Четверо с базарной площади

Генка, прихватив с собой Катю, дежурил у дома садовладельца.

А Толячий занимался тем, что по полдня извлекал из хитрой своей копилки деньги на очередную поездку в городок. Это было очень кропотливое и нудное занятие. Мелочи в копилке было много. Но разбивать копилку Толячий не имел права. Так что сразу после школы он вооружался узенькой полоской картона и с помощью этого инструмента извлекал то гривенник, то пятачок, а то и копейку, провозившись ради несчастных грошей минут двадцать.

Три вечера подряд прошли впустую.

Каждый раз Фат и Слива видели женщину с тонкими бровями. Однажды она опять ненадолго ходила по тому же адресу, что знал Генка. Но кто там живет — оставалось неизвестным. Фат даже позаимствовал у Генки его метод — справлялся у пацанов. Но никто из них не знал нового жильца…

Переломным в деле оказалось последнее апрельское воскресенье.

Сливе и Толячему было приказано следить за толкучкой.

А Фат и Генка, поскольку им не везло вечерами, решили попытать счастье утром.

Генка приготовил удочку, нарыл червей, якобы готовясь на рыбалку, и встал минут без пятнадцати четыре. Фат поджидал его у монастырских ворот. Удочку Генка забросил на крышу сарайки, и ровно в четыре тридцать утра они первым автобусом выехали на содовый завод. Генка взял себе пост у дома женщины, Фат — в пределах видимости застекленной веранды Петра Петровича, как называл его Генка дошколятам.

Легкий туман поднимался над землей, окутывал финские домики, штакетные заборы, тоненькие деревца молодых насаждений, и таким сонным, таким умиротворенным казался в утреннем тумане городок строителей, что Генке на секунду не поверилось даже, чтобы вот в этом — тихом до звона и спокойном до сонливости — тумане мог жить убийца… Туман — это как бы дыхание земли. И она дышала легко, вольготно, с наслаждением. Генке показалось, что все это он выдумал для себя — всех этих купцов, корявых, толстых… И торчит здесь по глупости, когда должен бы с удочкой в руках сидеть над одним из быстрякских затонов: самое рыбное время!

Но ведь уже не подойдет сзади однорукий полковник, не присядет рядом, не закурит душистую папиросу… Полковник умел молчать и никогда не мешал на рыбалке.

Так подумал Генка, и утренний туман стал тревожным.

А когда захлопали двери в домах, закудахтали куры, залаяли собаки — Генка был уже опять собран и внимателен, как раньше.

Неожиданное появление Фата удивило его.

— Идем, — сказал Фат, ничего не объясняя. И повторил еще раз: — Идем!

Фат был бледен, со сдвинутыми к переносице бровями, а в глазах сверкала такая ярость, что Генка сразу же двинулся вслед за ним. И только пройдя быстрым шагом целый квартал, спросил:

— Ты что это?..

— Погоди, — сказал Фат. — Не поверишь…

— Видел, да?.. — осторожно спросил Генка.

Фат кивнул, как бы не решаясь говорить, потому что если откроет рот — обязательно взорвется от злости и негодования.

— Погоди, Генка, ладно? — попросил Фат. — Надо уточнить одно дело. А тогда я своими руками, сам!..

И Генке поверилось, что Фат может «сам, своими руками» разделаться с каким-то еще неведомым Генке противником.

Генке передались тревога и возбуждение Фата, но где-то заворошилась и обида на его молчание.

— Ну, кто, а?.. — нетерпеливо повторил Генка.

— Подожди, Генк! Одну минутку, ладно? — почти умоляюще попросил Фат, и, так как они уже подошли к автобусной остановке, Генка не стал упрямиться.

Здесь их ждала неудача.

Казалось, весь городок собрался на автовокзале, чтобы куда-то ехать: либо до станции, на поезд, либо в магазины, либо на рынок, либо в гости…

Площадь перед автовокзалом кипела народом.

Генка и Фат попытались нырнуть в первый же автобус, но их попросту вышвырнули из очереди.

— Вам, господа хорошие, не к спеху!

Фат долго оглядывался, кого-то разыскивая в сплошной толчее, но не нашел и успокоился немножко.

Автобусы шли каждые полчаса. А народ не убывал.

Генка и Фат попытались проникнуть еще в несколько машин. Но, изрядно помятые, заработав десяток щелчков по затылкам, они выбрались наконец из толпы и отошли в сторону.

