Скользкий склон

Однако во время ужина от внимания Графа Олафа и его сотоварищей ускользнула одна очень важная деталь, и Солнышко была этому очень рада. В ознаменование Фальшивой Весны младшая Бодлер приготовила, как и обещала брату и сестре, всевозможные овощи с грибами. В её рецепт входили пакет грибов, банка каштанов и брикет мороженого шпината, и чтобы разморозить шпинат, Солнышку пришлось сунуть его под рубашечку. Однако в последний момент Солнышко решила не класть в свой салат громадный баклажан. Когда Вайолет отметила, что баклажан, наверное, весит не меньше Солнышка, младшую Бодлер посетила блестящая мысль, и она не стала крошить баклажан зубами на мелкие кусочки, а спрятала его за сдутой шиной автомобиля Графа Олафа, а теперь, когда встало солнце и негодяи начали обычную утреннюю перебранку, девочка выволокла баклажан и покатила его к кастрюле. Катя баклажан, Солнышко посмотрела на замёрзший водопад, с виду казавшийся всё менее и менее замёрзшим. Она знала, что внизу находятся её брат и сестра, а также Куигли, и, хотя она их не видела, ей было приятно думать, что они рядом и, если план сработает, скоро она будет с ними.

— Что ты там делаешь, девчонка?

Солнышко едва успела затолкнуть баклажан под крышку кастрюли, как услышала голос одной из приспешниц Олафа. У палатки стояли, потягиваясь на утреннем солнышке, две женщины с напудренными лицами.

— Синенький, — ответила Солнышко, что значило «Я придумала план, в котором задействован этот баклажан, и запросто могу вам об этом рассказать, потому что вы всё равно не понимаете ни слова из того, что я говорю».

— Болтает, — со вздохом сказала вторая белолицая женщина. — Я начинаю думать, что Солнышко действительно беспомощный младенец, а вовсе не шпионка.

— Гу-гу-га… — начала Солнышко, но не успела она произнести последнее «га», как полог палатки Графа Олафа откинулся. Негодяй и его подруга стояли в лучах утреннего солнца и явно предвкушали, что новый день — суббота — станет для них очень важным. Одеты они были парадно, иначе говоря, «напялили на себя такие странные наряды, что младшая Бодлер от изумления даже забыла договорить последнее „га“» Как ни удивительно, Граф Олаф даже умылся и облачился в новенький, с иголочки костюм, на первый взгляд сшитый из материи в горошек. Однако, хоть и не сразу, Солнышко увидела, что каждая горошинка — это на самом деле крошечный глаз, в точности такой же, как татуировка Олафа, значок Г. П. В. и прочие глаза, отравившие жизнь Бодлеров с того ужасного дня на пляже, поэтому смотреть на новый костюм Графа Олафа для неё было всё равно что смотреть на целую толпу негодяев, каждый из которых глядит в ответ на младшую Бодлер. Но как бы ужасен ни был вкус Графа Олафа, туалет Эсме Скволор был ещё кошмарнее. Солнышко не могла припомнить, чтобы ей приходилось видеть столь огромное платье, и не понимала, как такое количество ткани умещалось в палатке и как после этого там ещё осталось место для двух спящих негодяев. Платье было сделано из множества слоёв блестящей ткани всевозможных оттенков жёлтого, оранжевого и красного, изрезанных в виде острейших треугольников, так что слои словно бы впивались друг в друга, а от плеч платья затейливыми изгибами вздымалось чёрное кружево. Платье было такое громоздкое и вычурное, что Солнышко не представляла, как его вообще можно носить, но когда подруга злодея сделала ещё один шаг из палатки, всё стало ужасающе ясно. Эсме Скволор нарядилась огромным костром.

— Какое славное утро! — прокаркал Граф Олаф. — Только подумайте — к вечеру в моей труппе будет неслыханно много новичков!

— И они нам пригодятся, — согласилась Эсме. — Мы все вместе будем трудиться на общее благо — сожжём дотла последнее убежище!

— Только представлю себе отель «Развязка» в огне — и становится так радостно, что хочется откупорить бутылку вина! — провозгласил Граф Олаф, и Солнышко прикрыла рот руками, чтобы негодяи не услышали, как она ахнула. Она поняла, что отель «Развязка» и есть последнее убежище! Олаф в возбуждении непреднамеренно выдал это название, что здесь означает «произнёс его, несмотря на то что младшая Бодлер находилась рядом».

