Отважные(изд.1961)

Он подошел к Мае, легонько приподнял ее и, сняв с нар, поставил на пол.

– Ну, девочка, не плачь, – он погладил ее по плечу своей жесткой рукой с длинными узловатыми пальцами, коричневыми от табака, – слезами не поможешь... А я вот сейчас сфотографирую эту стенку и подарю тебе карточку... Ну, успокойся, успокойся! Мальчики, – обратился он к растерянно стоящим в стороне Коле и Вите, – отведите-ка вы ее домой. Не нужно ей тут находиться.

– Пошли, Мая, – сказал Коля и взял девочку за руку.

Всхлипывая, Мая послушно пошла между Колей и Витей, а Якушкин, расставив треножник, стал приспосабливать аппарат, чтобы навсегда запечатлеть для истории эти последние слова погибших за Родину людей.

Когда ребята подходили к пролому в заборе, они не заметили, что за ними, стоя на пороге проходной будки, наблюдает какой-то солдат. Постояв немного и оглядев пожарище, солдат скрылся в будке и захлопнул за собой дверь.

Дети вернулись домой и обо всем рассказали Клавдии Федоровне. Она посадила рыдавшую Маю рядом с собой и долго, ласково утешала девочку.

А через некоторое время верный своему слову Якушкин принес Клавдии Федоровне большую, еще влажную фотографию. На снимке все надписи на стене были видны отчетливо и казались высеченными на граните.

Клавдия Федоровна горячо поблагодарила Якушкина, хотела ему заплатить, но Якушкин от этого наотрез отказался и поспешил уйти, сказав, что он только выполнил свой долг перед дочерью погибшего за Родину человека.

– Пусть у нее останется память об отце...

Подумав, Клавдия Федоровна решила пока не отдавать карточку Мае. Потрясение было слишком сильным, пусть пройдет время.

Раздобыв спички, Коля и Витя перед ужином, ни слова не сказав Мае, снова отправились в подвал гестапо. Было уже темно, но мальчики шли по протоптанной тропинке и быстро оказались в камере. Они стали на колени перед нарами, и Коля чиркнул спичку.

Неровный желтый свет выхватил из темноты край черных нар, запрыгал по серой шершавой стене.

– Теперь видишь? – спросил Коля.

Витя смотрел туда, где Коля водил спичкой.

– Ничего не вижу, – ответил он, – дай-ка я сам.

Коля передал ему коробок, и Витя зажег вторую спичку. Теперь, водя ею у самой стены, он с трудом разобрал выцарапанное на ней слово: «Опасайтесь...»

– Вижу, вижу, – взволнованно сказал он.

– А теперь давай свети под самые нары. Что там?

Тут спичка догорела и обожгла Вите пальцы. Но, не чувствуя боли, он взял из коробка сразу три спички, сложил их вместе и разом чиркнул. Спички с треском вспыхнули. Витя прикрыл их ладонью и нырнул под нары.

– Ну, что там? Что там? – нетерпеливо спрашивал его Коля.

Витя долго молчал, пыхтел, затем, когда огонь совсем сник и в камере опять стало темно, вылез обратно.

– Ничего там не разобрать, – сказал он. – Имя, может, и было, да там штукатурка осыпалась. Ничего не разберешь.

– Ври!

Коля сам забрался под нары, исчиркал чуть ли не целый коробок спичек, но так ничего и не разглядел.

Белая осыпь штукатурки грядкой лежала на бетонном полу, и от окончания надписи на стене почти ничего не осталось.

– А это что? – вдруг спросил Виктор, взглянув в дальний, самый темный угол под нарами. – Посвети-ка туда!

– Что там?

– Какие-то палки!

Коля чиркнул последнюю спичку, и в сумеречном, пляшущем свете ребята разглядели смутные очертания каких-то предметов. Витя протянул руку и вытащил один из них. Это был плотный рулон жесткой ткани.

Через минуту перед ребятами лежало уже несколько рулонов разной длины и толщины.

– Как ты думаешь, что это? – спросил Витя.

– Не знаю, – сказал Коля. – А ведь раньше их тут не было!

– Не было, – согласился Витя. – Я утром все углы осмотрел. И под нары даже лазил.

– Кто же это сюда положил?

Ребята помолчали, ощупывая рулоны.

– Может быть, Якушкин? – сказал Коля.

– Наверное, он, – согласился Витя. – А ты заметил, как он старался нас отсюда поскорее выпроводить?

