Оловянная принцесса

Бекки не могла пошевелиться.

Ее ноги были придавлены к полу неподвижным женским телом. Голова Кармен лежала у нее на коленях, вывернутая под таким неестественным углом, что Бекки стразу поняла: убита. Край тяжелой дубовой скамьи все еще покоился на шее несчастной испанки. В груди Бекки волнами ходила боль — еще сильнее, чем прежде: она даже не могла набрать воздуху, чтобы застонать.

Кто-то обязательно должен прийти.

Левая рука Бекки была заложена за спину, но правая рука лежала на коленях рядом с щекой Кармен. Щека была мокрой, лицо женщины было покрыто слезами. Невольно Бекки попыталась стереть их.

О эта боль! Она была безумной… Бекки то приходила в сознание, то снова теряла его. Казалось, что это сон, какой-то изнурительный кошмар. Далекие видения наплывали, как картинки в волшебном фонаре, расцветали, увядали и таяли, превращаясь одна в другую… Она представила себе, как Кармен Руис заходит в клинику и ищет раздевалку для сестер, находит чью-то форму, торопливо переодевается, изучает список пациентов, чтобы понять, куда ей идти. Она увидела принца Леопольда, бродящего по пустым коридорам дворца, из комнаты в комнату, окликающего слуг, которые испарились, — призраков своего детства. Она увидела игры, в которые играла с Аделаидой, оловянной принцессой, кости, шашки и шахматные фигуры, заброшенные, зарастающие пылью. Она увидела лавочников в Старом городе, подметающих битое стекло, заполнившее улицы; графиню Тальгау в трауре, ее сильное широкое лицо, омраченное печалью, медленные руки, упаковывающие пожитки графа; и студентов «Рихтербунда», собирающихся в кафе «Флорестан» в безмолвном ожидании новостей о Карле и Густаве и других, тех, кто погиб. Она представила немецкого генерала — теперь уже, наверное, губернатора провинции, или как там они его назовут: проницательный, учтивый, безжалостный человек — так нарисовало ей воображение — созывает представителей власти во дворец и заново распределяет обязанности. Она увидела смотрителя фуникулера, наблюдающего за тем, как работники вытаскивают большое бревно из-под колес вагона. Она увидела, как открываются конторы, клерки затачивают карандаши, официанты смахивают белоснежными салфетками воображаемые крошки, дочери становятся по линейке, чтобы поцеловать дорогого папочку, зерна кофе поджариваются, хлеб печется и пиво пенится в глиняных кружках. Она представила себе пустой флагшток, на который никто старается не смотреть, и новые газеты, появившиеся на прилавках, которые оживленно раскупают и с удовольствием прочитывают.

Она увидела молодого человека верхом на лошади, с рукой на перевязи, скачущего по лесной дороге. Она увидела гиганта с руками в шрамах и темными усами, как он передает свой полевой бинокль товарищу и указывает вниз сквозь сосны на маленький форт, укрытый снегом. Она увидела пещеру в горах, огонь мерцает, винтовки выстроены в ряд у скалы, старинный флаг отливает красным светом.

Но это были только сны. Когда проходивший мимо доктор заметил открытую дверь в лабораторию, перед ним предстало весьма странное зрелище: мертвая женщина лежит головой на коленях у крепко спящей девушки.