Убежище идола

Боафо призадумался, но ненадолго.

— Придется привязать его к дереву, — сказал он. — Мпотсе не будет против, я знаю. А если кто приблизится к нам, он залает и нас разбудит, верно я говорю? — И Боафо потрепал пса по загривку.

Мпотсе не возражал. Его привязали к стволу, и он тут же принялся рыть лапами землю и разбрасывать в разные стороны сухие листья. Устроив себе таким образом что-то вроде норы, Мпотсе улегся поудобнее, положил морду на передние лапы. А друзья полезли на дерево. Первым с помощью Боафо вскарабкался Агьяман. Он уселся на тот сук, что покрепче, свесив ноги и прислонившись спиной к стволу. Потом протянул руку другу и помог взобраться Боафо. В темноте Агьяман слышал, как где-то наверху устраивается на ночлег Боафо и взлаивает, засыпая, Мпотсе.

Настала ночь, и ожил молчаливый днем лес. Воздух наполнился бесконечным звоном москитов. И под этот немолчный звон, под звенящий хор насекомых Боафо с Агьяманом крепко заснули.

Боафо проснулся внезапно и резко, словно кто-то невидимый в темноте толкнул или окликнул его. Он проснулся и вздрогнул, и чуть не свалился с ветки, на которой так удобно устроился на ночь. Что случилось? Что его разбудило? Он осторожно наклонился, держась обеими руками за ветки, чтоб не упасть. Он старался разглядеть, найти Агьямана, но ничего не было видно. И вдруг Агьяман вскрикнул — глухо, приглушенно, и Боафо тут же крикнул в ответ:

— Что с тобой? Агьяман!.. Отзовись.

Через минуту откуда-то снизу раздался чуть виноватый голос:

— Я тебя разбудил, Боафо? Прости. Мне приснился ужасный сон: тот человек с дерева… Он гнался за мной, прыгал, цепляясь за лианы, а в руке у него большой — в жизни таких не видел, — ну, просто огромный нож. Я будто забрался на дерево, а он стал пилить его этим ножом… Дерево зашаталось, вот-вот рухнет…

Голос Агьямана дрожал, казалось, еще немного — и он расплачется. Боафо поежился: в самом деле, страшный сон… А тут еще эта темная ночь — ни огонька, ни звезды на небе, мрак… Оба окончательно проснулись и сидели теперь без сна, прижавшись к спасительному стволу дерева. Широко раскрытыми глазами всматривались они в темноту. А вдруг кто-то сейчас стоит, притаившись, под деревом и ждет своего часа, ждет, когда они оба заснут и свалятся? А вдруг служители идола рыщут по джунглям? Ночь нагоняла страх, тревога росла и росла.

— Ой, что это? — негромко вскрикнул Агьяман; там, далеко, в долине, что-то вдруг изменилось: блеснул отблеск костра, задвигались тени.

— Где? — испуганно спросил Боафо: он пока ничего не видел.

— Внизу, видишь, в долине! Смотри, огоньки… Это духи, Боафо, духи ночи… вышли теперь на охоту…

— Не вижу… — пробормотал Боафо.

— Костер… — прошептал Агьяман и повторил громче: — Костер там, внизу… Вон он, среди деревьев… Может, это ведьмы собрались на свой ночной шабаш?

Агьяман не выдержал и зажмурился. Он прямо видел перед собой этих ведьм: безобразные старухи в лохмотьях, с носами крючком, они плясали вокруг костра, носились в алом от отблесков пламени воздухе, пили человечью кровь и пьянели от этой горячей крови.

Боафо наконец тоже увидел отблеск костра. Он испугался, но мысль о том, что он — главный в рискованном их путешествии и отвечает за все, придала ему смелости.

— Как ты думаешь, далеко от нашего дерева до костра? — неожиданно твердо спросил он, и Агьяман открыл глаза и словно очнулся.

— Не знаю… — неуверенно протянул он. — Наверное, далеко…

— Да… далековато, — согласился с ним Боафо. — Только это просто костер, дружище, и никаких ведьм там нет и в помине. Там люди, понимаешь, люди — вокруг костра. А ты напридумывал невесть что… — Он помолчал немного и закончил, понизив голос: — А знаешь, кто там? Служители идола — вот кто. Больше некому здесь быть, Агьяман.

И Агьяману во второй раз стало стыдно за свою трусость. Проснулась уснувшая было тревога за Опокуву, и он сказал:

— Что будем делать, говори! Если у костра жрецы, то и Опокува с ними. Пошли отобьем ее у них, и скорее!