И тут в памяти Коли вдруг возникло воспоминание о встрече со старым фотографом на улице, когда Якушкин, узнав, что он убежал от дяди Никиты, приютил его у себя... Он вспомнил и то, как дядя Никита ворвался тогда в дом Якушкина, силой увел от него Колю и, как арестованного, запер в подвале... Он ни за что не хотел оставить его у Якушкина. Почему? Может быть, он знал что-то о старике?.. Да и майор из штаба армии, который приходил в детский дом после того, как они нашли Мейера, подробно расспрашивал их с Витей о фотографе, когда они сказали, что встретили его возле развалин элеватора. Странные подозрения вдруг закрались в душу Коли.

Внезапно наверху, у входа, хрустнул камень, раздались шаги, под сводами подвала сразу же заплясал тонкий луч фонаря, и ребята услышали чьи-то голоса.

– Идите за мной! Сюда, вниз! – громко произнес незнакомый голос.

Ребята хотели бежать, но поняли, что поздно, выход им отрезан. Не сговариваясь, они оба сразу метнулись под нары и притаились.

– Тут кто-то есть! – услышали они снова тот же голос.

– Навряд ли. Это, наверное, крысы, – ответил ему другой голос.

Шаги приближались. Звякнули об пол приклады винтовок. Пришедшие остановились.

– Ну, быстрее показывайте, куда вы их запрятали! – снова услышали ребята.

И тут в ответ раздался дрожащий голос Якушкина:

– Да что вы! Не я запрятал! Я их нашел вот здесь, под нарами...

Луч фонаря метнулся по сторонам и уперся в лежащие на полу рулоны.

– Почему под нарами? – усмехнулся человек, державший фонарь. – Вот же они, на полу!..

Коля, замерев, глядел, как луч осветил руки человека, перебиравшего свертки.

– Один... второй... третий, – начал считать Якушкин. – Должно быть десять, а тут всего девять.

– Может быть, просчитались?

– Нет! – возразил Якушкин. – Одного не хватает.

– Ладно, составим акт, – сказал человек.

Щелкнула кожаная крышка полевой сумки; на некоторое время в подвале наступила тишина, только шелестела бумага.

– Какая досада, сломался карандаш! – произнес тот же голос. – Нет ли у вас ножика?

– Есть, – с готовностью ответил Якушкин. – Пожалуйста, возьмите.

– Лукин, подержи-ка фонарь.

Луч фонаря дрогнул и переместился на другое место. Ребята услышали царапанье ножа о карандаш.

– Ну и зазубрины на вашем ноже! – сердито сказал человек. – Совершенно не чинит. К тому же он сломан... Заберите его назад. – И после небольшой паузы спросил: – Нет ли у кого-нибудь карандаша?

– У меня, товарищ сержант, – отозвался голос, которого ребята еще не слышали.

Значит, вместе с Якушкиным их здесь четверо! И одного называют сержантом. У них с собой винтовки. Как странно, почему Якушкина сопровождают вооруженные люди? Голос фотографа звучит так неуверенно, словно он очень испуган.

Как быть? Вылезти из-под нар? Но те, которые пришли сюда с Якушкиным, могут подумать, что они заодно с фотографом...

– Значит, вы утверждаете, что картин всего было десять, – произнес тот, кого называли сержантом.

– Десять, – подтвердил Якушкин. – Так я товарищу Морозову и сказал: нашел десять картин.

– И они были под нарами?

– Точно! Под нарами.

Сержант помолчал.

– А ведь верно! – сказал он. – Они были под нарами! Кто же их оттуда вытащил? И одной недостает...

Внезапно Коля почувствовал, что Витя неслышно толкает его в бок чем-то твердым. Протянул руку, и пальцы скользнули по плотно скатанной шершавой материи. Десятый рулон! Теперь их дела безнадежны. Сейчас сержант осветит пространство под нарами, и тогда...

Но жизненный опыт – великое дело. Коля выхватил из рук Вити сверток и нарочито громко чихнул.

– Кто здесь?! – крикнул сержант, и почти одновременно звякнули два приклада: очевидно, солдаты изготовились стрелять.

– Это мы! – ответил Коля из-под нар. – То, что вы ищете, лежит тут!..

В это же мгновение его ослепил луч фонаря.

– А ну, вылезайте! – грозно сказал сержант, нагибаясь к нарам. – Да побыстрее!.. Сколько вас там?