Сказки капитанов (сборник)

Он одной рукой прижимал к груди запеленатого Шкурика, другой махал, будто канатоходец.

Здесь, в проливе между Горбунцом и берегом, ветер «заходил», дул теперь не в спину, а сбоку. Волны перекатывались через камни слева направо, гребешки били Генчика по ногам, хотели столкнуть. Но он все же пробирался к спасительной земле — где по щиколотку, где по колено, а где и по пояс.

Он опять начал гордиться собой, потому что все делал как надо. И сквозь дрожь — снова:

И судьба отомстила Генчику за эту гордость. На середине пути камни кончились. Он попытался нащупать их ногами, ухнул по горло и отчаянно выбрался назад, на скрытый под водою бетонный блок.

Над поверхностью торчала из блока ржавая балка. Шириной с Генчика. Этакий могучий рельс — кривой, с выступами по краям.

Генчик укрылся за этой балкой от ветра, прижался с бугристому железу спиной. Глубины было то по колено, то по пояс — зависело от наката волн. Порой волна ударяла так, что гребень взлетал по балке, как по желобу, и брызги сыпались Генчику на голову.

Над головой летели серые и глинисто-желтые клочья облаков. Генчик, содрогаясь от озноба, смотрел то на облака, то влево — на берег. Там к песку прибилась сбежавшая от него лодка. Шкоты порвались, парус опять полоскался — как развешенная для просушки скатерть.

Совсем недалеко. Если бы не такие волны, Генчик бы доплыл. Ему даже захотелось в воду — в ней теплее, чем на ветру. Может, попробовать? Но плыть он мог, лишь махая двумя руками. А куда денешь Шкурика?

«Посажу на голову! Вцепится в волосы, удержится… А если нет? Но я же не виноват! Здесь мы оба пропадем…»

Они не пропали. Когда Генчик, дрожа, начал разворачивать рубашку, в пролив между берегом и Горбунцом влетела знакомая моторка.

И никаких лишних слов и вопросов! Только по делу!

— Я не подойду, расшибет о камни! Поймаешь веревку?

— Давай!

Бил озноб, но Генчик сумел прижать локтем брошенный конец, потом привычно, одной рукой, опоясал себя беседочной петлей. Пригодилась наука…

— Тащи! — И Шкурика покрепче прижал к груди.

Потом — желтая вода над головой, плеск в ушах, гулкий металлический борт, крепкие руки спасателя Кубрикова. Пыльный брезент, окутавший тело — такой спасительно сухой. Что-то горячее из термоса. Тепло по жилам.

— Кха… Ой… Петь! Ты как меня нашел? Случайно?

— Не случайно. Пацан прибежал, закричал, что тебя на остров сдуру понесло…

— Не сдуру. За Шкуриком… Петь, дай что-нибудь сухое, Шкурика завернуть.

Петя сунул ему кусок ветоши.

— Петь, а кто прибежал? Бычок?

— Не знаю, бычок или корова. В очках…

— Кто же это?

Но тут сладко навалилась дрема. Двигатель стучал так ровно, качало так уютно…

3

Оказалось, что спаситель Генчика — не Бычок. И не кто-то из компании Буси и Круглого (на фиг им Генчик нужен!). Когда Петя внес завернутого Генчика в дежурку, тот увидел… Федю Акулова!

Генчик задрыгал ногами.

— Карасик! Ты тут… чего?

Тот смотрел прямо (за очками глаза большие и честные):

— Я шел за тобой следом. Думал, они на тебя набросятся, а я заступлюсь. И тогда мы с тобой помиримся…

— Мы же… вовсе и не ссорились. — Генчику вдруг опять захотелось плакать. От непонятной жалости: то ли к Карасику, то ли к себе, то ли к притихшему у груди Шкурику.

— Ну… все равно. Я шел за тобой и… Ну, в общем, следил. Спрятался у забора и все слышал. Хотел за тобой в лодку, но… не успел. И побежал сюда…

Они помолчали.

Генчик тихо попросил:

— Ты все равно приходи…

— Не знаю. Может, потом… — И Карасик боком выскользнул из дежурки. Странный такой Карасик. Спас Генчика, а все равно будто виноватый…

Петя возился с жарким электрическим обогревателем. Шкурика распеленали. Он теперь сидел у рефлектора и умывался черными лапками. Ожил…

Петя принес просторную клетку.

