Тайна Соколиного бора

Он никак не мог примириться с тем, что его не пустили в разведку. Только собрались они, только отъехали несколько сот метров, как их догнал Соловей и передал приказание командира: Тимке и Софье Петровне вернуться.

Тимка даже забыл попрощаться с Виктором. Спохватившись, он долго и печально провожал взглядом сани, на которых быстро удалялся товарищ.

— Что же, я хуже Виктора? А? — чуть не заплакал Тимка.

— Стало быть, хуже, — усмехнулся Соловей. — Видать, натворил чего-нибудь, вот и не пустили…

Тимка раздраженно взглянул на Соловья: поддразнивает, наверно? А может, и в самом деле дознались?..

Кровь бросилась ему в голову. При мысли, что его проделка уже всем известна, мелкая дрожь прошла по всему телу…

Возвратясь в лагерь, он хотел тотчас же поговорить с Иваном Павловичем. Но тому было не до Тимки. Командир отряда долго разговаривал с капитаном Макаровым, утром был митинг, а потом Иван Павлович и вовсе уехал из лагеря.

Тимка с завистью вспоминал о Викторе: ходит сейчас Виктор из села в село, делает важное дело, а он, Тимка, слоняется тут бестолку. И в разведку не пустили, и в адъютанты теперь путь заказан…

Он остановился под старой сосной. Крупные капли, срываясь с ветвей, звонко шлепались в воду, надоедливо барабанили по залубеневшему верху Тимкиной шапки. Где-то высоко среди ветвей что-то треснуло, на землю посыпались кусочки коры, упала шишка.

Тимка поднял голову. На него лукаво поглядывала белочка. Сидя на сучковатой ветке, она умывалась передними лапками и, время от времени склоняя голову в сторону Тимки, как бы говорила: «А я тебя не боюсь!..»

Тимка вздрогнул. Теперь он уже не только догадывался — нет, он был уверен, что в разведку его не взяли из-за… белочки. Ну конечно, только из-за нее, других причин не может быть…

Он сердито взглянул на зверюшку. Потом, порывисто наклонившись, поднял сухую ветку и швырнул ее в белку. В одно мгновение зверек спрятался в дупло старой сосны.

Тимка, ссутулившись, поплелся в лагерь. Все было ясно: командир знает о его проступке…

А случилось это так. За день до выезда в разведку Тимка точно так же, как и сейчас, гулял по лесу неподалеку от лагеря. Перед выездом он должен был сдать на сохранение свой пистолет. С оружием не хотелось расставаться даже на самое короткое время, и Тимка решил хоть вдоволь поиграть напоследок. Переползая от куста к кусту, он выслеживал невидимого врага, прицеливался в деревья, но не стрелял.

И вот точно так же увидел он тогда на дереве белочку. Может быть, даже эту самую… Забыл обо всем, прицелился и… выстрелил!

И тут же замер от ужаса… Только секунду спустя, когда эхо выстрела прокатилось по лесу, Тимка понял, что натворил. Как теперь быть?.. Поспешно спрятав пистолет в карман, он крадучись пробрался в лагерь, влез на нары, накрылся с головой и долго беззвучно плакал.

Между тем в лагере все поднялось на ноги. Партизаны обыскали лес. Целый день и вечером только и было разговоров о таинственном выстреле в лесу. Тимка прислушивался к этим разговорам и молчал. Он не знал, что делать. Пойти к Ивану Павловичу и рассказать обо всем? Но ведь стыд какой! Наверняка не пошлет в разведку и никогда не возвратит оружия… Промолчать? Значит, обмануть всех…

Эти мысли терзали Тимкино сердце. «Разве я хотел стрелять? — думал он. — Нечаянно вышло! Если б не белка, ни за что не выстрелил бы…»

И он продолжал молчать. Ему казалось, что никто так и не заподозрил его в преступлении.

А теперь оказывается, что все уже известно…

Все так же сутулясь, словно сгибаясь под тяжестью безрадостных мыслей, Тимка подошел к лагерю… и не узнал его. Лагерь обезлюдел. В почерневших, неприветливых бараках остались только женщины и дети. Комендантская рота Бидули после загадочного выстрела в полном составе вышла на охрану лагеря. Тщательно замаскировавшись, партизаны днем и ночью стояли на постах, в секретах и очень редко заглядывали в лагерь.

«Ну и натворил же я беды! — корил себя Тимка. — Вот Виктор и то не сделал бы такой глупости!»

