Мой непутевый дедушка

Васька, словно камень из рогатки, вылетел из переговорного пункта — и помчался обратно к автостанции.

Он успел как раз вовремя — вывернув из-за угла туалета, он столкнулся с Тахиром.

– Пошли скорее, — потащил его к какому-то старому, раздолбанному «пазику» Тахир, — мы уже билеты купили, а тебя все нет…

– Желудок, понимаешь, столько переваривать не привык, — вяло оправдался Васька.

Тахир показал билеты шоферу и усадил Ваську на заднее сиденье рядом с каким-то дедом в толстом цветастом халате и черной тюбетейке.

– Ну, рахмат-мархамат, Ташкент-Джалала-бад, — хлопнул шофер дверью, — поехали, что ли…

Еще оставалось ровно полминуты, чтобы выскочить из автобуса, добежать до ближайшего отделения милиции и попытаться убедить оперов в том, во что он и сам с трудом верил.

Нет — это точно бред, в такое никто не поверит, тем более без доказательств, которых у него нет! Одни лишь стойкие мрачные предчувствия и гипотезы — вот и все, чем он располагает…

Осталось меньше полминуты, чтобы сбежать от того, что ужасно — до нервного подрагивания глаза — испугало Ваську.

Что же делать?!

Автобус, рыкнув, дернулся вперед, и здание автостанции стало медленно уплывать назад.

Теперь путей к отступлению у Васьки не было. В горах ведь далеко не убежишь…

Недосыпание сказалось на Ваське, едва автобус выехал из Ташкента. Он терял в дреме равновесие и то и дело медленно заваливался на плечо деда-узбека. К счастью, дед попался понимающий и стоически терпел Васькину слабость.

«Пазик» то и дело притормаживал на остановках или просто около голосующих пассажиров, а потому двигался вперед медленно.

Когда в очередной раз автобус застрял на светофоре, Васька встряхнулся и открыл глаза.

Через дорогу спешили пешеходы: босоногий мальчишка в семейных трусах, женщина в цветастом платье с большим тазом лепешек на голове, мужчина в костюме и при галстуке, школьницы в форме, какой-то мужик в шляпе…

Мужик в шляпе! Его лицо Васька увидел только мельком, но ему снова, как и на базаре, показалось, что это тот самый Лысый Объект, которого он видел в Москве в трамвае.

Васька, как мог, вывернул голову, но автобус уже двинулся вперед, и он ничего толком разглядеть не смог.

Или у него глюки, что весьма вероятно в свете происходящих событий, или вокруг него действительно творится нечто странное.

Сон с Васьки сошел, как будто его и не было.

Что будет, что будет?!

Разработать план действий наперед было невозможно, — Васька и предположить не мог, что ждет их в Ходжикенте. А вдруг он вообще пошел по ложному пути и деда там нет? Что ж, по крайней мере, эта версия будет проверена…

Трудная это вещь — сомнение. Хорошо Джеймсу Бонду или Рэмбо — у них наперед все расписано, опыт сказывается. Маши себе руками, стреляй из пистолета да девушек в себя по ходу дела влюбляй. А у него, у Васьки, какой опыт? Драка в «Макдональдсе» да несколько приемов, подсмотренных у Стоматолога, когда тот в шутку отрабатывал на Рентгене новые хуки и апперкоты. Ни мощных серых клеточек Эркюля Пуаро, ни здоровых бицепсов Шварценеггера…

Размышляя обо всех этих грустных вещах, Васька посматривал за стекло.

Покинув пределы городков и поселков, автобус, догоняя свою тень, понесся по трассе. В просветах между посадками пирамидальных тополей были видны горы, и не так далеко, как час назад, а совсем рядом, казалось, рукой подать.

Коричнево-зеленые холмы предгорий плавно переходили в серо-розовые скальные массивы, а над ними гордо возвышались снежные вершины, с которых тут и там белыми языками спускались вниз небольшие ледники.

Ровная дорога кончилась — теперь она поднималась вверх, петляла, как заяц, улепетывающий от волка, виляла пьяным зигзагом.

Иной раз, взглянув в окно, Васька видел перед собой пропасть, на дне которой в легкой утренней дымке блестела река Чирчик. В этот раз Васька пожалел, что сел у окна, потому что нестись на потрепанном «пазике» по горной дороге оказалось куда как страшнее, чем лететь на самолете.

