Тимур и его «коммандос»

Данила опустил журнал. Олег стоял перед ним, широко расставив ноги, заложив руки за спину. Данила подумал, что стоит его сфотографировать в таком виде — и готов снимок для очередной подобной статейки. А ещё подумал, до чего же легко даже ничего не придумывая, а просто передёргивая и подтасовывая ФАКТЫ, облить грязью что угодно. Особенно — чистое. На чистом грязь очень заметна.

Ни слова не сказав, все трое зашагали дальше по улице. Клара помалкивала — если и не поняла до конца, что к чему, то уловила настроение мальчишек.

— А проснулся-то я — так здорово было, — досадливо заметил Данила.

Олег неожиданно сказал:

— Мне иногда кажется, что вот таких людишек — вроде того, что писал эту статью — стоит убивать. Почаще, пока совсем не переведутся… Раньше было проще. Я бы непременно вызвал его на поединок.

Данила невольно усмехнулся без веселья:

— Он как бы не стал драться. Он наверняка трус — вот такие, только масштабом побольше, наняли первых киллеров и подложили первые бомбы. А на поединке и самого убить могут.

110.

— Да я понимаю… Но в суд ведь не подашь на подлеца за то, что он подлец… Хоть бы морду ему набить!

— Утрётся и сочинит о своей разбитой морде поэму. Тебя же и душманом выставит, — вздохнул Данила. Олег раздражённо выкрикнул:

— Так что же — молчать?!

— Жить, — ответил Данила и взял под руку Клару. — Собака лает, караван идёт.

Они подходили к воротам КПП бригады — по другой стороне улицы.

Данила хорошо запомнил этот момент. Словно фотографию "поляроидом" сделал.

Ворота открывались. УАЗик выезжал из них. Часовой возле ворот держал руку у голубого берета. Отец Олега стоял на крыльце КПП. И — продуктовая сумка лежала под липой, наискось от ворот.

Взрыв.

…Кровь. На тротуаре, на сером железе ворот — яркая-яркая. Воронка, бледные язычки пламени на разбитом асфальте. На боку, как УАЗик, лежит человек и двигает ногами. Крики. Отвратительный запах — словно раздавили много — много чеснока. Горелые клочья летят в небо. Свежая, праздничного цвета щепа на месте липы. Кружится листва, кружится.

Олег, опираясь на левую руку, правой зажимал висок. Кровь сползала из-под ладони на щёку. Данила понял, что тоже лежит на асфальте, и Клара тормошит его:

— Что с тобой, что?!

Данила сел. В затылок ахнуло болью, он понял, что лежит снова. Вставать не хотелось, Клара кричала, что-то густо текло изо рта. Офицер — тоже в крови, опаленный — приподнимает Олега, спрашивает:

— Сынок, ты жив?! Сынок!

Неподалеку, приближаясь, выла сирена. "Скорая", — понял Данила и отрубился окончательно.

…Известие о том, что взрыв подготовил Тимур, а в исполнении подозревают двух "хортовцев", в том числе и его, Даниле принес страшно смущавшийся младший лейтенант милиции. Он рассказал о деталях взрывного устройства, найденных в клубе, каких-то планах, конспектах… Данила слушал плохо, — болела голова. И в конце концов попросил офицера:

— Уйдите, пожалуйста.

Младший лейтенант ушёл безропотною сквозь бол Данила слышал, как он на лестнице уверят Светлану Александровну, что это всё чушь и недоразумение… но потом он же скомканно попросил, чтобы "чтобы мальчик никуда не отлучался во избежание".

Итак, они с Олегом по приказу Тимура взорвали сумку, чтобы убить отца Олега. Они с Олегом искалечили офицера и убили дежурного сержанта. Они подстроили взрыв так, чтобы самим попасть под него и "отмазаться" — но вовремя сделанный неизвестным человеком звонок позволил обнаружить в помещении клуба массу предметов, напрямую свидетельствовавших о проводившейся в его стенах подготовке к терактам.

Бред. Как сам офицер сказал: "Чушь какая-то." Но…

Он попытался пробиться через туман, наплывавший от сделанного ему укола, найти зацепку во всей этой ерунде… но наркотик оказался сильнее. Данила толи уснул, то ли потерял сознание.

111.

Пришёл он в себя ближе к вечеру — слабый, но в целом куда более нормально себя чувствующий, чем раньше. Светлана Александровна сидела рядом с постелью на стуле и плакала.

