Макар-Следопыт

«Большой Остап» нимало не смутился этим известием. Он усмехнулся в свои нависшие усы и махнул рукой:

— Э, Машко, нам не привыкать к таким угрозам, однако до сей поры мы живы и здоровы. Пусть сунутся, пусть отведают твоих пуль.

Однако, известие все же всколыхнуло зеленых. Почти месяц они бездельничали, отдохнули, наелись вдосталь, и от угрозы белых у них закипела кровь. Так как лезть в драку самим казалось глупым, они решили, в ожидании нападения на них, поразмяться и проверить на кабанах свое уменье стрелять.

Кабаны водились во множестве неподалеку от их стоянки, в камышах небольшого горного озера. Туда зеленые хаживали нередко, но выбить всех зверей не могли за отсутствием гончих собак: кабаны уходили в густые заросли, откуда выгнать их было нелегко. Теперь же, когда в распоряжении охотников был Дружок, дело круто менялось, и Петрусь надеялся добыть с помощью рыжего пса самых хитрых и матерых свиней.

Макар старательно чистил винтовку возле костра, а Петрусь, лежа рядом, рассказывал мальчику о том, как охотятся на Кавказе.

— Здешний народ — мусульманин, — говорил Петрусь. — Он свинью считает нечистым зверем, им ихний пророк Магомет запретил ее есть. А стрелять кабанов они страсть как любят, да и как не любить? Это, брат, дичь завидная и опасная. Дикая свинья — она поджарая и клыкастая, так и ломится сквозь кусты, кидается охотнику под ноги, того и гляди кишки ему выпустит. Здешние охотники дворняжек приучают заместо гончих: самая простая Жучка лихо отыскивает кабанов, гонит их на охотника и даже иной раз останавливает.

— А не боятся собаки кабанов? — спросил Макар.

— Куда там! Охотнее всего на них идут. Если часто с одной собакой охотиться, так она перестанет совсем другого зверя гонять. Оно и понятно: свиньи ходят табунами, близко под собаками, а запах от них крепкий, собака хорошо чует. Оттого, что кабан защищаться мастер, собака еще больше лютеет: кобель, раненый кабаном, не только не бросит гонять, а станет еще злее.

Макар слушал его с замиранием сердца и не мог заснуть всю ночь в предвкушении охоты. На утро зеленые подошли к озеру, оцепили его со всех сторон, а нескольких человек вместе с Дружком послали в камыши. День вставал погожий, ярко сверкало солнышко, и весь лес был пропитан одуряющим запахом талого снега. Макар замер под деревом, сжав в руках винтовку, и весь дрожал от нетерпения.

Не прошло и десяти минут напряженного ожидания, как раздался яростный и вместе с тем изумленный лай Дружка: пес в первый раз в жизни поднял кабана, и его удивление при виде этой новой дичи ясно сказывалось в звуке его голоса. Макару перехватило дух. Вдруг страшный треск сучьев — и из камыша бурей вырвалась большая стая кабанов, штук в тридцать. Тяжелые мордастые звери смешно подкидывали задом и быстро неслись мимо охотников. У Макара потемнело в глазах. Почти не целясь, он выпустил в стадо все пять зарядов своей винтовки. Он успел заметить, как один кабан споткнулся и упал, мордой взрыв снег. Макар кинулся к нему. Но зверь поднялся, сел на зад и, весь ощетинившись, лязгал зубами на мальчика.

— Стой, стой! — кричал Петрусь, подбегая к ним. — Он сейчас кинется на тебя.

Макар остановился и стал лихорадочно перезаряжать винтовку. Кругом трещали выстрелы. Вдруг кабан вскочил и, видя бегущего к нему Петруся, опять пошел в ход. Петрусь выстрелил и промазал. Макар пулей в догонку срезал кабана, испустил восторженный крик команча и, не в силах сдержать своей бурной радости, упал на бездыханную тушу своего врага, теребя и лаская его жесткую щетину…

Так Макар убил своего первого кабана.

VIII. О том, как Макар поссорился с зелеными, а Дружок совершил свой последний подвиг

С той поры Следопыт окончательно превратился в Зверобоя.

