Заколдованное нагорье

Он придавил листок со схематичным планом буссолью, стал перед костром на колени и уложил записную книжку на землю, будто собрался молиться на нее.

— Вот так чесанем, — Валик провел ногтем прямую линию от Каверги до самого верховья, и она отпечаталась не хуже, чем от карандаша. — Петлять мы не будем. Возьмем азимут и за один день дочешем до Небожихи. — Он покосился на Устю. — Ловко я отыгрался, скажи?

— А вдруг он настоящий ученый?

— Такой же, как я космонавт!

Валик достал из рюкзака нож геофизика, вынул из кармана ножны.

— Впрочем, ты можешь повернуть назад — не держу, — сказал бесстрастным голосом.

Устя ничего не ответила.

Комары разбудили их рано, только начали проступать деревья из темной стены тайги. Трава, кусты и паутина серебрились от росы. Речка была забита туманом.

Валик увидел, что накрыт краем одеяла. Не заметил, как ночью вполз на горячую хвою и забился к Усте под одеяло.

Он бодро вскочил, начал бегать, разминая ноги. Устя тоже встала и сразу же принялась разводить костер.

Через каких-нибудь пятнадцать минут закипел чай в котелке. Они доели яйца, лук, редиску и сложили пожитки в свои облегченные котомки.

Тронулись в путь, собирая на себя росу.

Перебрели холодную Кавергу. Хлюпая мокрой обувью, поднялись на увал. Здесь увидели вывороченную сосну, застрявшую кроной между двумя другими соснами. Валик взбежал по накрененному стволу до самой верхушки, и перед ним открылось сосновое море с остроугольными выплесками елей.

— Ну и плоскогорье! — воскликнул он, козырьком кепки прикрывая глаза от солнца. — Глазу не за что уцепиться! Нет, стой, вижу Небожиху! Красавица!

На горизонте из моря тайги вставала скала, напоминающая крону гигантской ели. Сзади раздался шорох, и Валик ощутил на шее дыхание Усти.

— Вот прямо на вершину Небожихи и возьмем азимут, — проговорил он, на ощупь доставая компас из кармашка рюкзака.

Бронзовая оправа сверкнула на ладони. Валик склонился над буссолью, дождался, чтобы успокоилась стрелка, и закричал:

— Сто двадцать три градуса! Как вчера и рассчитал. Пометеорили! Мы их здорово обойдем, — добавил он, сбегая на землю вслед за Устей. — Если даже они рискнут продолжить маршрут.

— Как бы самих себя не обойти.

— Брось ты плакаться! Сейчас побежим — только шорох стоять будет.

— Я все папу во сне вижу. Не к добру это — покойника часто видеть во сне, так деда говорит.

— Не боись! Теперь с таким могучим компасом мы не пропадем!

Капитан таежной этой команды из двух человек лишь мельком глядел на компас, намечал дерево на кончике осевой линии и, почти не останавливаясь, двигался дальше. Странные нетаежные предметы уже начинали ему мерещиться то тут, то там. Но при подходе оказывалось, что это рыжая муравьиная куча, или трухлявая валежина, или рога сохатого, изъеденные зверьками, или просто солнечная зайчики в траве. И каждый раз у Валика сердце подскакивало к горлу. Устя же спокойно подходила к «предметам», на своего капитана поглядывала, как на человека чуть не в себе: с жалостью, предупредительностью и надеждой на выздоровление.

— Ну, подожди, — пробормотал Валик и прибавил шаг, — не может такая тайга да не подбросить подарочек!

Его свободная рука рубила солнечные узкие полоски, прорвавшиеся в сумрак тайги, расплескивала листья кустов, обнимала стволы деревьев или отталкивалась от них. Он не глядел под ноги. Он видел перед собою лишь ориентиры. Он развил высокую скорость. Перепрыгивал валежины, притаптывал кусты. Однако Устино легкое дыхание все время слышалось за его спиной. И только ичиги шуршали все сильнее.

Пора было уже пообедать, но Валик не останавливался. Он оставил мысли о пробах как резервный вариант и все больше утверждался в надежде обнаружить какой-нибудь ящик отряда с налету, не доходя до Небожихи. Все чаще приходилось выплевывать мошкару, пойманную раскрытым ртом, но капитан не сдавался.

