Мой друг работает в милиции

Миша и Валера были уже тут как тут. Отряхнули снег с Генкиного пальто, помогли вытащить на шоссе сани. Они чувствовали себя словно бы виноватыми перед Генкой за то, что ему досталось, а им нет.

— Не буду больше кататься, — проворчал Генка, когда снова залезли на гору. — Тоже мне, бобслей, того и гляди по уху заработаешь.

— Или под машину попадешь, — посочувствовал Валера.

Миша молчал, поглядывая в сторону моста. Довольно долго он что-то обдумывал, прикидывал, а потом сказал:

— Есть идея. Вечером в школьную мастерскую приходите.

Свет в окнах школьной мастерской обычно не гас до позднего времени. Звенела циркульная пила, шаркали рубанки, перестукивались молотки. То крупный заказ «Зарницы», то посылочные ящики, то подставки для школьных приборов, то скворечники. Нужная вещь — школьная мастерская. Можно прийти, поработать, поучиться. Никто тебя не прогонит, если ты занят делом.

Круглое фанерное сиденье от старого стула Миша принес в мастерскую под мышкой. Он легонько обошел рубанком по окружности, сгладил неровности. Генка протер сиденье шкуркой. Валера покрасил суриком, а в середине, по заранее оставленному прямоугольнику, белилами изобразил «кирпич» — хорошо известный водителям автомашин, мотоциклистам и велосипедистам запретный знак. Если этот знак повис над шоссе, это все равно что построена поперек проезжей части глухая стена. Нужно искать объезд.

Двое суток запретный знак подсыхал в углу школьной мастерской, за листами фанеры, прислоненными к дальней стене. Он едко пах масляной краской, но в мастерской и без него было столько запахов — стружки, лака, каких-то кислот, канифоли, — что никто ничего не заметил.

На третье утро в трех разных домах зазвенели будильники. Они звенели на час раньше, чем обычно, и в каждом доме родители с удивлением наблюдали, как их Миша, Генка, Валера вскакивают с постели и, двигаясь, как на экране при ускоренных кадрах, быстренько совершают все утренние дела и выскакивают на улицу.

Машины уже вовсю ревели моторами на шоссе, и приятелям пришлось довольно долго отсиживаться за большим сугробом и выжидать подходящего момента. Миша тревожно поглядывал на часы, — время шло, первый урок на носу. Раза два или три он повторил план действий:

— Я на фонарный столб, Генка — на телеграфный. Валера, в случае чего, свистит. Гляди, Генка, как узел на веревке затянешь… — И Миша снова и снова показывал Генке, как вяжется прочный морской узел. Став у столба, нужно было охватить столб и себя короткой веревкой, завязать ее узлом и лезть по столбу вверх, то откидывая тело в сторону и опираясь на веревку, то перехватывая столб руками и ногами. Толковый способ.

Настала наконец передышка. Ни одной машины. Тишина подействовала на ребят, как звук сигнальной трубы.

— Пошли! Генка, быстрее!

Держа в руке конец капроновой бельевой веревки, Генка перебежал шоссе. Запретный знак, красная точка на белом снегу, лег на самой середине проезжей части, и веревка как будто пропала, стала невидимой. Две маленькие темные фигурки медленно, очень медленно ползли вверх по столбам. Поднимутся на какие-нибудь полметра — и отдыхают, откинувшись на веревку. И снова вверх.

— Давай! — наконец кричит Миша.

Тянут, натягивают веревку. Знак, лежавший на шоссе, дрогнул, легко стал стоймя и, колыхаясь, толчками стал подниматься в воздух. Оба мальчишки теперь тянули веревку что есть сил, двумя руками.

— Есть!

Веревка замотана, запутана, закреплена на каждом столбе. Вниз — не вверх, Миша и Генка соскальзывают по столбам в считанные секунды. А от моста уже поднимается тяжело нагруженная машина. Вот она показалась на шоссе. Но ребят не видно, только запретный знак чуть-чуть покачивается на невидимой нити.