Мы не станем шаг за шагом описывать его охотничьи подвиги: это оказалось бы бесконечным повторением одних и тех же похвал его меткому глазу, неустрашимости и предприимчивости. Скажем только, что он сразу подобрал себе с десяток таких же удалых охотников и целыми днями скитался с ними по лесам, то выпугивая кабанов из их зарослей, то выслеживая зайцев, то устраивая облаву на медведя.

А какое наслаждение было охотиться на диких коз, подкарауливать их у водопоя, гнаться за ними по обрывистым кручам, прыгать со скалы на скалу и, перерезав им путь, меткой пулей срезать круторогого козла! Как вкусно пахло поджаренное над костром мясо! Как блаженно засыпал Макар под вечер долгого охотничьего дня, вдосталь набегавшись по дремучим крутизнам Кавказа! Поистине время это казалось ему самым лучшим во всей его жизни: куда-то вдаль отошла война с ее кровавыми ужасами, с вероломством и предательством, с жестокостью и несправедливостью. Век бы так жить на раздолье вдалеке от всех людей с их ссорами и злобой.

Но люди не оставляли его в покое: Машко Дзусов недаром предупреждал зеленых о грозившей им опасности. Белые части, состоявшие преимущественно из солдат пограничной стражи и казаков, двинулись разыскивать шайку. Они поступали хитро и искусно. Незаметно зеленые очутились в железном кольце, и куда бы они ни высылали своих разведчиков, те доносили, что повсюду неприятель.

«Большой Остап» ходил озабоченный и злой: он недоумевал, каким образом белые разнюхали местонахождение его лагеря. Вероятно, дело не обошлось без предательства, и атаман ломал голову, придумывая, кто бы это из ребят мог указать белым дорогу в зеленый лагерь.

Однажды он созвал военный совет, на котором присутствовали, конечно, Макар и Петрусь. «Большой Остап» впервые высказал свое беспокойство по поводу наступления казаков.

— А ну, братва, решайте сами, — говорил он. — Податься нам некуда, со всех сторон обложили нас белые. Сдаваться нам на их милость, или попробовать прорваться и уйти дальше к Новороссийску?

— Сдаваться?! — воскликнул Петрусь. — Но ведь они нас пошлют тогда в свою армию сражаться против наших братьев красноармейцев. Никогда!

— Лучше умереть в бою, — подтвердил Макар.

— В таком разе, братушки, готовьтесь ко всему: бой будет великий, — возразил Остап.

— Будем биться! — закричали вокруг, и вопрос был решен.

Всю ночь кипели приготовления: зеленые чистили затворы винтовок, делили патроны, распределяли людей — кому драться в цепи, кому быть «обозником» — нести на себя запасы и находиться в резерве, пока крайняя необходимость не заставит побросать все и взяться за оружие всем поголовно.

На рассвете они выступили, держа путь на большое селение, расположенное в горной котловине. Белые меньше всего могли ожидать нападения отсюда, так как селение было самым укрепленным местом бело-зеленого фронта. Но «Большой Остап» правильно рассчитал, что беспечность казаков сослужит зеленым немалую службу: в лесу, в горных ущельях, где казаки ежеминутно могли ждать нападения, он, конечно, был начеку; здесь же, в большой и людной деревне, они чувствовали себя как дома: неоседланные лошади жевали сено, сами казаки лениво шутили с крестьянами, пили вино или плясали под гармошку.

Зеленые подкрались к самой деревне и ударили на них врасплох. «Большой Остап» по своему обыкновению разделил банду на три части, окружил село и ворвался в него сразу со всех сторон. Трудно описать панику, какая воцарилась там. Казаки не успели оседлать лошадей, а половина их уже полегла под меткими выстрелами нападающих. Оставшиеся вскочили в седло и бросились на утек. Меньше, чем в полчаса, деревня была очищена от белых и путь на север открыт. «Большой Остап» ликовал: банде удалось захватить нескольких лошадей, в чем ужасно нуждались зеленые.

Но на радостях дело повернулось плохо: победители, разгоряченные легким успехом, обратили остаток своего боевого пыла на мирное население. Какой-то грек из местных жителей обругал зеленых бандитами. Те обиделись, назвали его кулаком и в пять минут ограбили дочиста его лачугу. Грек с жалким воплем побежал по улице, скликая народ. Отовсюду выскочили жители с дрекольем в руках и полезли в схватку. Зеленые распалились еще пуще и, в миг одолев плохо вооруженную толпу, принялись грабить дома позажиточнее.