Тимке почудилось, что его кто-то окликнул. Он обернулся и увидел Соловья. Сердце оборвалось: «Так и есть! К командиру…»

С видом человека, на плечи которого неожиданно свалилось тяжелое горе, Тимка зашагал к штабу.

— Где ты бродишь, разведчик? — беззлобно ворчал Соловей, идя рядом. — Не дозовешься тебя, не доищешься…

И в нотках голоса и в том, как было произнесено слово «разведчик», Тимка почувствовал: потешается Соловей над его горем…

Иван Павлович встретил Тимку обычным приветствием и усмехнулся. «Улыбается, — подумал Тимка. — А дальше что скажет?»

Он не сразу увидел в полутемном бараке Софью Петровну, а заметив ее, воспрянул духом: «А может, ничего и не знает командир?»

— Ну, как дела, Тимка? — обратился к мальчику Иван Павлович.

— Ничего… — Тимка опустил голову.

Иван Павлович несколько мгновений внимательно разглядывал его.

— В разведку итти не отпала охота?

Тимка, не веря своим ушам, вскинул на Ивана Павловича глаза, полные радостной надежды:

— Да я… хоть и сейчас!

— Вот и добре. Сейчас и пойдете.

У Тимки заколотилось сердце. Горло сдавили спазмы, слезы радости и волнения навернулись на глаза.

— О, да ты плачешь… В чем дело, хлопче? — ласково спросил Иван Павлович и обнял Тимку за плечи.

Тимка громко всхлипнул.

— Ну, что случилось, Тимофей? — с отеческой теплотой в голосе повторил свой вопрос Иван Павлович и заглянул Тимке в глаза.

— Да ничего… Я уже никогда не натворю такого!.. Сколько буду жить…

Лицо командира выразило недоумение.

— Если б не белка… я не стрелял бы… Простите меня, товарищ командир, это больше никогда не случится!

Выпалив эти слова залпом, Тимка почувствовал облегчение. Он вытер кулаком слезы и с покорностью стал ждать решения своей судьбы. Будь что будет, но он не мог утаить от Ивана Павловича правды!..

— Так это ты стрелял?

— Я…

Командир молчал. Тимка перестал всхлипывать. Ожидание приговора становилось нестерпимо томительным.

— Почему же ты не сознался сразу?.. — Иван Павлович опять сделал паузу. — А теперь я не знаю, как с тобой и поступить…

Медленно, заложив руки за спину, командир прошелся по бараку.

В эту минуту в комнату проник какой-то неясный шум, похожий на гул моторов. Иван Павлович приоткрыл дверь. Сомнений не могло быть: над лесом где-то стороной прошли самолеты. Когда их шум несколько затих, Иван Павлович плотно прикрыл дверь и, подойдя к Софье Петровне, спросил:

— А вы что об этом думаете, Софья Петровна?

Голос Софьи Петровны донесся как будто издалека.

Тимка не сразу уловил значение сказанных ею слов, но почувствовал теплоту и задушевность, прозвучавшую в них:

— Он уже никогда этого не сделает. Я ручаюсь.

Командир еще секунду хранил молчание, потом рассмеялся и обнял Тимку:

— Слыхал? Не будь Софьи Петровны — сидеть бы тебе здесь в лагере с Верочкой… Смотри же, не подведи в дороге!

— Да я…

Тимка счастливым, преданным взглядом посматривал то на Софью Петровну, то на командира.

Через час они выходили из лагеря. Им предстояло наладить связь с командиром отряда имени Пархоменко.

По небу, обгоняя друг дружку, плыли тяжелые облака. Шел дождь. Но на сердце у Тимки было легко и радостно. Ему казалось, что все вокруг облито сиянием солнечных лучей.

В штабе царила тишина. Комиссар отряда и Любовь Ивановна были в ротах и батальонах, ушедших навстречу врагу. Иван Павлович и Макаров, вернувшись ночью, работали молча, напряженно, изредка перебрасываясь одним-двумя словами: готовились к заседанию партийного бюро.

Из последних донесений знали, что уже во многих местах отдельные партизанские группы столкнулись с врагом. И хотя в каждом донесении говорилось о том, что враг разбит и отогнан, Иван Павлович хорошо понимал, что это только начало, а главное еще впереди.

Дверь штаба раскрылась. В землянку вошло несколько человек, насквозь промокших и посиневших от холода. Иван Павлович поднялся им навстречу.