Красное небо

— К дяде, — ответил Ратмир. — Повезу ему швейную машинку.

— Она же тяжелая, — заметила Тонька.

К дяде Ефиму ему совсем ехать не хотелось, но мать как то обронила, что нужно отвезти в Красный Бор швейную машинку, а кто еще повезет, кроме него? Неподалеку от поселка находился военный городок, там дядя работал заведующим портняжной мастерской. Шил брезентовые чехлы для пушек и другой военной техники. И не только это: еще форму для командиров. В поселке у дяди был добротный дом, большой огород, фруктовый сад и даже десяток пчелиных ульев. Хотя дядя имел воинское звание старшины, он, по сути дела, был гражданским человеком. Разве портного можно считать бойцом Красной Армии?

Весной дядя по пути из Риги, где провел свой отпуск, заехал на два дня к ним и оставил швейную машинку. У него и так было много с собой вещей, а отец и мать собирались летом в Красный Бор, ну и должны были привезти машинку. А теперь выяснилось, что у отца отпуск переносится на осень, вот мать и надумала послать в Красный Бор Ратмира.

Красный Бор нравился Ратмиру — там действительно сплошные сосновые леса, много белых грибов — боровиков, две речки, — но дело в том, что он недолюбливал дядю Ефима, а почему — и сам себе не мог бы объяснить. Не нравился ему дядя, вот и все. Заехав из Риги к ним, он Святополку и ему, Ратмиру, вручил по леденцовому красному петуху на палочке и обоим сказал одно и то же: «Гляди-ко, растет, опенок!» Уж мог бы дядя заметить разницу между ним и несмышленышем Святополком. Красного петуха Ратмир великодушно подарил сопливой Наташке из соседнего дома.

Поразмыслив, Ратмир решил, что, чем скучать в пыльном и душном городе, лучше поехать в Красный Бор. Дядя дядей, но там еще живут тетя Маня и две его двоюродные сестры — Аля и Таня. Почти ровесницы, сестры были бойкими и веселыми девчонками. Одна из них перешла в третий класс, другая в четвертый.

Обе живые, симпатичные, у одной карие глаза, у второй голубые.

— О чем ты все думаешь и думаешь? — поинтересовалась Тонька. — Прямо философ… как его? Ну тот, что на чердаке или на крыше жил?

— Диоген, — улыбнулся Ратмир. И не на крыше, а в бочке.

В отличие от Тоньки, слышавшей о древних философах на уроках истории от учительницы, Ратмир в книжке прочитал про чудака Диогена; у него не было собственного дома, жены, детей и жил он где придется. Диоген утверждал, что вещи обременяют человека, а жилище привязывает к одному месту, а он свободный человек и живет где вздумается.

Книжки были самой сильной страстью Ратмира, он не расставался с ними даже на уроках. И учителя особенно не беспокоили его. Потому что если он тайком не читал, пристроив книжку на коленях, под партой, то смешил своими вопросами учителей, весь класс или затевал войну с кем-нибудь из одноклассников, и тогда над головами ребят летали бумажные «пули». Дуэльными пистолетами были резинки, натянутые на пальцы, или стеклянные трубки, из которых выстреливали жеваной промокашкой.

Солнечный луч, проникший сквозь железные опоры моста, высветил на его взлохмаченной голове темно-русую прядь. Между двумя шпалами над головой виден кусок ярко-синего неба. На Тоньку Ратмир не смотрел. Мысли его с поездки в Красный Бор снова перескочили на брата. Вспомнились ночные страхи, противный озноб, колотивший его на крыльце, лицо отца и его слова: «Труса празднуешь, Алеша Попович?» И опять ему захотелось немедленно совершить что-либо такое, чтобы в городе все ахнули, а отец, как и прежде, назвал бы его ратоборцем…

— Тонька! — вдруг осенило его. — Хочешь, я нынче ночью приду на кладбище, сяду на могилку брата и просижу… целый час?

— Я бы со страха умерла, — поежилась девчонка.

— Ты будешь свидетельницей и… Володька Грошев! — заявил Ратмир.

— А где мы будем? Тоже на кладбище?

