Если в лесу сидеть тихо-тихо, или Секрет двойного дуба

«Ой блин, — отчаянно подумал он, — что же я, дурак, делаю-то, что?! Это же просто нельзя, её НЕТ, и даже если БУДЕТ — между нами же почти сорок лет расстояния окажется, это даже не от Воронежа до Магадана, это… вообще!»

Они вышли в главную аллею. Сперва Олег удивлялся, почему отсюда видно деревню, а потом понял, что все те брошенные здания, которые он наблюдал… будет наблюдать летом 2001-го, построены, наверное, позже.

— Тут на реке есть одно место, — вдруг сказала Валентина, — там растут лилии…

— Есть в графском парке чёрный пруд —

Там лилии цветут, — пропел Олег, не стесняясь, —

Там лилии цветут…

Цветут…

Фильму про трёх мушкетёров ещё только предстояло появиться, но Валентина не обратила внимания. Только кивнула:

— Ага… Так красиво. Мы там один раз были с классом, в походе. Ещё хочется, но туда без лодки не добраться. А ты видел лилии?

— Я?… — хотел уже ответить Олег, но Валентина вдруг прошипела:

— Тиххх…

— Чего? — тоже едва слышно спросил Олег. Валентина молча указала рукой на тропинку за рвом, окружавшим сад.

На взгляд Олега, ничего особо серьёзного там не происходило. Мимо старого колодца неспешно шли — наверное, с танцев — двое парней лет по 17-18. Но потом Олег заметил под мышкой у одного из них белый свёрток, а ещё — что они идут как-то слишком медленно, словно выбирая место. Точно! Оба остановились у колодца, сдвинули головы и зашептались — разобрать ничего было нельзя, только один из них вдруг захохотал, сказал: «Зекенско!» — и почти бегом припустился обратно к клубу, а другой неспешно скрылся за колодцем. Какое-то время там шуршало и потрескивало, потом наступила тишина. Теперь Олег с искренним интересом ожидал продолжения.

Оно не заставило себя ждать. На тропинке вновь появились двое — тот парень, что был со спрятавшимся, и ещё один, вёдший рядом велик. Сейчас они разговаривали довольно громко.

— Так и сказала? — спрашивал обладатель велосипеда.

— Да вот честное слово! — размахивал руками приятель спрятавшегося. — Так и сказала: «Пусть приходит, пойдём кататься!»

— Да ты брешешь, — сомневался велосипедист. — А Славка?

— Да разругались они! — убеждал сопровождающий. — Вот на танцульках и разругались, я сам видел, она как раз ко мне причалила и это сказала, а Славка домой попёрся — нога за ногу… Лови момент, Серёня!… А… ой… ё…

Этот многозначительный, но невразумительный набор звуков сопровождающий выпалил, когда они поравнялись с колодцем. Ничего не понимающий Серёня проследил направление его взгляда…

…и увидел, как из-за сруба в торжественном жутком молчании поднимается, неимоверно вырастая, фигура в белом. Две длинных, раскинутых крестом руки словно бы струились в тихом воздухе, похожие на струи тумана. Лица у белого существа не было.

У Олега даже мороз пробежал по коже. Валентина вцепилась в его руку. В наступившей гробовой тишине было слышно, как Серёня икнул… и, не вскакивая на велик, но и не бросая его, словно руки приросли к рулю, бросился опрометью прочь. Цепь слетела и громыхала, как тысяча привязанных к хвосту собаки консервных банок. Он уже скрылся за поворотом тропки,когда до слуха зрителей донеслось истошное — кто знает, почему? -

— Пожа-а-а-ар!!!

Двое парней хохотали у сруба. В кустах на опушке школьного сада тоже царило тихое, но полное веселье. На ходу сматывая простыню, шутники поспешно удалились, а Олег с Валентиной всё ещё продолжали хохотать, только уже в голос — успокаивались, но кто-нибудь повторял: «Пожар,» — и хохот пузырьками газировки поднимался откуда-то снизу и выплёскивался через нос бегемотьим фырканьем, что само по себе смешило ещё больше. Наконец девчонка смогла выговорить:

— Пошли отсюда, а то сейчас прилупят дружки Серого, ещё нам достанется…

Спотыкаясь и волоча велики, они двинулись в глубину сада… и тут-то Олег спросил сам себя:

— А сколько времени? — и посмотрел на часы. Был первый час ночи. Наверное, лицо Олега достаточно красноречиво говорило само за себя, потому что Валентина понимающе-сочувственно спросила:

— Ты до скольких отпрашивался? Влетит?

