Навозный жук летает в сумерках

— Если владелец так за них волнуется, почему он не забрал их с собой? — спросила Анника.

— Их ни в коем случае нельзя никуда увозить. Кажется, это написано в каком-то старом завещании.

Фру Йорансон засмеялась и добавила, что эти цветы легко сойдут за настоящих жильцов. Похоже, в прежние времена в этом доме все было подчинено цветам.

— Некоторые даже утверждают, что цветы будут мстить, если с ними что-нибудь случится, так что лучше как следует их поливать! — продолжала она, не переставая смеяться, но выражение ее лица по-прежнему было строгим.

— А эти ракушки? — вдруг спросил Юнас. — В них слышно море?

— Понятия не имею! Положи на место! — недовольно произнесла фру Йорансон, но Юнасу, похоже, не было до нее никакого дела.

— Надо же, слышно! — сказал он, приложив раковины к ушам.

Фру Йорансон подошла к нему и забрала раковины.

— Не вздумайте к ним прикасаться! — она повернулась к Аннике. — Разрешая вам приходить в этот дом, я беру на себя большую ответственность. Надо было мне все-таки пригласить кого-нибудь постарше…

— Нет, что вы! Мы справимся, — заверила ее Анника.

— Не волнуйтесь. Все будет хорошо, — подтвердил Давид. — Мы очень любим цветы.

Давиду пришлось вмешаться, чтобы отвлечь внимание фру Йорансон от Юнаса, который никак не мог оторваться от ракушек и пытался записать на свой магнитофон шум моря. Анника готова была испепелить его взглядом, но Юнас ничего не замечал. Не выдержав, она подошла к нему.

— Ты что! Хочешь все испортить? — прошипела она. — Это же просто ужас какой-то!

Наконец Юнас положил раковины на место, а Давид продолжал обрабатывать фру Йорансон.

— Что ж, договорились! — в конце концов сказала она.

В ее голосе все еще звучала некоторая неуверенность. Нет, она, конечно, согласилась, но, доставая ключ от черной двери, — а детям велено было пользоваться черным ходом — казалась немного напуганной. Она недоверчиво переводила взгляд с Давида на Аннику и в конце концов решила дать ключ Аннике. Но при этом несколько раз повторила, какую она берет на себя ответственность, пуская их в дом.

— Да, вот еще что! — добавила она. — Если будет звонить телефон, не обращайте внимания. Это просто старые гости, которые не знают, что пансион закрыт, так что отвечать не надо. Не берите трубку, и все! Пусть себе звонит!

Дети, конечно же, пообещали не подходить к телефону. И не открывать, если кто-то позвонит в дверь.

Фру Йорансон, похоже, немного успокоилась.

— Ну хорошо, — сказала она и рассмеялась. — Надеюсь, вам повезет с этими цветами больше, чем мне.

— Надеюсь, — ответил Давид. — Во всяком случае, мы постараемся.

— Уж это точно, — добавил Юнас, сделав наивное лицо. — Все будет исполнено в лучшем виде. Можете на меня положиться!

Но спокойствия фру Йорансон это не прибавило. Она без особой радости посмотрела на Юнаса.

— Ведь вам же не обязательно приходить сюда всем вместе, правда? — спросила она, взглянув на Аннику.

— Нет, конечно, — ответила Анника. — Приходить буду в основном я… ну и Давид, потому что он больше всех нас интересуется цветами.

Юнас было запротестовал, но Анника строго посмотрела на него, и фру Йорансон наконец успокоилась. Она проводила ребят в прихожую. Было заметно, что она торопится и хочет, чтобы дети поскорее ушли.

— Я еду поездом, — сказала она, — а поезд не будет ждать!

Уже закрывая дверь, она вдруг что-то вспомнила.

— А кто-нибудь из вас бывал здесь раньше? — спросила она.

Дети ответили, что нет.

— То есть вы в этом доме впервые? — повторила фру Йорансон.

Они подтвердили — да, впервые. Фру Йорансон, похоже, окончательно успокоилась и кивнула им на прощание.

— До свидания, до свидания! — сказала она и закрыла дверь.

Юнас поднес микрофон к губам:

— Итак, дорогие слушатели, этими любезными словами фру Йорансон мы заканчиваем на сегодня наш репортаж из Селандерского поместья.

Анника недовольно посмотрела на него.