Уже высоко в горах, когда дорога стала взбираться вверх градусов под тридцать, автобус остановила милицейская патрульная машина.

Шофер выскочил из кабины и подошел к желтому «жигуленку» с проблесковым маячком на крыше.

– Сель… Говорят, лавина сошла… Опасная обстановка… — прокатился шепот по салону.

Шофер пару раз развел руками, кивнул, с чем-то согласившись, и занял свое место за баранкой.

Ехал он теперь гораздо медленнее и осторожнее, то и дело притормаживая на поворотах и посматривая на нависшие над дорогой снеговые шапки.

В двух местах им попались следы селя — грязевого потока, что образуется в горах во время таяния снегов и несется вниз, в долину, сметая по пути порой целые горные кишлаки. То, что они увидели, впечатляло. Страшная сила сбила в один ком деревья, камни, опоры линии электропередач — все это было сброшено в сторону мощными бульдозерами.

Когда от бесконечных поворотов и запаха бензина в салоне Ваську начало мутить, пытка горным серпантином наконец закончилась.

Автобус нырнул в небольшую уютную долинку, подняв облачко пыли, притормозил у столба с покосившейся жестяной вывеской.

– Ходжикент, — объявил шофер, утирая потное лицо подолом майки, — слава Аллаху, прибыли.

– Куда теперь? — спросил Васька, когда вся экспедиция в количестве трех человек вытряхнулась из «пазика».

– Где все новости можно узнать? — развел руками Тахир. — Конечно, в чайхане!

Тахир огляделся вокруг и опытным глазом сразу определил, где в Ходжикенте располагается местный рынок. Там же, по старой традиции, должна была быть и чайхана.

Игорь пошел потолкаться на рынок и узнать новости.

Тахир и стреляющий кругом глазами Васька пошли вдоль пыльной улочки — к чайхане.

Дома здесь стояли гораздо вольготнее, чем в Ташкенте, и заборы-дувалы были не такими монументальными. На крышах многих сарайчиков, примыкающих к саманным домам, росла трава, среди которой то и дело выпирал ярко-алый мак.

Оплывшие под дождем дувалы тоже часто были покрыты вихрастой зеленью, которая в горах использовала каждую трещину, для того чтобы использовать свой шанс пожить.

И все-таки, несмотря на то, что все вокруг — от пронзительно-глубокого неба до прозрачного, вибрирующего воздуха — дышало чистотой и свежестью, само горное селение казалось древним до нереальности.

Чайхана — грубо сколоченный помост, нависший над местной речушкой — была полна народа. Чайханщик и его помощник, шустрый чумазый мальчишка, еле успевали разносить приехавшим из города дехканам прокопченные на огне жестяные чайнички и щербатые пиалки.

Васька, уже зная, что на чайхану входить в обуви не принято, снял у входа свои ботинки и сбросил рюкзак.

Тахир на узбекском спросил позволения присесть рядом с компанией седоусых аксакалов и, получив разрешение, посадил Ваську, а сам пошел и о чем-то пошушукался с мальчишкой-помощником.

Мальчишка куда-то умчался, и вскоре сам чайханщик принес к дастархану, где сидел Васька, чай, пиалы, варенье из айвы и свежие, еще пышущие жаром печи-тандыра лепешки.

– Тахир, спроси же скорее, не видел ли кто-нибудь здесь моего деда? Поселок-то маленький, не может быть, чтобы никто ничего не заметил, — попросил Васька.

– Погоди, — осадил его Тахир, — так здесь не принято. Сначала нужно о погоде поговорить, о детях, о здоровье. О деле беседовать будем после первого чайника.

Васька понял, что от условностей местного этикета ему уйти не удастся и, чтобы чем-то занять время, потянулся к ножу-пчаку — нарезать лепешек.

– Стой! — испугался Тахир. — Ты что делаешь?!

– Как что? — пожал плечами Васька. — Хлеба хочу нарезать, только и всего…

– Лепешки нельзя резать, — покачал головой Тахир. — По народному поверью лепешка — это лицо Аллаха. Ее можно только ломать на части.