Парашют

— Что ты! Тише!.. — остановил я дневального.

В этот момент машина резко остановилась, и наш «генерал» прекомично клюнул носом. Дневальный, поняв свою ошибку, рассмеялся. Из палаток вышло несколько солдат.

— А ну-ка, братцы, помогите нам доставить этого молодца к аэростату!

Американский парашютный тормоз 1935 года. (Из современного журнала).

Солдаты подошли к машине и взялись за манекен.

— Пожалуйте, господин хороший!

Ого!.. Да какой он тяжелый!

И трое дюжих солдат понесли манекен к аэростату. Над разостланным на земле брезентом в воздухе покачивался уже готовый к подъему змейковый аэростат. Здесь я увидел толпу зрителей. Это были офицеры, солдаты, несколько дам — жены и родственницы офицеров — и несколько штатских с фотоаппаратами. По видимому, это были корреспонденты газет, приглашенные Ломачем.

Ко мне подошел командир парка и выразил удовольствие по поводу того, что испытание назначено в его отряде. Он просил меня распоряжаться приготовлениями. Нас встретили радушно и с большим интересом расспрашивали о новом спасательном приборе. Но меня сильно смущали корреспонденты. Среди них было несколько иностранцев, с которыми Ломач болтал то по-английски, то по-французски, то по-немецки, как на своем родном языке. Я отвел его в сторону и сказал:

— Меня, знаете, смущают эти газетные репортеры…

— Почему? — изумился Ломач. — Пусть рекламируют! Ведь это же в наших интересах!

— А вдруг какая-нибудь случайная неудача, совсем даже не зависящая от конструкции прибора? Человек сведущий поймет, а ведь эти ни в чем не разберутся и могут испортить или даже погубить все дело.

— Да успокойтесь вы! Оказывается, что я верю в ваш парашют гораздо больше, чем вы сами. Не волнуйтесь: все будет хорошо!

Автор с манекеном-парашютистом перед испытанием в деревне Салюзи.

Испытание парашюта «РК-1» в деревне Салюзи. Трое солдат несут манекен к аэростату.

Я распорядился поставить манекен у борта корзины аэростата и пропустил ему подмышками веревку — на ней он должен был висеть при подъеме. Рвущийся от затвора ранца шнур я привязал к одному из колец, на которых была подвешена корзина. Еще раз осмотрел все. Казалось, все было в порядке. Было уже четыре часа, и следовало начинать подъем аэростата. Мне стало ясно, что из начальства уж никто не приедет.

В корзину вошел летчик штабс-капитан Горшков с двумя помощниками.

— Вам, капитан, — сказал я ему, — надо будет только перерезать один конец петли, и манекен упадет.

— Есть! — ответил Горшков и, обращаясь к командиру, спросил: — Высота?

— Двести метров. По ее достижении дайте сигнал прекратить подъем. А перед сбрасыванием дайте сигнал троекратный.

— Есть!

Раздались обычные в то время при подъеме команды:

— Разобрать поясные!

— Есть разобрать поясные!

— В корзине!

— Есть в корзине!

— На поясных!

— Есть на поясных!

— На лебедке!

— Есть на лебедке!

И наконец:

— Отдать поясные!

— Есть отдать поясные!

Корзина плавно отделилась от земли, унося на своем борту манекен с надетым на него ранцем.

Аэростат уходил все выше и выше в голубую высь… Мое сердце четко отбивало удары. Вот первый сигнал: высота двести метров. Раздалась команда:

— Стоп да лебедке!

Испытание парашюта 6/19 июня 1912 года перед подъемом аэростата.

Испытание парашюта «РК-1» 6/19 июня 1912 года. Подъем аэростата. (Фото автора).

Подъем прекратили. Ждем… Все глаза и фотоаппараты направлены вверх.

