Дело о драгоценных рыбках

— Может, он обронил их по дороге? — предположила Санни.

Нет, это просто невыносимо!

— Санни, ради бога, — не выдержал Ник.— Никто ничего не мог обронить.

— Почему?

— Да потому, что не было никаких десяти центов.

— А зачем же ты спросил, что с ними произошло?

— Но в этом-то и соль загадки.

— Значит, я ее отгадала?

— Все, Санни, забудь об этом, — попросил Ник.

Ришель обернулась.

— Это вы про крикетную загадку? — спросила она. — Кто-нибудь, расскажите мне ее, пожалуйста.

— Ришель, — сказал Ник. — Забудь об этом.

...Лиз и я брели позади остальных. Пара старичков шла нам навстречу, держась за руки. Поравнявшись с нами, они кивнули в ответ на наше приветствие. Они выглядели так, как будто им было лет по сто, а женаты они были лет восемьдесят, по меньшей мере. Наверное, это и навело Лиз на мысли об отце и фей.

— А какая она, Фей? — спросила Лиз.

— Нормальная.

— Нормальная?

— Ну, хорошая.

— Хорошая?

— Она действительно хорошая художница. Папа уверяет, что она талантливее его.

Мне не хотелось говорить о Фей. Она была ничего себе*, но я был рад, что она уехала.

— Должно быть, это необычно — иметь мачеху, — заметила Лиз.

— Да, — согласился я.

На самом деле я никогда не думал о Фей как о мачехе или о Брайане как об отчиме. Для меня Брайан был мужем мамы, а Фей — папиной женой. А отец с матерью как бы существовали отдельно от них.

Я остановился и начал швырять в воду обломки ракушек. Пожилая чета все так же, рука об руку, ковыляла вдоль пляжа.

— А ты знаешь, что на самом деле им всего-навсего по двадцать пять лет? — шепнул я Лиз. — Двадцать пять лет в Баньян-Бее — и ты станешь такой же, как они.

— Я думаю, в Баньян-Бее мило, — сказала Лиз.

— Я бы сказал, мило до тошноты.

— Чепуха!

— Это еще нужно проверить, но здесь что-то нечисто. Голову даю на отсечение. Пока тут все спокойно, но у меня дурные предчувствия.

— С каких это пор ты веришь в предчувствия?

— С тех пор, как мы приехали сюда.

Это была чистая правда. Что-то в Баньян-Бее тревожило меня. Копия Нак-Нака, только без туристов, магазинов и чистеньких пляжей. Но дело было в другом. Различие было серьезнее, глубже. Городок производил впечатление заколдованного места или места, где маньяки-убийцы собрались на отдых.

— Этот полицейский получил по заслугам, — Лиз перевела разговор на другую тему. — Я думаю, твой отец дал ему достойный отпор.

— У отца всегда хорошо получалось ставить людей на место. Он терпеть не может, когда ему кто-то приказывает.

— Это замечательная черта характера.

— Она вовсе такой не казалась, когда отец был архитектором. Мама утверждает, что он никогда не строил для людей такие дома, какие они хотели. Потому что он, видите ли, лучше знал, что им нужно. А сохранять независимость, когда тебе платят, очень трудно...

Ник, ушедший далеко вперед, вытащил из воды длинный пучок водорослей и начал вертеть их над головой, намереваясь запустить в Ришель. Та бросилась бежать, вереща и прикрывая голову руками.

Впереди по курсу рыбак, которого я видел с причала, вытаскивал свою лодку на берег. К ней был прикреплен маленький моторчик, и рыбак старался, чтобы в лопасти не забился песок.

На нем была ветхая старая одежонка и большая соломенная шляпа. Его всклокоченная борода выглядела так, как будто ее не расчесывали несколько лет.

— Тебе этот тип никого не напоминает? — спросил я Лиз.

— Космонавта. Ну, ты помнишь, которого мы видели на Уэттл-стрит. Который вечно что-то болтает про летающие тарелки.

— Нет, он совсем на космонавта не похож. Я готов поклясться, что он выглядит точь-в-точь как Старик из «Старика и моря».

— Как?

— Это книга Хемингуэя. А может, и фильм такой есть. Это про человека, который поймал огромную рыбу, а она утащила его в открытое море. Она его чуть не убила, но он все равно не сдался.

