Четверо с базарной площади

Мужик остановился рядом, держа в руке заготовленную бумажку.

— Ну, где злодейка, честные товарищи? — кричал парень. — Здесь? Так… Точно! А ну, попробуем еще! Если буду так же играть — лучше сматывать удочки! Раз, два, три… Где? Ну, ты, дамочка… Здесь? Точно! Черт побери… Кто ставит? Для хорошего глаза — это дурные деньги! Сто?! Выкладывай без обмана! Вот мои сто… Раз, два, три… Не подведи, родимая, в казенном доме… Ваше слово. Что за растак твою… Слушай, двигай-ка ты дальше! У меня сторублевые не растут в кармане!

Генка глядел в спину таинственного мужика, почти не обращая внимания на игру. Лишь после того, как на табурет легли две сотни, он стал наблюдать за картами.

Выигрыш постороннего был редким событием. Генка поднял глаза от карт и замер. Потом побледнел, как тогда, во дворе у полковника. Машинально впился ногтями в ладонь Фата, схватил за рукав очарованного картами Сливу и потащил их в сторону от игроков, к закрытому по неведомой причине киоску «Союзпечати».

— Ты чего это? — упирался Слива. — А?

Фат пытался угадать, что случилось.

Генка отпустил их возле «Союзпечати», глубоко вздохнул всей грудью.

— Лицо! — жутким шепотом сказал Генка. — То лицо!

Фат и Слива, не понимая, в чем дело, немножко испугались.

— Помнишь? — заговорил Генка, нетерпеливо дергая Сливу за рукав и поминутно оглядываясь на игроков. — Помнишь, у полковника, когда он деньги давал, я привстал, сказал потом — померещилось?! Помнишь?

Слива на всякий случай закивал.

— Так вот, я думал, показалось тогда — лицо в окне! Краем глаза видел: вроде мелькнуло что-то! А теперь узнал — он! Этот, что выиграл сейчас, заглядывал тогда! Понимаете?! К полковнику заглядывал, когда мы сидели!

Фат медленно кивнул.

Щеки Генки постепенно розовели, потому что бледность была неестественным его состоянием, а Фат становился все бледнее, потому что всегда бледнел в минуты решимости.

Слива припомнил наконец, о чем говорил Генка, и, задрав голову, уставился на игроков.

Генка дернул его за рукав.

— Что тут халтура — это сразу ясно, — тихо, почти не разжимая губ, сказал Фат. — Свой выиграл у своего — это я знал: подстановка…

— Я тогда невзначай… — возбужденно повторил Генка. — Думал — померещилось! А теперь клянусь — он! Тот самый, что заглядывал.

— Уходит! — быстро предупредил Фат.

Генка уже овладел собой.

— Я за ним. Ты, Фат, бери мужика, а то он меня знает. Ты, Слива, оставайся, гляди за картежниками: кто будет подходить, кто выиграет, кто проиграет, куда кто из них пойдет потом… Словом, бегу!

Приключения Фата. Неожиданное вмешательство знакомой организации

Пока объекты их наблюдения находились рядом, Фат и Слива коротали время вдвоем.

Мужик в серой телогрейке и болотных сапогах не поставил свои пятьдесят рублей сразу после сотенного выигрыша, а, как и предполагал Фат, выждал, пока сыграют несколько желающих. Эти несколько, само собой разумеется, проиграли.

Охотников ставить на пиковую даму заметно поубавилось. Тогда мужик бросил на табурет свою мятую пятидесятирублевку.

Парень, метавший карты, одобрительно кашлянул по этому поводу. И… проиграл.

— Давай на все! — заплетающимся голосом сказал мужик.

И хотя на этот раз деньги ушли в карман парня, Фат больше не сомневался, что эти двое из одной шайки: мужик в болотных сапогах, как и тот, что взял сотню, играли в расчете на простаков.

Снова нашлись два или три охотника испытать глупое счастье, а мужик, равнодушно махнув рукой, опять побрел сквозь толпу к пивному киоску — заливать мнимый проигрыш.

Фат затаился под прикрытием широкой спины какой-то торговки.

Мужик не пил свое пиво, а смаковал. Перед каждым новым глотком отправлял в рот щепотку соли, щурился от удовольствия и как бы полулежал, опершись локтями о прилавок за спиной.

Потом направился к тиру.

