Улица Оружейников

На улице, в мечети, на складах, где приказчики братьев-миллионеров принимали товар от простых каракулеводов и от скупщиков, оба брата появлялись одинаково одетые: шелковые халаты, мягкие коричневые сапоги, белоснежные рубашки с широким вырезом на груди. Даже чалмы, которые они носили, были одинаковые по размеру. Не очень большие и аккуратные. Здесь же, у себя дома, оба брата резко отличались по одежде. Худой Зиядулла носил мягкие фланелевые брюки, европейскую куртку, европейскую рубашку с пуговицами и войлочные туфли, а Ширинбай был в том же халате и в тех же сапогах, в которых ходил по улице. Братья так отличались в домашней обстановке, что трудно было представить, как это они могут бок о бок вести свои торговые дела. Впрочем, Талиб знал, что в делах торговых оба брата мало чем отличаются друг от друга. Ни тот ни другой не переплачивал при покупке шкурок, и ни один из них не продавал свой товар дешевле, чем другой.

Разговор начал Ширинбай.

— Мы почтенные люди, торговцы, — начал он. — Мы хотим знать про вас все, уважаемые наши гости. Мы с братом поручились за вас перед купцами Бухары и перед самим Абдуррауфом караван-беги, но мы ничего о вас не знаем.

Зиядулла предоставил старшему брату возможность вести самую ответственную часть разговора. Считалось, что тот более опытен в отношениях между торговцами.

— Мы хотим знать всю правду, ибо, приняв вас как родственников Усман-бая, мы до сих пор многого не понимаем, — продолжал старший брат. — Вы сказали, что Талибджан родственник Усман-бая, что вы оба — друзья Усман-бая. Так ли это?

Дядя Юсуп кивнул и пояснил это так:

— Отец Талиба и Усман-бай действительно родственники. Почти троюродные братья. Великодушный Усман-бай действительно очень помог своему почти четвероюродному племяннику Талибу и мне самому. Аллах не забудет его этой помощи.

— В чем заключалась помощь Усман-бая? — продолжал свой допрос Ширинбай.

— Он дал нам в кредит товары и снабдил адресами в Бухаре. Благодаря ему мы живем здесь, и у нас есть еда и крыша над головой.

— Большой кредит? — опять спросил Ширинбай.

— Нет, не очень большой. Мы уже вернули ему все, что взяли, и теперь расплатились с ним.

Талиб посмотрел на дядю с удивлением. Он не знал, что тот расплатился с Усман-баем.

Зиядулла заметил взгляд мальчика.

— Ты что-то хотел сказать? — спросил он.

— Да нет, — уклонился Талиб. — Я не знал, что дядя Юсуп вернул все деньги. Ведь Усман-бай был должен моему отцу…

— Поэтому и дал в кредит? — теперь уже у дяди спросил Ширинбай.

— Может быть, и поэтому, — отвечал тот. Он был недоволен вмешательством племянника.

— Та-ак, — недоверчиво протянул Ширинбай; человек скупой и расчетливый, он не очень-то понимал, как можно дать кредит и отпустить в Бухару должника в такое трудное время.

— Теперь стало гораздо яснее, — сказал Зиядулла. Он выдвинул ящик низенького столика и достал оттуда плоский золотой портсигар. — Закуривайте, — предложил он дяде Юсупу. — Это очень хорошие папиросы.

Дядя Юсуп отказался, зато Ширинбай взял папиросу и закурил ее, хотя курение не доставляло ему удовольствия. Он никогда не отказывался от того, что можно было взять бесплатно.

— Я расскажу, почему мы ведем этот разговор. У нас сложилось впечатление, что ваши отношения с Усман-баем не так хороши, как вы нам рассказывали. Если бы вы не рассказали нам всю правду, хотя я уверен, что всю правду вы еще не рассказали, мы бы не знали, как нам поступить. Теперь я, кажется, догадываюсь… — Зиядулла затянулся и выпустил дым через нос — Усман-бай не тот человек, которого легко обидеть, значит, он обидел вас?

— Не нас, — возразил обиженно Юсуп-ака. — У него был спор с отцом Талиба, а с нами он был вежлив и добр.

Талиб опять посмотрел на дядю с удивлением. Зачем же говорить неправду? Ведь Усман-бай очень обидел их тогда в дунгайской чайхане.

Зиядулла опять заметил этот взгляд и спросил Талиба:

— Ты хочешь добавить, сынок? Не стесняйся. Видит бог, что я не желаю тебе зла.