Но Лиз уже не слушала. Она всматривалась в какое-то светлое пятно на фоне дома у самого моря.

— Да, это она, — прошептала Лиз, в восторге уцепившись за мою руку.

Этим пятном оказалась ужасно толстая женщина, что-то лепившая из глины. Она была босая, а вместо одежды завернулась в огромный кусок ткани. Густые черные волосы, тронутые сединой, струились по ее спине почти до самых колен.

— Ты только представь! — выдохнула Лиз. — Блисс Белл!

Глава V

ТОЛСТЫЙ И ТОНКИЙ

Лиз помчалась вперед и догнала остальных.

Я прямо слышал ее возбужденный шепот: «Блисс Белл!»

Ну и что, подумал я. А вот остальные, похоже, заинтересовались. Может, и на них обстановка Баньян-Бея подействовала. Они всей толпой нырнули за дюны и начали подкрадываться все ближе и ближе.

Стены дома Блисс Белл были выкрашены в бледно-розовый цвет. Крыша у него была железная и ржавая. В саду почти ничего не  росло — только реденькая травка да несколько чахлых кустиков. Соседние дома вообще выглядели так, будто никто в них не жил уже несколько лет: окна выбиты, а на крыше одного из домов зияла огромная дыра.

— Интересно, почему она живет в такой развалюхе? У нее ведь денег навалом, — выдохнула Ришель.

— Не уверен, — сказал я.

Я знал, что папа и Фей трудились не покладая рук, но едва сводили концы с концами. Они считали, что им везет, если продавали одну картину в месяц, хотя львиная доля денег уходила галерее, продавшей полотно, а на остаток еще нужно было купить рамы для картин и оплатить их перевозку.

— Но ведь она такая знаменитая, — не унималась Ришель. — Лиз так сказала.

— Это еще ни о чем не говорит, — возразил я. — На свете есть много знаменитостей, которым едва хватает на жизнь.

— Она так бедна, — заметил Ник, — что даже одежду себе не может купить. Поэтому вынуждена заворачиваться в занавески.

— Это вовсе не занавески, болван, — возмутилась Лиз. — Это саронг. — Она снова всмотрелась в Блисс Белл. — Погоди-ка, — протянула она разочарованно. — Возможно, это и правда занавески. Фу, какая гадость.

В эту самую секунду Блисс Белл обернулась и увидела, что мы наблюдаем за ней. Она грозно нахмурилась.

— Эй, вы! — пробасила она, бросаясь вперед, подобно разъяренному носорогу, и грозя нам кулаком, перемазанным в глине. — Вы, малявки! Убирайтесь отсюда немедленно, пока я не позвонила в полицию!

Мы были захвачены врасплох и настолько растерялись, что опрометью бросились бежать. Через несколько метров у меня ноги увязли в рыхлом песке, и я, почти сделав сальто в воздухе, грохнулся носом вниз. Конечно, все остальные решили, что в жизни не видели представления смешнее. Они хохотали до слез и икоты, ну прямо как маленькие.

— Теперь ты видишь, какое это веселенькое местечко, — простонала изнемогающая от смеха Лиз, помогая мне подняться.

— Смейтесь, смейтесь, — буркнул я. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Мы направились в сторону магазина, но успели сделать всего несколько шагов, как Лиз вдруг объявила:

— Кажется, у меня вот-вот откроется искусственное дыхание.

— Что? — удивилась Санни.

— Искусственное дыхание, — расплылась в улыбке Лиз, очень довольная глубиной собственной мысли. — Тут все вокруг либо пишут картины, либо лепят скульптуры. Поэтому я. тоже чувствую какую-то непонятную тягу к искусству. Я бы соорудила какую-нибудь поделку, которая будет напоминать мне о Баньян-Бее.

— А просто сфотографировать его ты не можешь? — вздохнул Ник.

Но идея уже прочно засела в голове Лиз. У нее в глазах зажегся лихорадочный блеск. Всю оставшуюся дорогу до универмага «Скин-нер» она чуть не ползла на карачках, подбирая всякий хлам с полосы прилива.

К тому времени, как мы добрались до магазина, она загрузила подол своей майки грудой деревяшек, ракушек, перышек, сухих водорослей, гладких стеклышек, морских звезд, симпатичных ярких камешков и еще каких-то странных штуковин.