Малышок

- Стоп! - приказал он и, когда станки затихли, объявил: - В конце смены я вас поспрошаю, а завтра поставлю на норму. Установлена норма - двадцать «труб». Больше дашь - никто не обидится. Будешь твердо выполнять двадцать - разряд получишь. Поняли? И ты, Булкин, понял?

- Почему это я должен не понять? - покраснел Сева. - А только я думаю, что норма высокая. Во втором цехе всего…

- Ух ты, галчонок! - удивился мастер. - Много тебе двадцать? Ладно, делай две! - Он рассердился. - Ты со мной не торгуйся! Ты у фронтовиков спроси, сколько нужно делать… Галкина, можно двадцать?

- Не знаю, - равнодушно ответила Катя. - Меня двадцать вообще не интересуют. Нужно тридцать - сто пятьдесят процентов нормы. Я такую клятву дала.

- Вот это дело! - одобрил Герасим Иванович. - Постараешься - сделаешь и тридцать. Только нужно желание иметь, а не нормы по всему заводу подсматривать! - И он ушел, приказав ребятам продолжать работу.

- Захотим - сто пятьдесят процентов сделаем, хотя такого обязательства не брали, - сказал Сева вслед мастеру. - Вот посмотрим, как Екатерина Васильевна сто пятьдесят раз хвостик подожмет, а потом покажем ей настоящую работу.

- Лодырь! - внятно проговорила Катя. - Форсу показал на весь завод, всем нахвастался, а на работе стоп… Не бойтесь, господин-сковородин Булкин-Прогулкин, вам не придется меня учить…

Вернулся Стукачев, провожавший мастера, и скомандовал:

- В последний раз - смирно! Больше я с вами не играюсь… Нужно еще шестнадцать человек в токари подготовить, чтобы директор направил в танковое училище. Давайте норму, а споры-разговоры прошу бросить. Если будут недоразумения, помогу чем могу… Прощай, гопкомпания!

Он пожал каждому ученику руку в знак того, что имеет дело не с кем-нибудь, а с токарями, махнул кепкой и ушел. Ребята с сожалением проводили взглядом своего добродушного, веселого учителя. Они понимали, что теперь все зависит от их рук, и… как-то еще сложится самостоятельная работа.

В тот день Костя вполне самостоятельно обработал пять деталей. Ему казалось, что сделано много, хотя он выполнил всего двадцать пять процентов нормы, но он все любовался и любовался блестящими «трубами». Это были точно такие же «трубы», какие выпускал второй цех, какие он видел на Северном Полюсе. Да, такие же, но с большой разницей: они были гораздо лучше всех других, так как вышли из его рук. Контролерша второго цеха померила «трубы», сделанные ребятами, мелом написала на каждой «п» - «принята» - и сказала:

- Вот не было печали - из-за таких пустяков в первый цех бегать!

Но Костя даже не обиделся. Хорош пустяк - такие замечательные детали!

Раздался нетерпеливый звонок. Это прикатил электрокар. Водительница тоже фыркнула:

- Это и комар унесет!

Опять-таки глупые слова! Никого не спрашивая, Костя перегрузил все детали на электрокар, будто был простым подсобным рабочим, а не токарем.

Складывая «трубы» одна на другую, он считал:

- Малышев - пять… Булкин - семь… Туфик - девять… Галкина - двенадцать…

- У кого больше? - спросила Катя, которая только что отнесла стружку на транспортер.

- Конечно, у тебя! - доложила Леночка. - За тобой я, а меньше всего - у Малышка.

- Сам виноват! - сказала Катя, будто разбила об пол ледяшку.

Даже это не испортило его настроения. Когда электрокар отправился из-за колонн, он побежал рядом. Его «трубы» лежали внизу. Никто, кроме Кости, уже не смог бы сказать, кто какие «трубы» из этой партии сделал, и все же его работа существовала как-то отдельно. Даже когда на фронте «катюши» разлетятся сотнями осколков, его труд не исчезнет, потому что «катюши» пожгут фашистов, а бойцы скажут спасибо Косте, не зная его имени.

Он вернулся за колонны, навел порядок в инструментальном шкафчике и уже собрался уходить, когда за колонны прибежала Леночка.

