Флаг на грот-мачте

Наступила тишина. Ветер тревожно гудел в вантах.

– Ну, ну… Рассказывай дальше, – поторопил Николай Демьянович.

– А что дальше? Взрывом меня оглушило и швырнуло за борт… Едва очухался в воде, едва добрался до берега. Шесть дней брел лесами. На станции Плесецкой свалился от истощения и горячки… Подобрала меня местная учительница, добрая душа, и уложила на полати рядом с вами… Помнишь, надеюсь?

– Это отлично помню. Я к тому времени уже начал кое-что соображать… До этого полный провал в памяти, – сказал отец.

– Ну вот. Остальное, стало быть, ты знаешь. В тюрьме я встретил того штабс-капитана. Вот тут-то он и взялся за меня по-настоящему. Помнишь, в каком виде меня приволакивали с допросов? – Отец молча кивнул. – Они все хотели выяснить, с кем у меня в городе связь… Потому и не расстреляли нас тогда у проруби, все надеялись, что заговорю… Вот и все. Фамилия того штабс-капитана, как вы, наверное, уже догадались, была Зыков.

– А здесь-то какими судьбами? – спросил отец.

– Работа такая, – засмеялся Глеб Степанович. – Хотел, понимаешь, снова в море, а вышел мне берег и последняя встреча с капитаном Зыковым… Оставили в городе поработать в ЧК…

– Теперь-то я тебя, конечно, узнал. Кстати, ты не очень изменился с тех пор, – говорил отец.

– Потому я отрастил бакенбарды, чтобы меня труднее было узнать, – ответил штурман. – По этой же причине капитан Зыков отрастил бороду и стал носить черную повязку. Хотя, сам понимаешь, узнать его могли немногие. Ведь те, кого он выводил на лед, не возвращались. Оставшись здесь, он почти не рисковал. Не знал он о моем побеге с острова смертников и был уверен, что из тех, кто был на льду, никого в живых не осталось. Да и внешность свою он изменил изрядно.

– Однако ты его распознал? – заметил Николай Демьянович.

– Плохим бы я был чекистом, если бы не распознал врага, да еще такого, который собирался отправить меня под лед вслед за моими товарищами. Кроме того, помогла случайность. Хотя предвиденная случайность перестает быть случайностью. Ведь в бойскаутской дружине я оказался потому, что мы предполагали возможность связи между скаут-мастером и его прежними дружками. Во время интервенции дружина пользовалась покровительством «союзников», то бишь Антанты. Действительно, капитан Зыков решил воспользоваться старым знакомством и назначил свидание скаут-мастеру. На их встречу на Зеленой Кошке мне удалось попасть. Тогда я узнал капитана. Вот только карту на песке прозевал.

Глеб Степанович бросил взгляд на паруса, посмотрел вперед и продолжал:

– Понимаешь, увлекся я работой с ребятами. Очень интересное дело. Знаешь, если бы не море, пошел бы я, пожалуй, к этим огольцам.

Штурман кивнул в сторону ребят, засмеялся.

– Представляешь, оказывается, они в это время тоже меня выследили, но так запутались с Гленарваном и поручиком Любкиным, что ничего не поняли и никому ничего не сказали.

А с оружием они здорово нам помогли. Мы бы без них, пожалуй, и не нашли ничего.

– Тех, которые ящики со «Святителя» везли, поймали? – спросил Карпа.

– А куда они денутся? – засмеялся штурман. – Взяли как миленьких. На явочной квартире в городе. Оружие собирали, ждали, что Антанта вернется…

– Гленарвана выдумал Карпа, – сказал Ленька, – а поручика Любкина выдумал Никита.

– Нет, – сказал отец. – Он его не выдумал. Действительно был поручик. Любкин остался в окопах с расколотой головой, а мы подняли роту и отправились в Питер, к Смольному, в распоряжение штаба революции.

– А потом? – спросил Ленька.

– Потом? – Николай Демьянович снял фуражку, провел ладонью по высокому лбу. – Потом было многое: Западный фронт, Царское Село, наступление Юденича. Северный фронт. Плен. Победа. Встреча с Никитой и вот теперь – с тобой, Глеб. – Лепехин положил руку на плечо штурмана.

