Черный Дракон

Наутро Марусе пришлось менять батарейку.

Маруся приложила к языку обе медных пластинки. Сделалось кисло и щекотно языку.

— Мама, попробуй-ка!— вскричала Маруся, пораженная своим открытием.

Мать попробовала, усмехнулась и ничего не сказала.

Но бабушка почему-то отказалась последовать приглашению. Однако в этом отказе, как после обнаружилось, не было искренности. Маруся ушла в другую комнату, а батарейка осталась в столовой на буфете. И вот Марусе удалось подсмотреть, как бабушка отложила тряпку, которой она стирала пыль, взяла батарейку фонарика и попробовала на язык. Потом покачала головой и через некоторое время еще раз попробовала.

Вечером, когда вернулся отец, Маруся обратилась к нему с вопросом:

— Папа, отчего это кисло делается, если батарейку попробуешь языком?..

— Ну, потому что электрический ток получается. Прижмешь обе пластинки к языку — и получается замыкание тока... Через язык электричество проходит.

Марусю этот ответ не удовлетворил. Она поморщилась:

— Ну, а почему электричество кислое? Почему оно не сладкое, не горькое, а кислое?

Отец развел руками и немного рассердился:

—«Почему, почему»... Будет время — узнаешь. Я не инженер. Это вам, нынешним, высшее образование чуть не в обязательном порядке, а мне ведь много-то учиться не пришлось...

Огец Маруси работал продавцом.

Маруся расстроилась и была очень удивлена: отец всегда исправлял электрический звонок, освещение, даже радио, а вот объяснить такой пустяк не может. Как-то даже странно...

— Вот что, папа, ты купи мне книжек про электричество... А потом, есть ведь такие книжки, чтобы про все в них было сказано, из чего что делается?..

— Конечно, есть такие книжки, — ответил отец. — Хорошо, куплю.

Свое обещание он выполнил. Скоро у Маруси появилась небольшая библиотечка: «Как устроено вещество», «В мире атомов и молекул», «Физика для всех», «Чудеса без чудес» и разные другие занимательные и полезные книжки.

Узнала она, как действует электрический фонарик, узнала, отчего электричество кислое: оказывается, когда ток пробегает через слюну, то слюна распадается на мельчайшие невидимые частицы — ионы. Частицы эти заряжены электричеством. Среди них есть так называемые водородные катионы; вот от них-то слюна и делается кисловатой. Слюна, а не электричество!

Многое для Маруси осталось тогда непонятным. Но и то, что ей удалось понять, изменило к ее глазах весь мир.

Раньше для нее все было просто: вода жидкая, она течет, ее легко можно переливать, перемещать, а вот пол, тротуар, мостовая — они твердые, надежные, неподвижные; хлеб мягкий, податливый, он легко мнется, из него можно лепить фигурки, а нож — твердый, острый. Он сегодня такой, и завтра, и послезавтра. На то он и нож — им режут. Он из железа.

Но вот, когда Маруся начиталась всех этих книг, ей сделалось как-то беспокойно, тревожно жить. Мир вокруг нее стал зыбким, ненадежным, колеблющимся. Он кишел, словно муравейник. И оказывается, глаза ее обманывали. Вот она читает книжку, и вот на пятой странице запятая. Ведь если захлопнуть книжку и открыть ее через год, через десять лет, через двадцать, то запятая, где была, там и окажется, она совсем никуда не сдвинется. А оказывается что же? В этой самой малюсенькой запятой толкутся, бешено носятся, вращаются миллионы молекул, а в молекулах — атомы, а в атомах — электроны. А ей, Марусе, этого не видно!

Или этот нож. Что в нем творится, подумать страшно! Ведь и в нем, в самом его железе, идут беспрерывное движение, толчея, колебания: молекулы толкают, ударяют друг друга. А в каждом атоме носятся вокруг центра электроны, как все равно земля вокруг солнца. А кто это замечает? Нож гладкий, твердый, всегда одинаковый.

И как это людям не страшно жить, когда они прочитают про все это?

Однажды ее послали в булочную. Она только что оторвалась от книжки. И когда шла, то мостовая не казалась ей такой надежной и прочной, как прежде: в каждом булыжнике молекулы, атомы, электроны — кружение, толчея, вихри...