- Ой, что-то забыла! - сказала она, оглянулась и шепотом спросила: - Булкина нет?… Знаешь, Малышок, зачем я вернулась? Катя говорит, чтобы ты не сердился за то, что было. Помнишь? Она говорит, чтобы ты пришел сегодня слушать книжку. И сегодня мы начинаем заниматься по математике. Ей очень жаль, что ты так мало вырабатываешь и позоришься перед Булкиным.

Последние слова все испортили.

- Больно мне нужно… - ответил он и выключил свет.

- Какие вы все! - воскликнула Леночка. - С вами абсолютно невозможно.

- Обойдемся, - сказал Костя и ушел.

Не нужно ему жалости! Сегодня он сделал всего пять, но сам сделал, а завтра сделает больше и тоже сам. Выработает он и норму и полторы нормы и докажет, какой он человек. Но было приятно, что Катя послала к нему Леночку мириться.

Глава вторая

У входа в молодежный цех висят три доски показателей, точно такие же, как в цехах, где работают взрослые токари. Слева выстроились фамилии - сколько в бригаде рабочих, столько и фамилий, - и указано, сколько процентов задания выполняет токарь. Если выполнил меньше ста процентов, цифра написана белым мелком, а если больше ста - красным. Сегодня написано, что Галкина за прошлый день выполнила 85, Туфик - 75, Малышев - 60, а Булкин всего 50 процентов нормы.

Но Сева не всегда последний за колоннами. День-два он работает плохо, где-то пропадает с Колькой Глухих, а потом вдруг прилипнет к станку, работает злой, только и ищет случая поругаться с Катей, назвать Леночку очкастой, задеть Малышка. Всех обгонит, мастер его похвалит, а он снова раскиснет, еле движется и все заговаривает с Костей о тайге и золоте…

Ровно и все лучше работает Костя. Он сообразил, что при черновой обдирке, когда «Буш» снимает с заготовки толстую стружку, вовсе не обязательно часто промеривать диаметр обточенной части заготовки, так как станок надежно соблюдает заданный размер. Правда, об этом говорил и Стукачев, но Костя все время беспокоился, правильно ли работает «Буш», то и дело нажимал красную кнопку «стоп», которая ему особенно нравилась, и терял много времени. Каждый день он делает маленькие полезные открытия и поэтому рассматривает показатели вполне спокойно, стараясь сообразить, когда он перейдет на красный мелок.

На минутку задержалась возле доски Катя.

- Это только цветочки, а ягодки будут впереди! - сказала она, обняла Леночку и проронила: - Гуд морнинг, гога-магога, - то есть поздоровалась с Костей по-английски, потому что до поступления на завод она училась в школе говорить на этом непонятном языке.

- Ой, бонжур! - сказала ему Леночка, потому что она в школе на Украине училась говорить по-французски.

Что касается Севы, то он посмотрел на показатели с таким видом, будто интересовался, как играют маленькие дети.

- «Из кожи лезут вон, а возу все нет хода», - сказал Сева маленькому Маркину из третьей бригады.

- Зато ты орел! - прыснул Маркин. - Галкина вчера восемьдесят пять процентов сделала, а у тебя пятьдесят. Ты скажи, почему тебя называют Булкиным-Прогулкиным? Очень остроумно!

- А сколько у меня позавчера было? - И Сева ткнул пальцем в показатель. - Смотри, если слепой. Восемьдесят пять и без брака, не то что у Галкиной…

- Врешь ты, не делает она брака! - не утерпел Костя, возмущенный ложью. - Это ты вчера две «трубы» запорол, а у нее брака не бывает.

- Защитник нашелся! - И Сева подмигнул Маркину. - Знаем мы, почему он за Галкину вступается. Он и пережженный резец помог ей спрятать. Понимаешь?

- По-ни-ма-ем! - протянул Маркин. - Он Онегин, она Татьяна.

В таких случаях Костя не сразу находил, что нужно сказать, он просто выругал Севу:

- Дурак ты, вот что… Врешь про людей со зла!

- Ах, какой длинноухий рыцарь печального образа нашелся! - И Сева отправился за колонны, предоставив Косте выслушивать шутки Маркина.