И тут подвернулась тропа, которая была глубокой, как корыто. Лишь изредка зарывалась она в мох или траву. Валик прикинул ее направление — сто двадцать два - сто двадцать пять градусов. Тропа была протоптана лосями, изюбрами и козами по их азимуту, хоть и петляла иногда возле кустов и деревьев.

Но Валику петли были кстати. Он делал короткие перебежки на поворотах тропы, когда Устя не могла увидеть его за кустами. И так перехитрил ее: оторвался метров на двадцать. Убедился в этом, когда на миг обернулся перед островком черемухи, за которой резко сворачивала тропа. Он подумал, что за этими кустами выиграет сразу метров десять. И в тот же миг земля расступилась под его ногой. Он ойкнул, поймался рукой за черемушью ветвь, но та стряхнула его в какую-то яму.

Коротко вскрикнув, Валик приземлился на ноги. На голову полетели жердочки, мох и усохшие листья. Капитан застонал, но тут же схватил себя за губы: большего позора перед Устей трудно было придумать.

— Э-э-эй, Устя, осторожней, ловушка.

Перед ним прыгал на глиняную стенку лягушонок. Он шлепался на дно и снова кидался на стенку. Валик измерил взглядом расстояние до корня, который торчал на краю ямы. Глубина была метра два с половиной.

— Отсюда, братец, не выпрыгнешь, — сказал он лягушонку, кривясь от боли. — Вот это сюрприз! Кто же это тут так старается?

Над головой раздался шорох. В лицо полетели сухие хвоинки и комочки глины. Над ямой белело лицо Усти, обрамленное козырьком шляпы под накомарником. Глаза были темные от расширившихся зрачков. Но вот она увидела, что ее капитан стоит на ногах, и тихо рассмеялась. Зрачки ее сразу ужались, а круглые ноздри вытянулись. Устя не могла удержаться от смеха: «Наконец-то этот молодец залетел... Рассказать ребятам, как городской гость в ловушку попал, — со смеха умрут...»

— Ну, что же ты? — спросил Валик. — Хочешь меня оставить в этой яме?

Устя протянула в ловушку жердь из настила. Валик не спеша поймал лягушонка, выкинул наверх, потом подвесил ружье и рюкзак на жердь. Все это вытянула Устя и снова опустила жердь. Он ухватился повыше срезанного сучка и заскреб стенку ногами. Из-под кед полетели комочки глины. Подошвы соскользнули, и он повис на жерди.

— Тяни! — приказал он, но жердь скользнула вниз. — Эх ты, слабачка!

Устя сама чуть не свалилась в яму — ичиги скользили по траве. Тогда она подложила под ноги высохшую ветку и снова потянула жердь. Лицо ее напряглось, капля пота слетела с кончика носа, треснула под мышкой кофта. Но усилия оправдались — Устин капитан вывалился на край ямы.

— Уф-ф, — выдохнул он. — Хотел бы я знать, кто это на тропе вырыл такую яму?

— А ты огорода не видел, что ли? — Устя ударила прутиком по темному колу, к которому гибкими ветками были примотаны продольные жердины. С другого края ямы тоже шла такая ограда, исчезала в дебрях.

— Огорода? — прищурился Валик. — Для чего же городился этот огород, а?

— Чтоб звери шли в ловушку, — ответила она простосердечно и кивнула на яму.

— Какие звери? — у Валика от ярости булькнуло в горле.

— Сохатые. — Устя вынула из кофты булавку, начала выцарапывать из ладони занозу. — Изюбры.

— Это при запрете-то такие ямы? — вскрикнул Валик.

— У дедушки с сельпо договоренность полная, не беспокойся! — вспылила Устя, размахивая булавкой. — Вы же в городе и едите это мясо!

— А я что-то не припомню такого мяса! — Капитан достал записную книжку и нарисовал ловушку на плане. — Похоже, дед твой не такой уж передовой охотник. Посадить бы его самого в эту ямку на неделю да всех защитников его!

— Тебя не спросили!

— А может, еще и спросят. На всякий случай, с тропы я эту штуку пока уберу!

Он спрятал книжку в карман, вынул из рюкзака топор и начал крушить огород. По тайге разнесся треск. Валик разбил заплот шагов на тридцать в обе стороны. Стащил жерди и колья к ловушке. Плотно замостил яму жердями. Потом вынул из рюкзака кусок хлеба, отломил половину спутнице, навьючился и зашагал дальше.