— Мой отец и Усман-бай — враги, — уверенно сказал Талиб, вспомнив последний разговор и красный товарный вагон, увозивший отца из Ташкента.

— Почему? — спросил Зиядулла.

— Из-за дедушки. Когда умер мой дедушка уста-Тилля… — начал Талиб и осекся под укоризненным взглядом дяди Юсупа.

— Уста-Тилля из Ферганы? — с жадным интересом спросил Ширинбай. Он даже придвинулся к мальчику.

— Да, — кивнул Талиб. — Из Намангана.

— Тот самый уста-Тилля, про которого рассказывают легенды? Тот самый мастер, который нашел золото в Таласе, который всю жизнь искал подземные клады?

— Да, — сказал Талиб. — Он отец моей матери.

— От него осталось наследство? — продолжал с возрастающим интересом Ширинбай.

— Да, — сказал Талиб. — Маленький дом и хорошая лошадь с седлом. — Говорить о пропавшей тетрадке ему показалось излишним.

— И больше ничего? — продолжал допытываться Ширинбай, уставясь в глаза Талиба.

— Больше ничего, — твердо ответил Талиб.

— Почему же твой отец поссорился с Усман-баем? — Теперь спрашивал Зиядулла. Он был добрее старшего брата и спрашивал не так напористо.

Талиб заколебался, говорить о тетрадке или не говорить, но решил не говорить ничего.

— Ну скажи, почему они поссорились? Они сильно поссорились?

— Да, — ответил Талиб. — Мой отец сказал, что обрежет Усман-баю уши, и он сделал бы это, если бы его не забрали.

Братья переглянулись.

— Когда же его забрали? — вместе почти хором спросили они.

— Через два дня после ссоры, — ответил Талиб. Теперь ему стало совершенно ясно, как все это произошло. То, что раньше было смутной догадкой, теперь стало уверенностью.

— Хватит об этом. Поговорим еще, — сказал Зиядулла. — Давайте поедим. Хватит о делах.

Им подали блюда, о которых Талиб даже и не слышал раньше. В огромных пиалах искрился темный густой бульон из бараньих ножек, густо сдобренный черным и красным перцем, и душистыми травами.

— Возьми ложку, — сказал Зиядулла и протянул Талибу серебряную ложку со сложным рисунком на ручке.

— Французская. Тебе нравится? — спросил хозяин. — Наверное, в кладах твоего дедушки есть не только золото, но и серебро. Недаром его звали мастер-Золото. Как было его настоящее имя?

— Уста-Рахим, — ответил Талиб.

Потом на золоченом блюде подали небольшие колбаски — хасып. Талиб ел хасып в Ташкенте два раза. Но этот хасып был много вкуснее. В колбасках было рубленое мясо, бараний жир, рис, кишмиш и барбарис.

За едой говорили мало, в основном о бухарских блюдах и о том, чем они отличаются от ферганских и ташкентских.

Ширинбай все время поглядывал на Талиба и только один раз спросил, правда ли, что ташкентцы едят эти красные «по-ми-до-ры». Дядя Юсуп ответил, что сам пробовал «помидоры» и они ему очень нравились.

— Они кислые и сладкие, — сказал он. — Если их мелко изрезать острым ножом и перемешать с тонко нарезанным луком, потом посолить и посыпать перцем, будет вкусно. Можно есть с пловом.

Ширинбай очень удивился и сказал, что эти «по-ми-до-ры», может быть, и хороши для русских, но мусульмане их никогда есть не будут.

После чая Зиядулла опять достал из тонкого золотого портсигара папиросу, закурил и начал говорить то, что, видимо, хорошо обдумал во время длительной и обильной трапезы.

— Итак, насколько я понял, Талибджан — наследник уста-Тилля. Может быть, он станет так же богат, как я и мой брат. Не возражайте мне. Это борьба за наследство. Если Усман-бай сделал то, что он сделал, значит, он сделал это не зря. Скорее всего…

Зиядулла многозначительно помолчал.

— Я не знаю, все ли вы рассказали мне или что-нибудь утаили, — продолжал Зиядулла. — Но не зря Усман-бай спровадил вас в Бухару. И в Бухаре вы не в безопасности. Видимо, он боится вашего возвращения. Недавно к моему брату Ширинбаю приходил человек…

— Ты не должен этого говорить. Я сообщил тебе по секрету, — рассердился старший из братьев.