Здесь Фату удалось пристроиться близко от него, и Фат слышал ворчание мужика по поводу ружей. Однако, поворчав, он достал деньги и сначала сделал пять выстрелов по вращающемуся кругу, ничего не выиграл, добавил Арсеньичу тридцатку и выбил два окошка в домике-мишени.

— Перебрал малость… — разъяснил он окружающим, когда третья пуля ушла в неизвестном направлении, и опять втерся в толпу.

Долго торговался с известной спекулянткой Мефодихой по поводу вязаных носков, а потом вдруг вытянул из-за пазухи кончик пуховой шали и спросил:

— Сколько дашь?

Внутренне Мефодиха наверняка встрепенулась, но виду не подала. Шерстяные вещи были ее главной монополией. Она думала, что нарвалась на простака, но мужик знал цены, и они базарили по поводу каждого рубля минут двадцать. Наконец пуховая шаль перекочевала в бездонную сумку Мефодихи, а тугая пачка новеньких десяток — в карман мужика.

Фат не отставал от него ни на шаг. Раза два еще мужик, «обмывая» выручку, прикладывался к пиву, раз чокнулся с базарным пропойцей Митей стаканчиком водки и, напевая себе под нос, даже мысли не допускал, наверное, что за ним следят.

Фат исколесил базар вдоль и поперек. Мужик оставался на толчке до тех пор, пока не начали расходиться самые стойкие торгаши.

И лишь на улице Фат понял, что мужик не так прост, как это могло показаться.

Надежда на то, что он сразу отправится по какому-нибудь адресу, не оправдалась.

Мужик шел-шел прямо — в сторону выселков, потом вдруг свернул на полпути и зашагал на татарку, хотя от базара до татарки был другой, более короткий путь.

Но и здесь он ни к кому не зашел. Попетляв кривыми улицами татарки, он (опять мимо базара!) двинулся на левый берег.

Фат стал осторожнее и пробирался где огородами, где быстро перебегая от дома к дому.

На противоположный берег Быстряка можно было попасть через один-единственный мост, который летом служил пятиметровой вышкой для заядлых ныряльщиков.

Пришлось ждать, пока мужик прошагает своей неторопливой пьяной походкой по бревенчатому настилу и затопает дальше, по улице Сакко и Ванцетти на той стороне.

Положение Фата оказалось до невероятности глупым, когда, перебежав мост, он увидел, что мужик повернул и теперь идет навстречу ему.

Фат шмыгнул за угол ближайшего дома — благо, дома подступали здесь к самому берегу. А мужик спокойненько прошествовал через мост в обратном направлении. Боясь обратить на себя внимание, Фат не рискнул гнаться за ним в открытую. На мосту, как назло, всего три человека — за спинами не спрячешься…

Однако на этот раз ему повезло.

Фат услышал гудение мотора, и план его созрел. Допотопная, с погнутыми фарами трехтонка на подъезде к мосту чуть сбавила ход. В кузове никого не было. Фат покинул свое укрытие и мгновенно повис на заднем борту, так что заметить его через заднее окошко кабины нельзя было. Теперь Фат даже радовался, что все получилось именно так.

Машина благополучно доставила его на правый берег. И опять замаячил перед Фатом разорванный хлястик…

Но когда мужик свернул в пустынный Бурьянов переулок, Фат решил пробраться огородами, чтобы остаться незамеченным, а заодно и сократить себе путь: забежал в случайные ворота, перелез через чей-то забор, утихомирил маленькую лохматую дворняжку, пересек дымившийся на солнце огород с кучами прелой ботвы в бороздах и уже притаился за штабелями кизяка в угловом дворе, одним глазом через щелку оглядывая переулок, как вдруг чья-то сильная рука больно сжала ему плечо.

— Ты что здесь делаешь?

Фат рванулся и уже хотел вцепиться в эту руку зубами, но увидел милиционера перед собой и сделал безразличное лицо. Его неожиданный противник был высок и могуч — вступать с ним в единоборство было явно не по силам Фату.

— Играю! Что делаю! — сказал Фат.

— По чужим дворам играешь? Я за тобой от самого моста наблюдаю. Ты не из тех ли, приятель, что железнодорожника вчера избили? А ну, идем-ка…

Фат выдернул руку.

— Кто-то избивает, поймать не можете, а я буду идти с вами!