— Не то слово, — в ужасе ответил Олег, — меня, наверное, уже с ментами… с милицией ищут. Ой, ё! Валь, я побегу! Ты там извинись перед ребятами, то, сё… Я побегу!

— Подожди, — Валентина покопалась в седельной сумочке и протянула новенький фонарик. — Батарейки свежие… Луны-то нет. Это всё я виновата… — она вдруг засопела и отвернулась. — Я про время помнила, просто хотела, чтобы… А ты завтра приедешь?

— Ой, завтра — не знаю, — искренне ответил Олег. — Но я приеду обязательно, ты жди. Ну — я полетел!

— Не заблудись! И приезжай! — раздалось ему уже в спину. И потом ещё — совсем тихо: — Извини…

ГЛАВА 13.

Пока Олег мчался через поля — его мучило только одно: стыд перед Князем. Старый лесник либо уже поиски организовал — узнал, что в Марфинке им и не пахло, обыскивает с собаками лесные закоулки, овраги и речку. Стыдно было так, что Олег про себя решил — если Князь решит его отлупить, то пусть лупит. Заслужил. Только бы не вздумал отослать домой или посадить под арест! Но когда Олег въехал в лес, то на смену стыду пришёл страх.

Олег был действительно смелым парнем. Он не боялся ни драк с ровесниками, ни всяких там маньяков и прочих, будучи уверен, что всегда сможет если не отмахаться, то убежать. Но сейчас было не с кем драться и не от кого убегать. Страх был и вокруг и в самом Олеге. Он бесшумно скользил у мальчишки за спиной, и волоски на коже вставали дыбом, тянуло оглянуться и в то же время приходило понимание — нельзя. Можно только жать на педали, втиснув голову в плечи и надеяться, что ДРЕВНЕМУ УЖАСУ нет дела до человеческого существа, едущего через ЕГО, УЖАСА, ночной лес.

Эпизод с привидением уже не казался смешным. В голову полезли кадры ужастиков и прочитанных книг, и страх разросся и приобрёл вещественность. Он похрустывал в кустах и мелькал неподалёку парами красных точек. Олег даже не думал, что может не найти дуб. Какой дуб, доедет ли он до него вообще?! Повернуть? Но тогда — Олег был уверен — его не выпустят из леса. Тут же и набросятся. Кто? Он не хотел думать про это, но откуда-то из глубин даже не сознания, а наследственной памяти лезли образы, которыми, должно быть, пугали друг друга первобытные люди. Но у них, у первобытных, были копья, топоры. Огонь. Их было много. А он один — и даже фонарик боится включить. Ну — ещё есть нож под штаниной.

Наконец и ехать стало нельзя. Олег вроде бы держал правильный курс и, соскочив с велосипеда, повёл его рядом.

Совсем близко с тяжёлым топотом пронеслись несколько теней — так неожиданно,что от ужаса Олег не смог даже вскрикнуть и почувствовал, что ещё немного — и пришлось бы идти дальше в мокрых штанах. Без шуток, на самом деле. Но даже появившийся на секунду стыд был задавлен страхом.

— Пожалуйста, — вдруг сказал Олег, останавливаясь. — Ну пожалуйста, отпусти меня. Я не хочу ничего плохого. Я не делал тут ничего плохого! Мне нравится здесь, но… но только днём. Ночь — это не то как-то… ты только не обижайся…

Он не знал, с кем говорит и почему говорит — просто бормотал, съёжившись и вцепившись в велосипедный руль. А лес — лес… слушал. Да, слушал — иного слова Олег не мог найти. Слушал, присматривался — и мальчишка вдруг понял, что в этом внимании нет враждебности.

Никакой.

— Я… пойду? — спросил он. Лес промолчал, но Олегу показалось, что, если в нём и было что-то недоброе — то сейчас оно юркнуло в овражные норы. Лес был БОЛЬШЕ Страха. Он только позволял этому Страху тут жить, потому что так повелось издревле.

И Лес отпускал мальчишку.

Всё ещё вздрагивая, Олег с опаской двинулся дальше. И неожиданно понял, что ночной лес красив. Светлячки перепархивали, роились среди деревьев. Колоннами огромного древнего храма высились чёрные древесные стволы. Таинственно — но уже НЕ СТРАШНО — шуршали кусты, ухнула сова, а потом — потом где-то очень далеко, но отчётливо, наверное, у опушки хвойного бора, звонко запел лесной жаворонок-юла, который всегда первым подаёт голос в ночном лесу, говоря, что не так уж долго осталось до утра…