— Не надо, ма — попросил Данила. И добавил: — Ты веришь, что…

— Я верю, что вас подставили, — женщина промокнула глаза, всхлипнула снова. — Но Данила, это же…

Данила понимал её. Все равно будет суд. И придётся оправдываться. Им всем. Мальчишку пугало не то, что их судят — уж больно нелепо все выглядело. Но ОПРАВДЫВАТЬСЯ! УБЕЖДАТЬ ВСЕХ, что он не бандит, не наемник-убийца. Это даже жутко — это НЕПРЕДСТАВИМО. И клубу конец. А тот, кто на самом деле устроил взрыв — он будет разгуливать на свободе. А самое мерзкое — что даже краешком не ясно: КТО? КАК?1 ПОЧЕМУ?!

— Ма, ребята не заходили? — спросил Данила. Светлана Александровна покачала головой, серьёзно сказала:

— Они все под домашним арестом. И ты, кстати, тоже.

— Весь клуб?! — вырвалось у Данилы.

— Да.

— Что мы сделали плохого? — не выдержал он, привстав и чувствуя, что сейчас заплачет. — Кому мы помешали?! Мы… Мам, где Клара?!

— Она звонила, — помолчав, ответила Светлана Александровна. — Мать не выпускает её из дому.

Данила упал в постель и крепко зажмурился. Его тошнило. Он повернул голову и, промычав: "М-м-маа…" — не смог удержать рвоту.

Совершенно безучастный, словно выпотрошенный, он наблюдал, сидя в кресле, как мама перестилала его постель. Получалось, что он остался один. И совершенно не ясно, что делать. Совершенно.

— Ма, где Тимур? — тихо спросил он. — Его арестовали?

— Его нет в городе, — коротко ответила женщина.

— Ма, он не в чем не виноват. Мы все не виноваты.

Это прозвучало беспомощно, по-детски. Тут как раз в дверь сунулась Люська. Её взгляд был испуганным и сочувственным, она позвала:

— Ма-а… там пришёл этот… из школы, я не помню, как зовут. Он с Данилой хочет говорить.

— Матвийчук? — вырвалось у Данилы. Люська закивала, потом вошла, постояла рядом, погладила руку брата и решительно предложила:

— Я знаю, он тебе не нравится. Давай я на него Куся натравлю?

— Не надо, — Данила улыбнулся, — я поговорю.

— Данила… — повернулась Светлана Александровна. Данила упрямо повторил:

— Я поговорю. Я хочу знать, что ему нужно. Мам, ты выйди пусть он войдёт.

…Матвийчук вошёл с лицом таким скорбным, что Данила снова почувствовал, как его тошнит. А Станислав Викторович сочувственно улыбнулся и покивал. Потом вздохнул соболезнующе и, остановившись около кресла, заговорил:

— Ах, Данила-Данила, вот ведь как всё обернулось… Так всегда бывает — привлекают молодёжь внешней атрибутикой, а потом втравливают в

112.

противозаконные дела. Ведь ваш Тимур — самый обычный наёмник… Клуб ваш, конечно, закроют. Я уже хлопочу, чтобы здание отдали под наш филиал "Детей без границ"… Ведь в ваших бумагах обнаружен устав, ты знаешь?

— Устав? — не понял Данила. — Его что, долго искали? Он висит на стене около знамённого поста!

— НАСТОЯЩИЙ устав, — улыбнулся Матвийчук. — Подписанный кровью, в котором говорится о подготовке боевиков…

Данила вдруг фыркнул и… захохотал. Неожиданно для самого себя. Потом оборвал смех и спросил:

— Кровью? Знаете, Станислав Викторович, я всегда думал, что вы просто немного не в себе. Но вы-то оказывается, ещё и дешевый, глупый провокатор.

Никогда в жизни Данила не говорил взрослым таких вещей. Но сейчас шла другая игра — их с Матвийчуком разделял не возраст…

— По вашему Астафьеву тюрьма плачет! — Матвийчук подался вперёд. — А вы — вы все можете оказаться в детской колонии! Ты знаешь, что такое колония?!

Глаза, смотревшие в лицо Даниле, не были глазами нормального человека. Сейчас мальчишка почти уверился в том, что "улики" подбросил в "Хорт" Матвийчук во время одного из своих многочисленных визитов. Но остальное…

— Вам нужно лечиться, — брезгливо сказал Данила. — Только лечиться вы будите скорее всего в тюремной больнице.