— Надеюсь, ты выключал магнитофон, пока мы там были?

— Конечно, нет, — ответил Юнас и вытащил кассету. — Очень любопытно. Эта женщина выдает себя каждым словом. Очень подозрительная особа.

Давид шел молча и размышлял о цветке и о своем сне. Что ж, ничего удивительного — он был уверен, что узнаёт это место.

МЕЛОДИЯ

Давид стоял на кухне и ждал, когда вернется отец и они сядут ужинать. Сегодня он сам купил продукты и приготовил ужин. Обычно они готовили по очереди, но во время каникул это было обязанностью Давида.

Папа писал сюиту для хора, которую надо было закончить к августу. Это была работа на заказ, а он никогда не успевал вовремя доделать заказы. Каждый раз отец сильно нервничал, работа не клеилась, и он тянул до последнего дня. Сванте Стенфельдт любил свою работу, но из-за того, что время было ограничено, она давалась ему с трудом.

Давид приготовил жаркое из говядины с луком. Пахло вкусно. Он настежь открыл кухонную дверь, чтобы запах дошел до отца и заставил его оторваться от пианино. Давид не хотел звать его, потому что тогда отец мог разозлиться и весь ужин ворчать, что никто, мол, и представить себе не может, что за кромешный ад эта работа, которую нужно закончить к сроку, установленному не им самим. Но вот звуки фортепиано затихли.

— Чертовски вкусно пахнет! — отец вошел на кухню и сел за стол.

Они никогда много не говорили за едой — каждый был погружен в свои мысли. Но это не значит, что отец с сыном не общались — ведь, чтобы общаться, необязательно постоянно болтать. К тому же они не всегда молчали. Случалось так, что они говорили наперебой, не давая друг другу и слова вставить.

Вдруг отец посмотрел на Давида и спросил:

— А что ты делаешь целыми днями? Тебе не очень одиноко?

Давид никогда не страдал от одиночества, у него были Юнас и Анника, и к тому же он всегда легко находил себе какое-нибудь занятие.

— У меня не возникает проблем, чем заняться в свободное время, если ты это хотел узнать, — ответил он.

— Да нет, просто я подумал, что никогда не спрашиваю, как у тебя дела. Я знаю, конечно, что ты страшно много читаешь, но вообще…

— А вообще у меня все хорошо, — улыбнулся Давид. — Не беспокойся.

Они доели, и Давид начал мыть посуду.

— Может, я?.. — отец встал и хотел подойти к раковине.

— Отстань! Иди работай!

Вскоре снова зазвучало пианино — отец записывал новую мелодию. Обычно Давид никогда не вмешивался в его работу, но тут вдруг музыка показалась ему до странности знакомой. Он выключил воду, вошел в папин кабинет и стал слушать.

— Что это за мелодия?

— Тебе нравится?

— Да, красивая, но откуда ты ее знаешь?

— Откуда я ее знаю? — Отец непонимающе посмотрел на Давида. — Сочинил, разумеется.

— Она для сюиты?

— Конечно. А почему ты спросил? По-твоему, не годится?

— Нет-нет, просто любопытно… Когда ты ее придумал?

— Сегодня утром. Она зазвучала в моей голове, как только я проснулся, но пока что я не успел ее проработать.

— Ты уверен?

— Уверен… в чем? Что ты хочешь сказать?

— То есть… ты действительно не играл ее раньше?

Отец пристально посмотрел на него и покачал головой.

— Я же сказал! Не вижу тут ничего странного. У тебя такой вид, будто ты с неба свалился!

— Да нет, просто мне показалось, что я слышал эту музыку раньше, но, наверное, я ошибся.

Давид вернулся в кухню, и отец продолжил работу.

Но тут зазвонил телефон, и он нетерпеливо ударил обеими руками по клавиатуре.

— Скажи, что я занят! Перезвоню потом!

— Да, да…

— Я не могу подойти!

— Хорошо, хорошо, я подойду!

Но звонили не папе. Это был Юнас, который обнаружил загадочные вещи на пленке и хотел прийти.

— А Анника? Что она делает?

Анника была занята — она расклеивала ценники на товары в магазине.

— Я работаю! Хватит трепаться! Сейчас же повесь трубку! — вспылил отец. Стало ясно, что пригласить Юнаса с магнитофоном сейчас невозможно.