Тайна пишущей машинки

Лутц разжал зубы.

— Я… я зашел, потому что… потому что…

Он не мог найти объяснения.

Старушка закивала головой. Она поняла, во всяком случае, думала, что поняла.

— А, так ты из детского клуба, который недавно открыли в школе, не так ли? — На ее сморщенном бесцветном лице появилась улыбка. — Видно, все—таки правильно пишут в газете, что вы заботитесь о старых людях. А я думала, что это просто сказки.

Лутц с радостью ухватился за эту мысль.

— Конечно, это так, — подтвердил он, и словно гора свалилась с его плеч. — Может быть, я могу что-нибудь сделать для вас?

Старая женщина утвердительно кивнула и что—то пробормотала. Лутц не разобрал, что она произнесла. Но, наверно, она сказала:

— Ты пришел кстати, мальчик. У тебя есть время?

Она взяла его за руку и повела за разросшийся куст, где в траве виднелась свежая неглубокая ямка.

— Не мог бы ты немного покопать здесь? — Женщина подала мальчику лопату и продолжала: — Знаешь, земля здесь очень твердая. Для меня, во всяком случае. Я уже долго копаю тут, чтобы сделать яму.

Лутц яростно принялся за работу — песок и камни полетели в стороны. Старушка печально наблюдала за ним.

— А какая глубина должна быть? Метр или больше? — спросил Лутц, не прерывая работу.

— Полагаю, хватит и полметра. У меня, знаешь ли, сегодня неприятность. Одна из моих собак ночью сдохла. Как нарочно — Черный Неро. Я обещала отдать его пастуху овечьего стада.

Анналуиза Редлих вытащила из кармана фартука платок. Обстоятельно высморкалась и со слезами на глазах продолжила:

— Понимаешь, я последние годы развожу собак. И это знают все. Из соседних городов и деревень ко мне идут люди. Каждому нужна надежная сторожевая собака. Если бы я не была так стара, то сделала бы собачью клетку попросторнее. Но тот, у кого за плечами семьдесят семь лет, не может себе многого позволить. Такой нагрузки я не выдержу. Можешь мне поверить, парень.

Лутц сочувственно кивнул. Он полюбопытствовал, от чего сдох Черный Неро — от болезни или раны, которую получил во время собачьей драки.

Госпожа Редлих отрицательно покачала головой.

— Нет, мой Неро был здоровый, крепкий пес.

Ком подступил у нее к горлу. Голос ее срывался, но она все же сумела сказать, что смерть любимца пережила тяжело, так как была очень сильно привязана к овчарке. Ведь больше у нее никого нет.

— Да, Неро был крепким и здоровым псом, — повторила она, — еще вчера вечером он радостно прыгал вокруг меня. А сегодня утром я нашла его бездыханным в конуре. По—видимому, он проглотил ночью яд.

— Яд? Как же это случилось? — Лутц даже прервал работу.

— Не знаю. В мире еще много плохих людей.

— Но злоумышленника надо поймать, — сказал Лутц. — Тот, кто отравил собаку, должен предстать перед судом.

— Пожалуйста, копай дальше, паренек. Скоро уже вечер.

Лутц послушался, но спустя несколько минут вновь поднял голову.

— Бабушка Редли, а у вас есть враги?

— Что? Я не поняла. Ты о чем—то меня спросил, мальчик?

— Я хотел бы знать, есть ли у вас враги?

— Враги? У меня? Боже мой, да с кем я могла так крупно рассориться? Свой сад я покидаю редко.

— А соседи?

— Не забывай копать, мой мальчик. Я стара. Мне семьдесят семь. В этом возрасте стремятся к миру и воспринимают безропотно даже каверзы.

— Злая шутка? Нет, в данном случае вряд ли. На вашем месте я пошел бы в полицию.

— В полицию? Да у них более важные дела, чем розыск какого—то отравителя собак. Нет—нет, не ломай из—за меня голову.

Лутц закусил губу и молча продолжал копать. «Как может бабушка Редлих быть такой нерешительной? Полиция придет на помощь каждому, тем более одинокой старой женщине. Да и отравить собаку — это ведь преступление?»

