Тайна Высокого Замка

— Сиди! — грозно сверкнула глазами мать на выскочившего из-за стола сына. — Скоро придёт пан учитель…

— А, к чертям собачьим вашего пана учителя, — дерзко оборвал Данько.

— Ах ты деревенский олух! Шатаешься целыми днями чёрт знает где! Придёт человек, мне прикажешь с ним заниматься? Так?

— Хи-хи-хи, — нагло глядя матери в лицо, захихикал Данько.

— И потом, чтобы до его прихода трость с серебряным набалдашником была здесь. Слышишь? — снова ударила ладонью об стол маклерша, теряя терпение.

— А может, я и не брал… может, это, — Данько кивает головою в сторону кухни, где возится у газовой плитки новая молодая служанка.

— Что? Уже продал и промотал деньги с этой шайкой головорезов? Счастье твоё, отец ушёл, а то бы…

— Дайте тридцать грошей, отдам трость, — предлагает Данько-пират. Нос у него с горбинкой, как у отца, а глаза сидят так глубоко, что когда он смеётся, их и вовсе не видно, тоже, как у отца.

— Тридцать болячек я тебе дам, а не тридцать грошей, — истерично закричала маклерша.

— Дадите, — не реагируя на затрещины, угрожает Данько. — Не то я скажу бате, как пан учитель целовал вам шею. Хи-хи-хи!

Маклерша заметно побледнела: ноздри у неё раздулись, точно ей нечем стало дышать.

— Выродок… — почти упала на стул мать. — Мирося, сынок, пойди в спальню, принеси сюда мой редикюль, — сказала она младшему сыну, не выпуская ухо Данька.

— Хи-хи-хи, я раздумал… Не дадите пятьдесят грошей, не отдам трость пана учителя, — шантажирует Данько.

Мироська подаёт матери редикюль. Маклерша короткими толстыми дрожащими пальцами поспешно отсчитывает пятьдесят грошей.

— Неси сюда трость.

Данько забегает на кухню и извлекает из-под кровати служанки спрятанную туда, на всякий случай, трость.

— Вот она, — подаёт Данько трость, получая взамен свои пятьдесят грошей.

— Так ты придёшь к двенадцати, чтобы тебя зря не ждал пан учитель? — спрашивает мать, избегая наглых глаз сына.

— Может быть, — неопределённо отвечает Данько и, захватив подзорную трубу и кортик, бежит на свой «остров».

И здесь Франек бросает Даньку-пирату в лицо, что он жалкий трус и вор, он гнусный предатель, которого когда-нибудь вздёрнут на виселице. А потому Франек его больше не желает знать и плевать хочет на «остров сокровищ» и на всю эту пустую «пиратскую» жизнь. И вообще Франек за себя не ручается, он свернёт Даньку-пирату шею, если тот начнёт к нему подлизываться, как всегда.

— С ума ты спятил? — попробовал «вразумить» приятеля Шкилет.

— Отойди, подлиза! — грубо оттолкнул его Франек, отводя рукой со лба прядь светлых волос.

Известно, когда деньги говорят, тогда правда молчит.

Данько-пират достал из кармана пятьдесят грошей, подкинул их на ладони раза два и, не глядя на Франека, объявил:

— Пираты, я плачу за всех. Гайда в кино!

И Франек остался стоять один под акацией.

Конечно, Петрик ничего не знал об истинной причине, заставившей Франека порвать с «пиратами». Но в полдень он стал свидетелем того, как Тадек в сопровождении Шкилета вручил Франеку «чёрную метку». Так у «пиратов» называлась бумажка, где химическим карандашом было нарисовано то же, что и на электрической будке, — череп и скрещённые кости.

На эту угрозу Франек только презрительно плюнул и на глазах у всей шайки разорвал «чёрную метку» на кусочки.

Всё было очень просто, но вместе с тем это было великое геройство Франек один стоял против «пиратов», смеялся им в лицо, а они трусливо сбились в кучку на своём «острове», поражённые дерзкой отвагой смельчака, отрёкшегося от всех клятв и так оскорбившего их предводителя.

Франек попросил Петрика принести из дому несколько гвоздиков.

Разумеется, Петрику пришлось попросить эти гвоздики у дяди Тараса, который не отказал, а, наоборот, даже разрешил взять сапожный молоток, чтобы Франек мог прибить подмётку. Ведь камнем сапожничать не очень-то удобно.

