Выстрел (СИ)

Тревога разлетелась вдребезги от звонка домофона. Как радостно запрыгало сердце у Антона, когда он услышал в нём голос отца! Он подскочил к дверям. Виноватое ожидание отзывалось в нём какой-то внутренней дрожью: внешне он был спокоен, а внутри всё комкалось, спорило, боролось и... робко надеялось помириться… Распахнулась открытая дверь, и напряжение словно стало утекать в неё. Тошка был готов броситься к отцу, и обнять его, как раньше, но почему-то не смог. Он стоял и смотрел на него и на незнакомого парня, который пришёл вместе с ним. Лишь когда папа вдруг побледнел и быстро сел на диван, пройдя мимо Антона, он испугался, собрался с силами, и, словно разбил стеклянную стенку, выросшую между ними. Бросил в неё камешком, и она со звоном рассыпалась, а Антон услышал в этом звоне свой голос, почему-то незнакомый и очень тихий:

- Папа! Прости меня! – и растаял в прижавших его к себе тёплых руках отца… Почему он не помирился с ним раньше?

…Славка молчал. Скучал по отцу? Или волновался за Юру? Тошка тоже тревожился: телефон упорно отвечал долгими гудками.

Юра Антону понравился. Может, открытой улыбкой, может быть, внимательным добрым взглядом, в котором вспыхивало неподдельное сочувствие, когда он расспрашивал Славку и слушал его рассказы, а может, Антон просто был ему благодарен за отца. А может быть - и всё вместе… Жаль, что в тот вечер он недолго побыл у них – допил чай и ушёл к себе домой. И обещал прийти в субботу, пообщаться с ребятами перед отъездом…

Славка не задавал никаких вопросов! Это совсем было на него не похоже…

Почти не задавал - всё же был один вопрос, на который Антон толком ответить так и не смог. Вечером он забрался на полку к Антону и, улегшись на живот, стал смотреть в окно. Антон не удивился – в поезде они часто так ездили: хорошо было просто молчать и ощущать рядом присутствие близкого человека. Он любил дорогу и вечернее постукивание звонких колёс, любил тихое дыхание Славки. Это отдалённо напоминало ему о прошлом лете – трудном, беспокойном, но подарившем ему младшего брата. В Славкиных глазах отражались редкие жёлтые и голубые огоньки. В вагоне было светло, но Тошка сейчас был там, в мелькавшей за окном темноте и в своих мыслях. Славка вдруг спросил:

- Антон… Скажи, а у тебя было такое чувство, как будто тебя делят на части? Будто ты разрываешься между людьми и не знаешь, что делать?

Тошка вздрогнул. Посмотрел на Славку: тот ждал ответа, какой-то подсказки.

- Было, Славка.

Кажется, брат не знал о том ночном разговоре, разрушившим их с отцом мир. Тошка старался не вспоминать его: он не представлял, что ответит отцу, если тот снова заговорит с ним о переезде, и боялся, что они снова поссорятся. Он не хотел уезжать, он понял, что очень скучает по Шурке… Что не сможет он без друга… Быть может, вокруг всё будет лучше, только вот внутри у него, у Антона, будет пусто и безрадостно… А если ещё и заберут у него Славку…

К счастью, папа больше не затрагивал эту тему. Может, он передумал?

Антон старательно прогонял эти сумбурные мысли. Порой они затихали, но всё равно тоскливое чувство занозой сидело в нём. Присутствовало. Как он прочитал однажды в «контакте», на страничке у Кеши: «Все пчёлки, как пчёлки - летели мёдом, а одна такая маленькая, мерзкая и злая позади всех тащила баночку дёгтя». Вот такая пчёлка и сидела в нём, иногда просыпаясь и надоедливым жужжанием отравляя радость каникул.

Дни шли своим чередом, наполняясь разными событиями, но неудержимо придвигая время расставания. Тошка был занят обсуждением Шуркиных самолётов, помогал ему заливать в интернет новые фотки, вечерами смотрел какой-нибудь новый фильм: у друга был очень быстрый интернет и фильмы скачивались за несколько минут. Вдобавок, дядя Валера раздобыл где-то настольный футбол, и теперь они подолгу торчали за ним.