В булочной, возле прилавка, старая женщина укладывала хлеб в кошолку. Марусе подумалось: «Сказать бы ей, сколько она электронов сейчас в сумку положила!.. Рассердится, пожалуй. Дома ведь не любят, когда говоришь про это...»

Да, в семье и в самом деле начали опасаться этого чрезмерного увлечения наукой. Наконец, отец не выдержал: отобрал у Маруси все ее книжки и запер на ключ. «До осени ты их не получишь, — сказал он. — Бегай на улице, играй, занимайся спортом. Поедешь в лагерь — ни единой книжки!»

Сначала она заплакала, но затем, сказать по правде, почувствовала даже облегчение. Ей и самой подчас было тяжело: она в последнее время не могла, например, съесть яблоко без того, чтобы не вспомнить: «А вот яблочная молекула такая же маленькая против яблока, как само яблоко против всей земли, против всего земного шара». В конце концов, эти неотвязные мысли и рассуждения при всей своей правильности способны были убить вкус и запах любого яблока.

Лето она провела в пионерском лагере под Москвой, в сосновом лесу. Лес был сухой, чистый и светлый, как горница. Когда по утрам играли зорю, то звук трубы звонко отдавался по всему бору. Недалеко от лагеря была река.

Ребята купались, удили рыбу, собирали грибы, землянику, устраивали аквариум; коллекции марок уступили свое место гербариям и коллекциям насекомых.

И редко-редко в течение лета тревожили Марусю мысли о том, сколько атомов было в ягодах, которые она съедала. «А мне-то что? Хоть их сколько будь!» — думала она при этом и усмехалась, щурясь от солнца,

Когда Маруся перешла в седьмой класс, ей снова пришлось услыхать про молекулы, атомы и электроны. Но это было совсем другое.

Раньше, когда Марусю одолевали назойливые мысли, что все предметы состоят из молекул, атомов и электронов, что даже стол, за которым она обедает, незримо кишит, словно муравейник,— все это было ни к чему, а только мучило ее, портило ей жизнь. Ну, атомы, электроны, а что из этого? Какой толк? К чему было применить эти знания? Только бабушку раздражала своими разговорами про все это, больше ничего.

А вот Надежде Павловне они служили безотказно, эти незримые и расторопные слуги. На глазах целого класса она иногда заранее объявляла, что они сейчас будут делать, и не было еще случая, чтобы хоть один из этой неисчислимой и невидимой армии подвел Надежду Павловну и сделал не то, о чем она говорила: до такой степени она изучила их характер!

«Неужели есть что-нибудь такое на свете, чего не знает даже Надежда Павловна?» — думала иногда Маруся Чугунова, глядя, как зачарованная, на свою учительницу.

И однажды на одном из уроков тайная, несбыточная мечта пришла к ней, мечта, в которой даже Катюшке Зайцевой нельзя признаться, хотя Катюшка и умная сердцем и все, все поймет и никому ничего не скажет.

«Хорошо бы вдруг оказаться ее дочерью, — подумала Маруся, глядя на Надежду Павловну. — Как бы ей тогда ребята завидовали!

— Чугунова, о чем твоя мама будет нам сегодня рассказывать? — стали бы спрашивать у нее на перемене. А она еще дома все опыты пересмотрела и сама их научилась делать! Наверно, тогда бы Соня Медведева не очень-то задавалась, что у нее отец — летчик... Да, уж такой матери она бы даже посуду мыть не позволяла: все бы за нее сама сделала. А вечером они уходили бы в кабинет... Обе они в серых лабораторных халатиках с перламутровыми пуговками... Надежда Павловна делает опыты, а Маруся ей помогает: отвешивает на маленьких весах необходимые вещества, складывает из фильтровальной бумаги воронки, фильтрует растворы...»

Как-то после одного из уроков химии на столе оказалось много разных скляночек, приборов и реактивов. Катя Зайцева, Маруся Чугунова и еще одна девочка помогали их относить.

Физический и химический кабинет школы помещался в большой полуподвальной комнате. От цементного пола, от кирпичных стен тянуло сухой прохладой. Было тихо, как в подземелье. Пахло известкой и пылью. Окна были двойные, с решетками и выходили на двор.