— Нет, — твердо возразил Боафо. — Это нам не удастся. Никакой надежды, пойми. Мы пойдем утром… А теперь — спать: нужны силы, чтобы спасти ее. Спи. И пожалуйста, пусть тебе не снятся больше страшные сны…

Так сказал Боафо и умолк, твердо решив заснуть. Но сон бежал от него, как бежал и от Агьямана, и оба они сидели без сна, глядя на далекий костер, горящий в черной долине. Они смотрели на него и думали об их подруге — веселой, никогда не унывающей Опокуве, она попала сейчас в беду. Потом Боафо услышал легкое похрапывание Агьямана и задремал тоже. Но дремал он недолго — скоро проснулся и принялся будить Агьямана.

— Эй, — шепотом крикнул он, свесившись со своего сука. — Вставай!

Агьяман тут же проснулся, взглянул наверх, пытаясь разглядеть сквозь ветви Боафо.

— Ты ничего не слышишь? — так же шепотом продолжал Боафо.

— Нет… — насторожился Агьяман.

— Слушай… слушай внимательно…

Агьяман прислушался. Сначала до него доносились лишь шум деревьев, шелест листьев под утренним свежим ветром да звон бесчисленных москитов. Но затем, когда уши его привыкли к ночным звукам, он услышал что-то еще — какой-то крик, чуть слышный, еле заметный…

— Мне кажется… кажется, это кричит овеа, — неуверенно сказал Агьяман.

— Слушай, слушай! — нетерпеливо отмахнулся от него Боафо. — Ты уверен, что это он?

Агьяман замер. Он слушал с таким напряжением, что даже дыхание затаил. Наконец он передохнул и сказал:

— Да, это овеа, и он кричит снова и снова…

Но Боафо отрицательно покачал головой:

— Нет, это не овеа. Кто-то подражает его крику, и очень здорово…

И тут Агьяман вспомнил. Он даже подпрыгнул от неожиданности.

— Кто-то подражает! — крикнул он. — Тогда это Опокува! Ты тоже так думаешь, да? Ты думаешь, что она там, в долине?

Боафо кивнул. Он стал вдруг очень спокойным.

— Конечно. Помнишь, она подавала нам такой же сигнал, когда мы спасали священную скамейку вождя?

— Ну да, да, — заторопился Агьяман. — Все я теперь помню. Говори скорей, что надо делать…

Незаметно для себя он давно признал Боафо за главного.

— Надо ответить ей, — сосредоточенно нахмурился Боафо. — Чтоб она знала, что мы здесь, что мы ее слышим. Ей сразу же станет легче. Давай-ка вместе: три-четыре…

Сложив ладони рупором, они закричали протяжно и уныло: «Овеа-а-а! Овеа-а-а…» И тут же снизу, из долины, донесся ответный зов. Опокува звала их на помощь, крик зверька овеа яснее слов говорил об этом.

— Ну, слышишь? — загорелся Агьяман. — Это оттуда, от ночного костра! Значит, они там живут. Пошли быстрее, пошли — крик овеа поведет нас теперь прямо к Опокуве.

Агьяман, как и в первый раз, готов был двинуться в путь сразу, теперь же, но Боафо остановил его.

— Погоди, — сказал он, — погоди до рассвета. Не надо спешить: ведь мы теперь знаем, где она.

— Но до утра с ней может случиться беда! — взорвался Агьяман: кто бы мог подумать, что это он так пал духом вчера вечером? — Мы тут сидим и, видишь ли, ждем рассвета, а с ней неизвестно что происходит. И потом, днем нас могут увидеть. Идем сейчас же, пока темно, пока нас не видно, пока они, может быть, спят…

И Боафо не нашел возражений на горячую речь друга. Они ловко спустились с дерева, отвязали Мпотсе. Пес, подпрыгнув, облизал их лица — они не успели отстраниться — и взвизгнул от радости. Но Боафо легонько стегнул его веревкой и сказал твердо и медленно:

— Тихо, Мпотсе. Тихо, понял? Веди нас к Опокуве и молчи. Ни звука…

Пес взвизгнул еще раз в доказательство, что все понял, и натянул поводок. Костер жрецов был виден и здесь, на земле, — яркая звездочка в темной массе деревьев. И они пошли на свет далекого костра. Они шли и шли, и протяжный крик овеа вел их к Опокуве. И каждый раз они отвечали на этот зов: Опокува должна знать, что помощь близка.

Скоро они спустились в долину. Идти стало легче. Мпотсе бежал впереди, оглядывался и призывал их взглядом идти быстрее. Опокува жива! Эта мысль заставляла сильнее биться сердца, придавала силы. Но что за тайны у служителей Нананома? Что за странные, страшные люди… И вдруг тревожная россыпь барабанов донеслась до ребят. Барабаны звучали настойчиво и неутомимо, приглушенно и очень четко. Боафо сжал руку Агьямана: что это значит? Что там еще происходит? Почему забили в ночи барабаны?..