Тайна музея восковых фигур(изд.1965)

Мы прошли через гостиную с низкой полированной мебелью и огромной — в полстены — абстрактной картиной. Кабинет Карригана размещался в небольшой комнате. Очевидно, она была единственной комнатой в доме, где сохранилась кое-какая старомодная мебель: два пухлых кожаных кресла, старинный, резной письменный стол и такой же стул с высокой спинкой и кожаной подушкой на сиденье. Видимо, это было все, что удалось «отстоять» Карригану. Все остальное принадлежало к ультрасовременному стилю: низкий оранжевый столик и возле него два стула с сиденьями, похожими на лепестки розы; книжная полка, в точности такая, как их изображают на рекламах современной мебели, — почти без книг, но с вазами и безделушками…

Как-то само собой получилось, что мы избрали кожаные кресла.

— Это очень хорошо, что вы пришли. Я уже начал беспокоиться…

— Беспокоиться? Разве что-нибудь случилось? — Своим вопросом я хотел помочь Карригану приступить к рассказу о Коллинзе.

— Сигару? — Карриган протянул мне коробку великолепных гаванских «Корон», которые он, видимо, курил по воскресеньям, но тут же спохватился: — Ах, да! Вы же курите трубку, я забыл.

Пока он аккуратно обрезал кончик сигары специальными маленькими щипчиками, я зажег трубку и удобно откинулся в кресле, готовый слушать.

— Вы знаете, сегодня, когда вы меня спросили по телефону, нет ли чего-нибудь нового, я обрадовался. Последние дни вы куда-то исчезли, и я подумал… — Карриган вдруг оборвал себя и спросил взволнованно: — А может быть, вы уже пишете?

— Видите ли, — ответил я уклончиво, — я еще хорошо не знаю, о чем писать.

Мой ответ явно успокоил гостеприимного хозяина дома. Вероятно, сейчас его тревожило больше всего на свете, чтобы газеты достойно отметили выдающуюся роль полицейского инспектора Карригана в раскрытии тайны Музея восковых фигур. И чтобы, ради бога, ничего не говорилось о той слежке, которой с самого начала подвергался убийца.

Карриган сосредоточенно раскурил свою сигару и выпустил густое облако дыма.

— Сегодня ночью, — сказал он отрывисто, — Лой Коллинз сознался в том, что он убил Рамона Монтеро.

— Что вы говорите? — Я старался как мог изобразить на своем лице удивление или хотя бы повышенный интерес к этой «новости». — Это очень важно. Значит, дело окончено?

Но Карриган не обратил внимания на мои слова.

— Возможно, вам это уже известно. — Он был явно расстроен. — Во всяком случае, наш друг Джо Кэсиди узнал эту новость раньше меня.

Я оказался в глупейшем положении, но Карриган, к счастью, не слишком затянул паузу.

— Я… я не стал бы вас беспокоить. Тем более сегодня, но произошло досадное недоразумение, которое… Вы знаете, врачи нередко ошибаются, когда ставят диагноз. И это считается в порядке вещей. Но стоит ошибиться полиции… Короче говоря, Лой Коллинз солгал. Он вовсе никого не убивал!

Слишком глубокое и мягкое кресло не позволило мне вскочить на ноги. Только трубка упала на ковер.

— Как — солгал? — пробормотал я смущенно, затаптывая тлеющие крошки табака. — Какой же ему смысл?..

— Не беспокойтесь, — засуетился Карриган, помогая мне, — это огнеупорный материал. Оставьте… Знаете что? Давайте выпьем по глотку старого шотландского с содовой. А потом я вам все расскажу.

Карриган подошел к столу и откинул крышку. Из его глубин, словно по волшебству, медленно выплыли на поверхность бутылки с яркими этикетками, сифон с газированной водой, рюмки, фужеры. Мы пересели в деревянные кресла-лепестки, которые оказались весьма удобными.

Прежде чем возобновить разговор, нам пришлось потратить некоторое время на определение уровня виски в моем бокале, на глубокомысленное молчание после первого глотка и, наконец, на то, чтобы похвалить напиток. Лишь после этого Карриган вернулся к прерванной беседе.