— Подождете меня у ворот, — сказал Ратмир. Лицо его оживилось, светлые с зелеными крапинками глаза воинственно блестели. Это было то, что нужно! Он вспомнил: отец как-то говорил, что клин нужно вышибать клином… В том, что он, Ратмир, выдержит назначенное себе суровое испытание, он не сомневался. Правда, сейчас день, солнце светит и кладбище, окруженное древними громадными тополями, липами, кленами, совсем не кажется таинственным и страшным. Днем на кладбище всегда люди: кто красит ограду, кто сажает цветы, кто просто сидит на низенькой скамеечке перед могилой и думает об умершем. А ночью на кладбище никого не бывает. Наверное, даже ворота закрывают, придется через каменную оштукатуренную стену перелезать. Ночью кладбище принадлежит мертвым, и еще не известно, понравится ли им вторжение Ратмира, который собирается нарушить их покой… Об этом пока лучше не думать! Решение принято.

— Пойдем! — вскочил с ящика Ратмир — ему уже не сиделось на месте. — Надо найти Володьку… — Он сурово взглянул на девчонку. — И никому ни слова! Поняла?

— Давай, я научу тебя креститься? — предложила Тонька и тоже поднялась с ящика.

— Вот еще! — отмахнулся Ратмир. — Никакого бога, черта и дьявола нет. И Вия тоже.

— Вия?

— Ты иди туда, купайся! — показал Ратмир направо. — А я… — И, больше не обращая внимания на девчонку, он сбросил штаны, рубашку с майкой и, цепляясь руками за железные перекрытия и прижимаясь всем телом к теплому крашеному железу, усеянному большими круглыми заклепками, медленно стал продвигаться к середине моста.

Река в этом месте была довольно глубокой, и самые отчаянные мальчишки иногда прыгали солдатиком с моста в речку. Для этого нужно было по узенькому металлическому приливу добраться до того самого места, где плавно изгибающаяся вниз ферма начинала так же плавно выгибаться вверх.

Вот с этой срединной точки и считалось особенным шиком солдатиком прыгнуть в реку.

Когда Ратмир вынырнул и, отфыркиваясь, открыл глаза, он увидел Тоньку. Она стояла на берегу и хлопала в ладоши. Значит, прыжок был выполнен по всем правилам. Бросив на девчонку небрежный взгляд, Ратмир саженками поплыл против течения. Там, впереди, журчала вода, обтекая большой плоский камень-валун. После такого отличного прыжка можно немного и полежать на нем, посмотреть на яркое небо, на редкие перистые облака, на стаю белых голубей, кружащихся над рекой.

ГЛАВА 2

Он сидел в ногах у могилы Святополка и чувствовал, как сырая промозглость остывающей земли постепенно обволакивает его. Ночь была звездной, но ущербная луна пряталась где-то в густом сплетении ветвей вековых деревьев. От крестов и каменных надгробий протянулись неровные колеблющиеся тени. За спиной мрачно чернел полуразвалившийся старинный склеп. Меж каменных растрескавшихся плит проросли молодые липы, березки, стволы которых были причудливо искривлены. Ратмир днем не раз бывал в этом склепе. Он напоминал глухой каменный погреб: серые, заплесневелые, с подтеками стены, под ногами черная вонючая вода. Три ниши пустые, а в четвертой стоит мраморный гроб с зацементированной крышкой. Рассказывали, что в нем лежат останки какого-то знатного новгородского князя, умершего от чумы несколько веков назад. Эпитафий никаких не сохранилось, потому что верхняя часть склепа обрушилась. И еще толковали, что несколько раз в году темными безлунными ночами князь встает из гроба и, гремя костями, направляется к церкви, а черти и ведьмы на помеле сворой сопровождают его, гогочут, ржут, стонут, свистят…

Ратмир стал гнать прочь тревожные мысли. Достал из кармана штанов пузатый отцовский хронометр и, напрягая зрение, стал вглядываться в белый циферблат: пять минут двенадцатого! Ему казалось, что он сидит тут уж никак не менее получаса, а на самом деле прошло всего пять минут! До полуночи еще пятьдесят пять минут. Целая вечность!

Там, за кладбищенской стеной, ждут его Тонька Савельева и Володька Грошев. Сидят на низенькой скамейке у дома через дорогу и смотрят на высокую с зеленой крышей церковь. Ратмир поворачивает голову и бросает взгляд на часовню, и кажется ему, что в одном высоком окне вспыхивает и гаснет голубоватый с прозеленью свет. И в ту же секунду за спиной раздается тихий шорох, невнятный шепот и наконец глубокий вздох. Ратмир хочет повернуть голову, но шея онемела, а по спине пробегает колючий озноб. А вдруг князь в саване именно в эту ночь выйдет из склепа?..