Непроливашка

ь. Мама смотрела на него, покачивая головой.

– Как же ты пойдешь на лекцию? В таком-то виде…

– А я и не пойду, – ответствовал отчим. Как всегда после дозы, равной четвертинке, он погрузился в беспечность и умиротворение.

– Тебе же попадет! Ты же понимаешь, что отметят всех, кто не пришел!

– Скажу, что заболел…

– Так тебе и поверили! Такие лекции – обязательные! Это же про социализм…

Негромко, но внятно отчим сообщил с кровати:

– Проблемы строительства социализма, нужны мне, как дохлому Бобику клизма…

Мама в панике заоглядывалась на тонкие фанерные стены. Потом плачущим тоном пообещала:

– За свой длинный язык ты опять окажешься там …

Но отчим уже мирно посапывал в подушку. На его блестящей, с прямым пробором прическе блестел зайчик от лампочки.

А меня вдруг осенило! Я вспомнил детскую клизму из рыжей резины, которой иногда играл, как мячиком. Эту клизму я звал «Буратино» за ее длинный острый нос. Нажмешь резиновый шарик, сунешь «нос» в воду, наберешь ее внутрь, и можно брызгать в приятелей – это летом, в жару… Но ведь можно таким же образом высосать из непроливашки чернила!

Клизму я отыскал за сундуком. Сдул с нее пыль. Вставил резиновый хоботок в непроливашку. Надавил и отпустил баллончик. Чернила втянулись в него с шумным всхлипом. Я выплюнул их из клизмы в помойное ведро за дверью. Потом отсосал из непроливашки то, что еще осталось. А после несколько раз наливал туда воду и тоже отсасывал. Вода сперва была зеленой, но с каждым разом становилась все светлее и наконец сделалась бесцветной. Затем я долго пускал клизмой в чернилку струи воздуха – для просушки.

Новые чернила я изготовил сам – их огрызка химического карандаша, который держал про запас в укромном закутке. Налил их в непроливашку. Попробовал. Чернила были как чернила, не очень густые, но вполне пригодные. Прасковья Ивановна вздохнет наконец с облегчением. Мне, однако, стало грустно.

Жаль было изумрудных чернил. Мне чудилась в них какая-то сказочность. Иногда я рисовал ими на старых газетах буйные африканские джунгли (как в книжках про Айболита и пятнадцатилетнего капитана). В этих джунглях, казалось мне, водились добродушные красные львы. Можно было бы сочинить целую сказку и записать ее зелеными чернилами. Теперь никакой сказки не будет…

Но однажды я все-таки сочинил «зеленую сказку». Правда написал ее уже обычными чернилами, но как бы в память о тех изумрудных, волшебных.

Случилось это весной, в ярком теплом апреле. Сверкающее солнце за окнами напоминало о близком Первомае, а там и о недалеком уже лете. Было слышно, как в тополях за окнами галдят беззаботные воробьи, у которых вся жизнь – каникулы.

В один из таких дней к нам в класс пришла практикантка из учительского института. Нина Алексеевна. Молодая и жизнерадостная. Прасковья Ивановна часто сидела на ее уроках и порой почему-то хмурилась, но замечаний Нине Алексеевне не делала. По крайней мере, при нас…

Однажды Нина Алексеевна задала нам на дом необычное упражнение.