— Только представлю себе, как в небо взмоют все орлы, и становится так приятно, что хочется закурить модную пурпурную сигарету! — провозгласила Эсме и нахмурилась. — Только у меня ни одной не осталось. Экая неудача.

— Прошу меня извинить, ваше эсмечество, — сказала одна из белолицых женщин, — но у подножия водопада я вижу пурпурный дымок.

— Правда? — взволнованно откликнулась Эсме и посмотрела туда, куда указывала приспешница Олафа.

Солнышко тоже посмотрела туда и увидела знакомый султан пурпурного дыма. В лучах восходящего солнца султан становился всё выше и выше. Младшая Бодлер не могла понять, зачем брат и сестра подают ей знаки и что они хотят ей сказать.

— Странно, — заметил Олаф. — Вообще-то в штабе гореть вроде больше нечему.

— Только погляди, сколько дыма, — алчно проговорила Эсме. — Наверное, там целая пачка этих сигарет. Денёк даже лучше, чем я думала!

Граф Олаф улыбнулся, а потом повернул голову и впервые заметил Солнышко.

— Пусть-ка младенец слазает вниз и принесёт тебе сигареты, — распорядился он.

— Дасэр! — воскликнула Солнышко.

— А вдруг она заберёт все сигареты себе? — прошипела Эсме, сердито глядя на девочку. — Я лучше сама.

— Но если ты полезешь вниз, у тебя уйдёт на это несколько часов, — возразил Олаф. — Разве ты хочешь пропустить выполнение плана по новобранцам? Я так люблю, когда люди попадаются в мои ловушки!

— Я тоже, — согласилась Эсме. — Не беспокойся, Олаф. Я живенько обернусь. Лазать я не собираюсь. Возьму сани и съеду с водопада — никто и моргнуть не успеет.

— Эх! — не сдержалась Солнышко. Она имела в виду нечто вроде «Я тоже собиралась поступить именно так», но её снова никто не понял.

— Замолчи, зубастая, и прочь с дороги! — велела Эсме.

Она промчалась мимо младшей Бодлер, и Солнышко поняла, что к подолу платья подруги злодея пришито что-то такое, отчего оно на ходу потрескивает, так что Эсме была похожа на костёр не только с виду, но и на слух. Послав Графу Олафу воздушный поцелуй, Эсме схватила сани, принадлежащие мужчине с бородой, но без волос, и женщине с волосами, но без бороды.

— Я мигом, дорогой, — сказала она. — Вели младенцу лечь поспать, чтобы она не видела, что мы затеваем.

— Эсме права, — заявил Олаф, глядя на Солнышко с жестокой улыбкой. — Забирайся в кастрюлю. Ты такая беспомощная уродина, что на тебя и смотреть-то противно.

— Золотые слова, красавчик, — закивала Эсме и злобно захихикала, усаживаясь в сани на вершине водопада. Две белолицые женщины бросились ей услужить и подтолкнули сани, а Солнышко послушалась Эсме и исчезла с глаз Олафа.

Нетрудно догадаться, что взрослую женщину в пышнейшем платье, похожем на костёр, съезжающую в санях от источника Порченого Потока к двум его рукавам и замёрзшему озерцу у подножия водопада, невозможно не заметить, даже издалека. Вайолет первой увидела яркое пятно, мчащееся по склону, и наклонила зеркальце Колетт, при помощи которого она снова ловила солнечные лучи, чтобы зажигать Горючие Пурпурные Возжигатели, которые она сложила горкой прямо перед ловчей ямой. Морщась от резкого запаха дыма, Вайолет обернулась к Клаусу и Куигли, которые укладывали поперёк ямы последнюю обгорелую доску, чтобы ловушка стала окончательно незаметной.

— Глядите, — сказала Вайолет, указывая на спускавшуюся фигуру.

— Думаешь, это Эсме? — спросил Клаус.

Вайолет прищурилась на летящие сани.

— Наверняка. Ведь никто, кроме Эсме Скволор, не наденет такого наряда, — рассудила она.

— Давай-ка спрячемся за аркой, пока она нас не заметила, — сказал Куигли.

Бодлеры согласно кивнули и осторожно направились ко входу в библиотеку, тщательно обойдя ловчую яму.

— Хорошо, что яму больше не видно, — сказал Клаус. — Её чернота напоминала мне ужасную шахту лифта в доме номер 667 по Мрачному Проспекту.

— Сначала Эсме заманила туда твоих брата и сестру, а потом и нас, — объяснила Вайолет Куигли.