Хорошо осенними сумерками сидеть в тёплой светлой комнате, обмениваясь какими-нибудь пустячными фразами или шутками, глядя, как дрожит на светленькой Славкиной макушке от смеха пушистый чубчик, или как задумчиво покусывает губы серьёзный Шурка… Пить горячий шоколад, который так вкусно варила им Шуркина мама, и всеми клеточками своего тела ощущать уют тихого вечера. За окном по мокрой дороге шелестели автомобили, за стенкой о чём-то разговаривали их отцы. Тошка изредка прислушивался к доносившимся оттуда обрывкам слов и приглушенному смеху: раскатистому – Шуркиного и бархатному и очень заразительному – его папы, и улыбался сам. Время замирало, наблюдая за ними, и совсем не собиралось спешить…

- Знаете, - сказал как-то Шурка в один из таких вечеров, - я, кажется, знаю, для чего нам нужна осень…

- Для чего? – отозвался Антон. Друг в очередной раз забил ему гол и теперь с удовольствием потягивался. А он стоял над игрой и всё никак не мог понять, как это у него так получилось – внезапно…

- Осень – это время любви к своему дому.

- Думаешь?

- Ну да… За окном дождь, а дома - так хорошо!

«А ведь правда… - подумал Антон, - и хочется, чтобы подольше это время не кончалось!»

- Тогда… - Славка спрыгнул с подоконника, подошёл к игре, опёрся руками о пластмассовый бортик, пробормотал тихонько, - я же говорил, что восьмёркой нужно бить…Эх, Тошка… - посмотрел по очереди на друзей и засиял улыбкой, - Получается, что это - очень нужное время! Хоть и мокрое... Давайте ещё разок, а?

…Так что дел было много. Но вот настал этот день разлуки, со своей суетой и неожиданной тревогой. И Тошка забыл, почти забыл о своих мыслях - об этой пчёлке с дегтем. Пока вдруг Славка не разбудил её своим вопросом. И ведь нужно было ответить ему что-то, он ведь ждал, не сводя с Антона взгляда вопросительных тёмно-серых глаз…

- Что ты делал, Антон?

- Я не знаю, Славка… Я ждал.

- Чего ты ждал? Ответа?

- Ну… да. Что что-нибудь сдвинется, подскажет, а может просто – пройдёт.

Славка помолчал. Потом спросил недовольно:

- Ну и что, помогало ждать?

Тошка пожал плечами. Откуда он знал… Ничего не сдвинулось пока…

- Славка, я попытался принять всё, как есть. Ну вот не думать про завтра, а быть здесь, в этом дне… В сегодняшнем дне. Но, если честно, я так и не решил… - он вдруг замолчал, испугавшись, что проговорится Славке. И быстро добавил, - А что у тебя? Кто тебя делит?

- Мне плохо оттого, что я не остался там. Получается, что я бросил Юру!

Ох… Вот что тут ему скажешь?

- Славка… Я понимаю, тебе сейчас очень грустно…

- А если бы я остался, то получается, что бросил тебя… Почему мы уехали?

Антон думал о том же, и с радостью остался бы сам… Очень медленно, осторожно подбирая слова, он попытался утешить брата:

- Славка… Ну не успел он, не смог. Мы ведь ещё встретимся!

- Я чувствую себя предателем, - сказал брат. Больше за этот вечер не сказал ни слова.

Глава 13

Может быть

В маленьком привокзальном кафе было тепло и шумно. Почти за всеми столиками, покрытыми ажурными коричневыми скатертями на которых поблескивали электрические свечки, сидели люди. Вероятно, они, так же как и Борис, Валера и Шурка, решили согреться здесь чем-нибудь горячим. Кто-то ждал своего поезда, кто-то запивал тоску холодным пивом, кто-то с жадностью глотал часы долгожданной встречи, наслаждаясь общением с человеком, которого не видел сотню тысяч лет, опустошая эти часы вопросами и разговорами, чтобы наполнившись ими, расстаться вновь.

- Шурка, перекусим, а потом поедем домой, ладно? А то я оголодал с работы…

Шурка кивнул: он уже скучал по друзьям, хотя прошло совсем немного времени. А когда вот так скучаешь – особенно хочется мороженого с чем-нибудь, несмотря на холодную погоду.

- Борь, тебе чего взять? – спросил Валера.

- Мне только кофе, - рассеянно отозвался Борис, снял куртку и уселся на диван. Шурка сел рядом, и, положив руки на стол, опёрся на них подбородком и о чём-то задумался.