Фат ругался сквозь зубы.

Надежда на попутный грузовик тоже не оправдалась: желающих на грузовики было не меньше, чем на автобусы.

Друзья вернулись в толпу.

Из очередного автобуса их вытащил сам диспетчер автовокзала и привел в дежурку.

— Давно вы, я вижу, толкаетесь, а?

— Да нам в город надо, мы живем там! — не выдержал Фат.

— А почему здесь оказались?

— Надо, значит!

— Ну, раз надо — подождете… В милицию я вас сдавать пока не буду, если сядете и натопите мне печь докрасна. А взрослых поубавится — уедете. Договорились? — спросил диспетчер и щелкнул дверным замком, чтобы не оставалось никаких сомнений относительно его решения.

Генка и Фат, злые, некоторое время сидели, ничего не делая, потом взяли по одному полешку и бросили в огонь: на всякий случай, мало ли что…

Диспетчер без конца кричал что-то по телефону, размахивая трубкой и показывая в окно. Длинные руки его все время двигались…

В автобус Генка и Фат сели уже около часу дня.

Толячего нашли у базарных ворот: он следил за тиром и за домом садовладельца.

Слива торчал на своем всегдашнем месте — около щербатого. Минут десять пришлось жестикулировать издалека, прежде чем Слива заметил и понял эту жестикуляцию.

Фат никому ничего не объяснял. К нему опять вернулась утренняя нервозность.

— Идемте за мной! — сказал он, когда собрались все четверо.

— Куда? — спросил Толячий.

— К тебе!

— Куда — ко мне?..

— Во двор! — И Фат зашагал первым.

— Чего это, а? Чего вы, а? — на ходу глубокомысленно повторял Слива, дергая Генку то за рукав, то за хлястик телогрейки.

Генка шагал молча.

У дома Толячего Фат остановился.

— Погляди: есть кто во дворе?

Толячий осторожно приоткрыл калитку. Шепнул:

— Никого…

Один за другим они вошли во двор.

Фат, засунув руки в карманы брюк, остановился лицом к Толячему.

— Куда, говоришь, Корявый удирал?

— Вот так! — обрадовался Толячий. — За угол, через наш сад, потом через сад Фазулаева, к Быстряку! Я как раз с той стороны у окна сидел! Слышу — кусты трещат! Гляжу — Корявый! А когда выбежал — тут уж не разбери-поймешь во дворе!

— Постой, постой, — сказал Генка. — Корявый уходил сюда, через огороды, все сюда побежали.

— Да я сам видел! — возмутился Толячий. — Вот как прям сейчас: он через кусты…

Фат, опять бледный, со сдвинутыми бровями, не сказал, а процедил сквозь зубы:

— Толячий правильно говорит: Корявый уходил через сад…

И тут даже Слива открыл рот, настолько невероятной была мысль, что напрашивалась после заявления Фата.

— Ты видел его?.. — негромко спросил Генка.

Фат кивнул.

Генка имел в виду не Корявого. Но Фат понял его правильно.

— Кого, а? — тревожно спросил Толячий.

— Сергея Васильевича, — сказал Фат.

С минуту или больше все молчали.

Один Толячий не совсем понял, что это значит. Пришлось объяснить ему, кто показал дорогу через огороды.

— Сергей… Васильевич? — поперхнулся Толячий.

— Не Васильевич, а Купец! — с ненавистью поправил Фат. — Га-де-ныш… а?

— Ну, давай говори по порядку, — потребовал Генка, когда они оставили двор Толячего и двинулись опять к базару.

— А что говорить! — ответил Фат. — Стою: выходит из веранды! Хорошо, не заметил. А то ж я и убежать бы не смог. Стою — и глазам не верю. Ты — с расспросами. А я и выговорить-то не могу. Сразу вспомнил, как Толька говорил в горкоме: видел Корявого, когда через сад удирал. Мы и внимания не обратили. А тут я вспомнил: как это — через сад?! Когда Сергей… этот, собака, Купец показал — через огород! И сомневаюсь еще. Прям не верю! Как же это, думаю?! Понял?

Понять его было не трудно. Если до сих пор они сталкивались с мошенниками и трусливыми жуликами, вроде Корявого, теперь перед ними выросла зловещая фигура необыкновенного хищника, очень здорово замаскированного под человека. И вдвойне опасного потому… Генка почувствовал холодок на спине между лопаток.