— Раньше тут жили два попугая. Этому зверю в самый раз…

Потом он велел Генчику раздеться, уложил вниз пузом на лавку и начал тереть рукавицей из шинельного сукна. Генчик терпел, терпел и заверещал.

— Орешь, значит, будешь жить, — с удовольствием сказал Петя.

— Ой, хватит! Всю кожу содрал!

— Так тебе и надо! Чтобы дурью не маялся! Понесло его через озеро в дырявой лодке! Спасатель нашелся!

— Ну и спасатель! Да! Я… живое существо спас!.. Ай!.. Ты старший спасатель, а я младший!.. Ну, хватит меня обдирать!

— Спасатели — и старшие, и младшие — должны головой думать, а… не вот этим местом! Чтобы их самих спасать не пришлось! Мореплаватель в разбитом корыте…

— Ай!.. Я больше не буду!.. Хватит! А то Ленке скажу, чтобы не выходила за тебя!

— Я вот тебе скажу… — Петя поставил Генчика на ноги, закутал в мохнатую фуфайку и опять дал глотнуть горячего с сахаром. Просто кипяток!

— Ты меня уморишь, — отдышавшись, сказал Генчик. — Хватит меня мучить, я домой хочу…

— Сиди, пока шмотки не высохли… И расскажи про все подробно.

Генчик рассказал. И признался даже, как раньше боялся Шкурика и как его чуть не прострелил.

Петя слушал задумчиво. Потом пообещал:

— Я про этот случай рассказ напишу. Будет называться «Младший спасатель Бубенцов».

— Правда? Значит, я попаду в книжные герои! Ура…

— Ну, до книжки мне далеко. А в газете, может, напечатают.

— Хорошо иметь родственника-писателя…

— Ты мне подразнись! Опять варежку возьму.

— Я больше не буду!

Когда одежда высохла, Петя отвез Генчика на моторке к Тележному спуску. И проводил до дома.

Они внесли клетку со Шкуриком в сарай. Шкурик подозрительно принюхивался. Генчик принес ему горсть пшена и молоко в блюдце. Чем кормить детенышей болотных крыс-мутантов, он не знал. Шкурик попробовал и пшена, и молока. И стал умываться. Ну совсем как человечек.

Генчик и Петя постояли над клеткой.

— Вроде бы очухался, — сделал заключение Петя. — Значит, не помрет.

Петя ошибся. Когда на следующее утро Генчик прибежал в сарай, Шкурик лежал в клетке неподвижно. Скорчился и прижимал к груди черные ручки. Глаза были задернуты пленкой.

Генчик просунул руку. Потрогал Шкурика. Погладил. Потом принес со двора большой лопух. Завернул в него крысенка. Только острый голый хвост торчал из лопухового свертка.

Генчик похоронил беднягу Шкурика за сараем, недалеко от своего игрушечного города. Никуда не денешься, рядом с городом всегда бывает кладбище.

В плоский холмик он вкопал похожий на пирамидку обломок кирпича и написал черным карандашом:

ШКУРИК

Большой печали Генчик не чувствовал. Что поделаешь? Он старался, он спасал. Раз несчастный Шкурик не пережил вчерашнего, значит, такая у него судьба.

Правда, ресницы все-таки слегка намокли…

Конечно, жаль Шкурика… Если все живое появляется на свет не зря, значит, и этот шкыдленок жил для какой-то пользы. Для какой? Чтобы радовать своего хозяина Бусю? Но тот его предал… А может, для того, чтобы отучить от страха Генчика Бубенцова?

«Тогда спасибо тебе, — мысленно сказал Генчик Шкурику. А потом вдруг подумалось дальше, о себе: — А от тебя-то какая польза? Ты зачем на свете?»

В самом деле, какой от него, от Генчика, в человеческой жизни прок? Что он сделал хорошего? Пожалуй, одно: помог старой тетке достроить модель… Но и эта история окончилась плохо.

Нельзя, чтобы она окончилась так!

Генчик понял, что сейчас побежит к Зое Ипполитовне. Сию минуту! В конце концов, есть повод: надо отдать пистолет… А дальше будет видно.

Но расстаться с пистолетом вот так, сразу, было жаль. И Генчик пострелял с крыльца. По бельевым прищепкам на веревках, по жестянками и головкам одуванчиков.