Через несколько минут Черный Неро был предан земле. Пока Лутц закапывал могилу, к госпоже Редлих зашел еще один посетитель. Но это был не Миха. Тот остался на улице и все это время топтался в нерешительности у забора, боясь, не достанется ли ему, если он последует за братом на садовый участок. Нет, к бабушке Редлих пришел какой—то мужчина среднего роста, внушительного вида, лет пятидесяти. Его подвижное, открытое, круглое как луна лицо сразу же выдавало пристрастия хозяина. Да, Энгельберт Шикеданц любил выпить стаканчик хорошего вина, съесть зажаренную в сливочном масле форель или сочный шницель по—голштински. Шикеданц мог позволить себе иногда подобное излишество. Полнота его не страшила, да и карман не был пустым. Он работал химиком на лакокрасочной фабрике, прилично зарабатывал, а его хобби — игра на скачках — приносило ему довольно приличный дополнительный доход. Да, этот Энгельберт Шикеданц — славный и порядочный человек, хорошо знающий свое дело. И непонятно, почему жена после одиннадцати лет совместной жизни ушла от него. Некоторые женщины вообще всегда всем недовольны. Такого мнения придерживалась, во всяком случае, бабушка Редлих. Господину Шикеданцу, который каждую неделю наносил ей блицвизит, чтобы сказать несколько слов, она не желала ничего плохого. Упаси Бог, ведь он человек чести и джентльмен с головы до пят.

— Ну, матушка Редлих, как у вас сегодня идут дела? — спросил он подчеркнуто сердечно, вежливо сняв с головы фуражку зелено—оливкового цвета. При этом обнажились его начинающие седеть волосы и небольшая лысина на затылке. Он ободряюще похлопал старую женщину по худому плечу и дружески пожал ее руку.

— Я принес вам кое—что почитать. — Шикеданц извлек из портфеля две книжицы. — Барышня в городской библиотеке считает, что оба романа — это как раз то, что вам нужно. По—видимому, там уже знают ваш вкус. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь вы такая прилежная читательница. Что с вами, матушка Редлих? У вас что—то произошло?

Анналуиза глубоко вздохнула и сквозь слезы поведала гостю о своем горе.

— Черный Неро, ведь его отравили… отравили…

— Мне очень жаль, матушка Редлих. Да что же это такое? Я вам сочувствую от всей души, — постарался успокоить старушку Шикеданц. — Черт побери негодяя, совершившего такую подлость по отношению к вам. Да как же ему не стыдно? Но разве можно так волноваться в ваши годы, матушка Редлих! Зачем вам это нужно? Жаль, что вы не послушались меня. Я ведь не раз советовал вам бросить разведение собак и поселиться в доме для престарелых. Там вы обретете покой, уход, настоящих друзей. Почему вы не решаетесь? Я ведь желаю вам добра, матушка Редлих, и отношусь к вам как сын. А когда в один прекрасный день закончу строительство нашего дома, заберу вас к себе. Клянусь вам! Вы займете самую лучшую, самую теплую и самую солнечную комнату, какая только будет в моем новом доме. Разве это плохое предложение? Поразмыслите еще раз хорошенько. И именно сейчас, когда такое несчастье произошло с собакой. Подумайте о своем здоровье. Подобные волнения опасны в вашем возрасте. Ну, мне нужно идти. Выше голову, матушка Редлих, выше голову и всего хорошего…

Лутц не пропустил ни одного слова. Он ясно слышал весь разговор: у Шикеданца голос громкий, как у проповедника.

— Моя бабушка тоже живет в доме для престарелых, — сказал Лутц, когда вежливый и дружелюбный гость удалился. — И ей там неплохо.

Анналуиза Редлих не ответила. Может быть, она вообще не слышала его слов. Лутц забыл, что нужно говорить громко. Старая женщина все еще думала о Шикеданце.

— Знаешь ли, господин Шикеданц, так сказать, мой наследник. Я подарила ему этот садовый участок, потому что он хороший человек и обещал построить здесь добротный дом, в котором я смогу жить до конца своих дней. Бесплатно, разумеется. Дом с центральным отоплением, застекленной верандой и туалетом, выложенным белой кафельной плиткой. Посмотри на мое жилище. Это самая настоящая лачуга с прогнившими тонкими стенами. Она скоро завалится от ветхости и ветра. В тысяча девятьсот сорок четвертом году, во время войны, когда мой дом был разрушен при бомбежке, я построила себе времянку. Несколько досок, пара стропил, немного толя — вот и все, так как в то время негде было достать стройматериалы. Ты понимаешь, как я мечтаю о новом современном доме! Это моя единственная надежда, прекрасная мечта.