Вдруг раздался троекратный сигнал рожка — и манекен отделился от корзины. Он перевернулся и стал падать вниз головой…

Еще мгновение — и около него вспыхнуло белое облачко. Оно сначала вытянулось, затем приняло форму груши. В начале третьей секунды оно превратилось в красивый белый зонт. Он резко выделялся на ярком голубом небе.

Раздалось дружное «ура», и все побежали вперегонки, чтобы видеть, как парашют опустится на землю. Так как ветра почти не было, то парашют отнесло недалеко, и я успел его сфотографировать еще в полете. Приземление парашюта было очень красивым: манекен стал ногами на траву и стоял так несколько мгновений, пока из-под купола парашюта не вышел воздух. Тогда он мягко лег набок, и парашют медленно накрыл его.

Парашют «РК-1» в полете. (Фото автора).

Скорость спуска парашюта оказалась очень небольшой— всего 1,7 метра в секунду. Это произошло, вероятно, потому, что воздух был сильно нагрет и подымался от земли, то есть парашют попал в «восходящее течение», как говорим мы теперь.

Уложив парашют заново, я попросил командира сбросить манекен с высоты всего пятидесяти метров.

— А вы не боитесь, что купол парашюта не успеет развернуться? — спросил меня командир.

— Мне бы хотелось, — ответил я, — испробовать самую маленькую высоту, на которой мой парашют может раскрыться. Да и чего же бояться? Ведь не человек прыгает.

И мы повторили опыт. Оказалось, что купол вылетел из ранца и стал раскрываться уже в двенадцати-пятнадцати метрах от корзины, и после полного раскрытия его манекен пролетел еще метров десять, пока не коснулся ногами земли.

На всех очевидцев испытания произвели очень хорошее впечатление. Все выражали горячее желание, чтобы ранцы-парашюты были введены как в авиации, так и в воздухоплавании. Меня поздравляли с успехом, а Ломач чувствовал себя положительно именинником. Всем окружавшим его корреспондентам он говорил:

— Ну, знаете, после такого блестящего испытания я считаю, что заказ штук на двести ранцевых парашютов мне обеспечен.

Я спросил у командира, почему на испытание не приехал никто из начальства. Ответ, который я услышал, заставил меня усомниться в радужных надеждах Ломача.

— Не знаю, — сказал мне командир. — Мы еще вчера сообщили начальству, что к испытаниям все готово и что они состоятся ровно в четыре часа. Спрашивали, кого нам следует ожидать. Но нам ответили, что о желании поехать к нам кого-либо ничего неизвестно. А из школы ответили, что генерал Кованько не будет, так как он «занят чем-то более важным».

Глава IX. Испытание парашюта с аэроплана. Отъезд Ломача за границу

Уже на следующий день все газеты писали об удачном испытании нашего ранца-парашюта.

Но я сконструировал свой ранец^:парашют специально для самолета, а сбрасывали его только с аэростата, поэтому мы с Ломачем не считали это испытание окончательным. Ломач добился того, чтобы нам разрешили испытать парашют, сбросив его с самолета.

В Инженерном замке сначала об этом и слышать не хотели, но потом понемногу стали соглашаться.

— Да, да, — говорили мне, — сбросить, конечно, можно… Но вот с какой машины? Тут нужна большая, тяжелая машина, а наши аэропланы легкие…

— Ну и что же из того?

— Как «что»? Да вы подумайте, что может случиться с аэропланом при ваших опытах! Аэроплан потеряет равновесие. Как же мы можем рисковать машиной для вашего удовольствия?

Эти знатоки авиации боялись, что самолет, потеряв нагрузку в пять пудов (восемьдесят килограммов), «козырнет» и разобьется.

— А как же за границей прыгают де-Кастелла, Пегу и другие? Там ведь от этого аэропланы не разбиваются! — протестовал я.

— А это вы уж у них спросите. Там, вероятно, для этого есть и машины специальные.

Наконец мне все-таки разрешили сбросить парашют с самолета. Но мы должны были сначала сбросить без парашюта груз в один, потом в два и три пуда, а манекен весом в пять пудов сбросить все-таки не позволили.