Следя за парусами и слегка нажимая на румпель, Никита поглядывал на отца. Лицо его было задумчивым, словно отец видел перед собой трудную свою жизнь. Штурман тоже молчал.

Никита знал теперь, что будет таким, как отец, как Глеб Степанович и Володя. Будет, это точно!

Никита чуть не прозевал поворот. Все же успел вовремя крикнуть:

– К повороту!

Карпа и Ленька, перепрыгивая через банки, бросились к парусам. Маша Уткина ловко освободила шкот, кливера, и ждала команды.

– Отдать шкоты! Кливер на правый! Грот на левый! – скомандовал Никита, и катер, похлопав парусами, перешел на другой галс.

Отец одобрительно хмыкнул:

– Это ты научил их так ловко орудовать? Первый раз вижу работу с парусами. Неплохо получается.

– Моей выучки, – не без гордости ответил штурман.

Катер, развивая скорость, стремился вперед. Выбирая шкот большого паруса, Карпа уперся ногами в борт и, откинувшись назад, пропел во весь голос:

Наш «Будь готов!», вперед лети, в коммуне остановка.

Иного нет у нас пути, в руках у нас веревка…

Отец и штурман засмеялись.

– Это шкот называется, а не веревка, – поправил Ленька.

– Для рифмы, – сказал Карпа. – Остановка – веревка.

– А что с бывшим скаут-мастером будет, с Павликом? Володя говорил, его арестовали? – спросил Ленька.

– Думаю, освободят. Активного участия он не принимал, – сказал Глеб Степанович.

– А Костя, Костя каков! – закричал Карпа. – Он теперь в магазине отцовском на углу Поморской тянучками торгует. Отец его нэпман, а Костя в приказчиках ходит. О бойскаутах думать забыл. Деньгу решил зашибать.

– А у вас кто теперь начальник отряда? – спросил Глеб Степанович. – Володя-то в ЧК ушел, я слышал.

– Первым городским Никита Лепехин командует. Отрядом «Водников» – Карпа, а отрядом «Коммунальников» – я, – сказал Ленька. – А Маняша – командир отряда имени Розы Люксембург.

– Уже четыре отряда! – удивился Глеб Степанович. – Когда это вы успели?

– Сразу после лагеря. Очень много ребят в пионеры хотят записаться. Вот мы и отдали лучшие звенья вместе со звеньевыми, – объяснил Никита.

– А «Чайка» осталась?

– Осталась, только из старых ребят там один звеньевой. Остальные все уже другими звеньями командуют.

– Ну и кто же звеньевой «Чайки»?

Никита засмеялся:

– Да Тодик. Помните, ботинки снимать не хотел.

– Помню, как же. А вы по-прежнему неразлучная троица?

– Теперь-то, конечно, поменьше вместе бывать приходится, – сказал Ленька. – У каждого свой отряд. А вообще-то одна семья – пионерская.

– А куда делась Эрна? – спросил Глеб Степанович. – Помните, на сигнальщика сдавала? Способная девочка.

Ленька посмотрел на Никиту.

– Уехала она, – сказал он.

– А то бы мы ее перевоспитали обязательно, – сказал Карпа.

Впереди по носу показался стоящий на якоре корабль. Его белый мостик и чуть откинутые назад мачты четко вырисовывались на темном осеннем небе.

– Твой? – спросил отец. – Красивая посудина.

– Мой. Идем на Новую Землю, менять зимовщиков, – ответил штурман. – Подойти к борту сумеешь? – спросил он Никиту.

Никита кивнул и круто развернул катер против ветра.

– Эгей! На палубе! – крикнул Ленька, поспешно пробираясь на нос катера.

С палубы упал конец и вслед за ним штормтрап.

Глеб Степанович простился с ребятами. Крепко пожимая руку отца Никиты, кивнул на них:

– Ну что ж, неплохие растут помощники, а? Так и держать, братишки!

Он ловко забрался по штормтрапу и махнул рукой с палубы:

– Попутного вам ветра, друзья!

– Шесть футов под килем! – ответили с катера.