После починки Франек занялся своим туалетом. Он принёс ведро воды, уселся на низенькой скамеечке возле гаража и тщательно отмывал камнем грязь на ногах, а Петрик поливал ему из кружки.

Вежливо и солидно Франек разговаривал с Петриком, как с равным.

— Понимаешь, в экспедиции, где печатают газеты, требуется мальчик-курьер. Работа не трудная, наш. Владек говорит, я справлюсь. Хочешь, пойдём со мной, Петрик? Пока я буду наниматься, ты подождёшь меня на улице?

— Конечно!

Едва поспевая за другом, то и дело с немым обожанием заглядывая ему в лицо, Петрик проворно шагал рядом с будущим «курьером». И Петрику казалось, что все встречные мальчишки непременно завидуют ему, отчего у Петрика разгорелись щёки и уши.

Раза два Петрик хотел спросить Франека: «кульер» — это что? Но почему-то было совестно признаться в своей неосведомлённости.

Как жаль, Франеку не повезло!

Только за день до этого приняли другого мальчика.

Но, оказывается, не все шансы ещё были потеряны. В экспедиции сказали, если Франека мама внесёт за него залог, Франека могут взять продавцом газет.

Хорошо, что Франек сам догадался объяснить Петрику, что залог — это надо внести пять злотых, после чего Франеку будут доверять сумку с газетами.

Да, но где сейчас добыть такие деньги?

Мусорщиком Франек не захотел стать. А работать надо во что бы то ни стало, надо помогать семье.

Пани Андрииха рассудила так: никакая работа на плечах не висит и хлеба не просит. И Франек сделался чистильщиком обуви.

Каждый день он уходит из дому, когда Петрик ещё спит, а возвращается с наступлением темноты. В дождливые дни он приходит домой пораньше. Руки Франека потрескались, в них въелась вакса так, что не отмоешь. Он похудел, но пани Андрииха говорит, это ничего: Франек растёт.

«Какая обида! — сожалеет Петрик. — Франек не может собрать денег на «залог», так как его коммерция не очень-то процветает. На каждой улице и без того много безработных чистильщиков.

А «пираты» Данька по-прежнему свирепствуют во дворе и на улице. Теперь они взяли новую моду — курить и пускать «шмаркачам» дым в глаза. Петрик терпеть не может этих дурацких шуток, а жаловаться на «пиратов» их родителям — бессмысленно, всё равно никакого толку не будет; наживешь одни неприятности. Так что Петрик и Юлька играют себе подальше от злополучного «острова сокровищ», довольствуясь клочком земли возле помойки.

Глава шестая. Сердце не камень

Нет, такой беды с Петриком ни разу не приключалось. Ни с того ни с сего у него разболелись зубы. И сразу все, все до единого, хоть ложись на пол и кричи! Но Петрик не станет этого делать, всё равно не поможет, а только разбудишь Тымошика, который спит в люльке.

Ах, какой Тымошик счастливый! У него ещё нет ни одного зубика и он может себе спокойно спать. А тут, сперва всю ночь кусали проклятые клопы, а потом разболелись эти зубы…

Скорчившись на топчане, Петрик тихо и жалобно всхлипывает. Он уже не раз в страхе дотрагивался рукой до лба, желая убедиться, уж не лезут ли у него глаза на лоб. Ведь Андрииха часто жалуется, будто по ночам у неё так ломит поясницу, что «аж глаза на лоб лезут».

— Цыть! Будешь ты сидеть тихо или нет? — чуть ли не сквозь слёзы говорит мама. — Видишь, плита, окаянная, дымит… Вот заварю шалфей, пополощешь, боль и уймётся.

За перегородкой смолкает стук молотка.

— Петро, поди сюда, — зовёт дядя Тарас.

Петрик с распухшим от слёз лицом заходит в мастерскую.

Дядя Тарас участливо вытирает Петрику нос своим синеньким в белые горохи платочком, подводит племянника ближе к окну, за которым то и дело мелькают ноги прохожих, и велит раскрыть рот.

От дяди Тараса сильно пахнет табаком.

— Эге-ге, да стоит ли так переживать из-за пустячного дела? — искренне изумляется дядя Тарас. — Болит-то у тебя всего-навсего один молочный зубик, вот эдакий мизерный….

— А-а… за-а-ачем… болит? — спрашивает Петрик.

Дядя Тарас призадумывается. Быть может, в эту минуту его гнетёт мысль, что, пожалуй, в их тёмном и сыром жилье у Петрика могут заболеть не только зубы…