— Да… — Он огорченно вздохнул, поворачивая в руках свой пустой бокал. — Но, увы! Одно лишь голословное признание в преступлении для суда недостаточно.

— Но как же все это случилось? Вероятно, парень не выдержал вашу демонстративную слежку и наплел на себя?

— Нет. Его признание было хорошо продумано и звучало вполне логично. — Карриган грустно усмехнулся. — Я бы сказал: слишком логично! То, что рассказал Лой Коллинз, не было исповедью преступника.

Это была версия. Версия того, что могло бы произойти.

— Почему вы так в этом уверены?

— Потому, что это моя собственная версия! Разве вы не помните? Ее напечатали почти все газеты. Коллинз ее добросовестно выучил и повторил.

— Не понимаю. А разве в действительности не могло все произойти именно так, как вы предполагали?

— Нет. Так не бывает. Не может быть! Расхождение в некоторых деталях так же обязательно, как и полное совпадение в других. Ведь версия всего лишь остов, макет. Она строится на основании только тех фактов, которые известны полиции. Но ведь есть факты, которыми полиция не располагает, — они известны только преступнику. Поэтому подлинные события неизбежно будут развиваться с некоторым отклонением от версии. G другой стороны, всегда есть такие подробности, которые так же хорошо известны нам, как и должны быть известны самому преступнику. Как раз на этом Лой Коллинз и попался. Я спросил его, какого цвета были его перчатки. Он ответил: «Черные». Потом я спросил его, как он закрыл за собой дверь музея. Он сказал: «На ключ, который торчал изнутри». — Карриган осторожно поставил свой стакан на стол и с сожалением развел руками. — А вы же знаете: перчатки были белыми, дверь музея закрывается изнутри на щеколду, а снаружи на висячий замок. Дальше — больше. Оказалось, что Коллинз не имеет ни малейшего понятия о расположении комнат в музее. Он просто никогда там не был! Наконец, он запутался и признался, что сам на себя наговорил.

— Но зачем же? Зачем он это сделал?

— Это уже более сложный вопрос. Чтобы ответить на него, придется совершить небольшое путешествие в мир человеческих страстей. Вы ведь думали, что полиции это недоступно, не так ли? — Карриган снял очки и принялся тщательно их протирать. У него были очень воспаленные глаза, как у человека, не спавшего всю ночь. Он уже не старался скрывать своего огорчения. — Особенно вам не понравилось, что мы уделяли так мало внимания личности убитого, почти не говорили с его вдовой…

Я налил себе полный бокал содовой воды и залпом его выпил.

— Может быть, капельку виски?

— Нет, нет, спасибо. Продолжайте…

— Хорошо. Я буду откровенен, уж вы меня простите. Так вот, вы считали, что полиция слишком небрежно отнеслась к мисс Паризини и к ее жениху, что мы тупо искали таинственную женщину с браслетом «змейка», купившую последний билет перед убийством, и не знали, что это родная сестра Лоя Коллинза и что она работает в аттракционе «Переворачивающаяся кровать».

— Как? — вырвалось у меня. — Вы всё это знали?

— Не всё. Кое-что я узнал сегодня ночью от Лоя Коллинза. Но вы правы: мы уделяли всему этому не слишком большое внимание.

— Но почему? Ведь все то, о чем вы сейчас говорите, очень важно! И все имеет прямое отношение к убийству!

— Видите? — Карриган горько улыбнулся. — Вы разочаровались в нашей работе. «Полиция работает плохо, — решили вы. — Попытаюсь сам разобраться во всем». И я уверен — вы многое узнали. Может быть, даже могли бы нам помочь, почему бы нет…

Я сделал один из тех неопределенных жестов, к которым прибегают люди, когда не хотят показывать свое отношение к разговору. У Карригана оказалось достаточно такта, чтобы не настаивать.

— Однако не в этом дело. — Карриган осторожно, чтобы не сбить пепел, положил свою сигару в пепельницу, скрестил пухлые пальцы на животе и, вытянув ноги, уставился на носки своих безукоризненно начищенных ботинок. — Мне бы очень не хотелось, чтобы у вас создалось впечатление, что в этом деле полиция действовала ощупью или недооценивала какие-то важные обстоятельства. Позвольте мне рассказать вам о некоторых принципах нашей работы…