в кабинет.

Илья не раз бывал у Князевых, считал, что тут у них чулан, а оказалось — кабинет с книжками. Глаза Ильи невольно забегали по полкам, по книжным корешкам, но сразу он прочесть не смог ни одного названия. Он лишь отметил, что в школьной библиотеке книг меньше и не такие они новые и толстые. Подумал, что Анька счастливая. Если бы у него в доме было столько книг, он из дому зря шагу не сделал бы, сидел бы и читал днём и ночью.

Фёдор Михайлович усадил растерявшегося посетителя на табуретку и сел сам у стола, заговорил:

— Ну, брат, выкладывай, что у тебя за секрет такой мучительный. Будем разрешать его. Или он неразрешим?

Илья сидя продолжал рассматривать книги, разобрал некоторые надписи, на одной старинной было выдавлено что-то мелкими буквами, что нельзя было прочесть, а ниже стояло: «Русский лес». Рядом на корешке Илья разобрал: «Бегство в города…»

— Давай сначала о деле толковать, а потом книжками заниматься, — снова попробовал привлечь внимание Ильи Фёдор Михайлович.

— Я пришёл, — сказал Илья, не отрывая взгляда от книг, — пришёл к вам…

— Вижу, что пришёл ко мне. А какая нужда пригнала?

Илье расхотелось говорить о своём деле, было желание пересмотреть все книжки, каждую подержать в руках, прижать к груди и бережно поставить на место. Он не знал, что книги имеют такую колдовскую силу, что не оторвать от них взгляда.

В углу кабинета затренькал звоночек.

— Ещё гость, — сказал Фёдор Михайлович и выглянул за дверь, но со стула не встал, сказал: — Обойдутся без нас — есть кому встретить. Ко мне сюда, — начал он рассказывать, — сигнализация проведена. Бывает, что все уйдут из дому, дверь закроют, стука не слышу, а звонок даёт знать. Потому и тебя встретил я неожиданно.