Выстрел

тька упал.

– Опять получишь!

Витька не внял этому предупреждению, поднялся, снова бросился на Мишу, но между ними уже стоял Славка.

– Ребята, прекратите сейчас же!

Вмешательство Славки вряд ли подействовало на Витьку. Но из-за угла появился Валентин Валентинович Навроцкий.

– Добрый вечер!

На скамейке по-прежнему темнела фигура Шаринца.

– У вас опять серьезный разговор! – улыбнулся Навроцкий.

– Ничего особенного, – сухо ответил Миша. – Пошли, Славка!

– Спокойной ночи! – сказал Навроцкий.

– Пока, – ответил Миша, не оборачиваясь.

Обернулся вежливый Славка:

– До свидания!

Навроцкий проводил их задумчивым взглядом, потом спросил Витьку:

– По-прежнему не ладите.

– А тебе какое дело?!

– Как грубо, как грубо, – поморщился Навроцкий. – Так вот, слушай, Витюня: будешь так разговаривать со мной, я из тебя сделаю беф-строганов, понял?

Это говорил не лощеный делец, а какой-то совсем другой человек…

Его слышал и Шаринец. Валентин Валентинович Навроцкий произнес свою угрозу достаточно громко.

8

Фабричный клуб был полон, за занавесом слышалась возня – участники готовились к выступлению. Скоро начало, а Славка не пришел – Миша отметил это с огорчением. А Витька Буров пришел, Миша отметил и это… Пришел, конечно, чтобы поскандалить, чтобы испортить вечер.

Занавес раздвинулся. Яша Полонский заиграл на рояле марш живой газеты – причудливую смесь революционных песен, вальсов, старинных романсов и опереточных мелодий.

Под звуки этой своеобразной, но достаточно громкой музыки строй живой газеты – мальчики и девочки (рубашки и кофточки белые, брюки и юбки черные) – промаршировал по сцене, декламируя вступление:

Мы, сотрудники газеты, Не артисты, не поэты, С мира занавес сдерем, Всем покажем и споем.

Что в Марокко? Все морока!

Что у вас сейчас под боком, Как во Франции дела, Как экскурсия прошла, На Арбате что у нас, Как в Италии сейчас, Что в деревне. И короче:

Обо всем ином и прочем!

{note 1}

Хор смолк, шеренга застыла, из нее выступила девочка, загримированная под Люду Зимину, сплела пальцы, вытянула руки и, поводя плечами, запела:

Я жеманство, тру-ля-ля, И скажу вам смело:

Люблю глазками стрелять, Не люблю лишь дела.

Как приятно день-деньской Шевелить глазами, И влюбляться с головой, И не спать ночами.

Завела я дневничок, В нем пишу стихи я:

Мопассан и Поль де Кок – Вот моя стихия.

Девочка отошла в сторону. Из строя шагнул мальчик, одетый, как Юра: бархатная толстовка с белым бантом.

Только станет лишь темно, Страстно ждет меня кино, Мэри Пикфорд, Гарри Пиль Вскочат вдруг в автомобиль.

И, сверкая, как алмаз, Прыгнет к ним Фербенкс Дуглас.

Ах, держите вы меня, Сколько жизни и огня!

Что мне школа, забыл давно, Дайте мне кино!

Мальчик стал рядом с девочкой. Из строя вышел увалень, похожий на Витьку Бурова, и басом, подражая Витьке, запел:
Эй, берегись! Посторонись!Я очень гордый, с поднятой мордой.Я разгильдяйство! Я друг лентяйства!Я чемпионов всех сильнее.Я