Все, что происходило дальше, троица наблюдала из-за сугроба, фыркая и толкая друг друга в бока. Они видели, как машина остановилась, не доезжая нескольких метров до запретного знака, как шофер вылез из кабины и в полном одиночестве произнес короткую, но выразительную речь, не особенно стесняясь в выражениях по адресу головотяпов, перекрывших такой важный участок пути. Как машина попыталась развернуться, но не смогла и стала пятиться к мосту. Как свернула она с шоссе на еле заметную боковую дорогу, по которой никто в эту зиму не ездил. Как свернула вслед за ней нарядная «волга» и тут же завязла в снегу.

Запретный знак действовал безотказно.

Подходили все новые машины. Вереница их росла. Перед мостом, на мосту и за мостом все гудело, рычало моторами, негодовало на задержку. Кто-то тянул трос, собирался вытаскивать засевшую в снегу «волгу». Кто-то бежал к будке телефона-автомата.

Нечего было и думать о том, чтобы снять «кирпич». Свою идею Миша объяснил приятелям так: они вывешивают знак часика на два, катаются с горы, а потом убирают свой волшебный красно-белый круг куда-нибудь подальше до следующего раза. Удобно и просто.

Но случилось нечто непредвиденное. Мальчики никак не ожидали такого затора, скопления машин. Когда они увидели всех этих раздосадованных, разгневанных, распаренных напрасной беготней взрослых людей, и не каких-нибудь там отдыхающих в санатории, а занятых делом, у которых каждая минута явно была на счету, — у них зашевелились смутные мысли о том, что и грузы в кузовах машин тоже, по всей вероятности, не пустяковые, что кто-то ждет эти грузы и что вообще они, Миша, Генка и Валера, непростительным образом сорвали целую уйму не очень понятных, но важных и нужных взрослых дел.

Они молча отползли по-пластунски подальше в сторону, потом поднялись во весь рост и заторопились в школу. По дороге ни один не проронил ни слова. Шли быстрее, быстрее, потом побежали, потом понеслись во весь дух — и все-таки опоздали к началу первого урока. И весь первый урок проболтались в коридоре, возле дверей класса, напустив на себя равнодушный и рассеянный вид, но вздрагивая при каждом стуке двери, при каждом звуке шагов, — не директор ли.

А к концу последнего урока в классе появился милиционер.

Он сел на заднюю парту, на свободное место, и принялся с большим вниманием слушать, что говорит учительница физики. Он слушал, а Миша, Генка и Валера уже ничего не слышали. Так, наверное, чувствует себя мышь, когда за ней с оглушительным щелчком захлопнулась дверца мышеловки. Все! Вот теперь-то уже все!

Троица не заметила, как учительница физики, задав домашнюю работу, вышла из класса, как милиционер оказался возле учительского стола и положил на стол блестящую коричневую папку. Они пришли в себя, когда папка уже лежала на столе, а милиционер говорил, спокойно и не торопясь, так что никак не подумаешь, что он пришел за тремя провинившимися и сейчас уведет их с собой.

— …Звание мое лейтенант милиции, — донеслось до Миши. — Должность — инспектор уголовного розыска. Прибыл я к вам по важному делу. Могу сказать — приятного в этом деле мало.

Три головы в классе низко опустились.

Лейтенант продолжал говорить, и с этими тремя головами происходили чудеса. Сначала одна, потом две других медленно поднимались, распрямлялись шеи, и вот уже стрельнул в сторону лейтенанта любопытный и удивленный взгляд.

А лейтенант все говорил, неторопливо, как будто отвешивая каждое слово. Он изложит суть дела, а вдаваться в подробности не будет, это было бы преждевременно. Речь идет о врагах природы, браконьерах. Нужна помощь. Школьники, как известно, располагают свободным временем, подвижны, наблюдательны. Они могут хорошо помочь милиции. Нужно два — три человека. Вот и все. Есть ли вопросы? Он готов ответить на них. Нужно ли будет помогать ночами? Нет, вполне достаточно светлого времени. Опасно ли? Большой опасности не предвидится, но быть внимательным и осторожным никогда не мешает. Дадут ли оружие? Можно сказать определенно — нет, не дадут. Кстати, даже работники милиции, как правило, ходят без всякого оружия. Итак, желающие помогать могут поднять руки.