Тайна наглой сороки

— Жуткое! — горячо подтвердил Ванька. — Кроме себя самого, никого другого в грош не ставит! И считает, что все должны его обслуживать! А он только покрикивать будет!

— Отвязанный, в общем, — ухмыльнулся Степанов. — Что ж, на то он и воришка. У людей точно так же.

— Только у людей таких отвязанных могут и быстренько прибрать, чтоб не коптил вокруг, — подал голос мордоворот, сидевший за рулем катерка.

— У сорок, видно, точно так же, — сказал я. — Мы ж его в траве подобрали, совсем крохотного. Он еще даже ходить и есть самостоятельно не умел, а права все равно качал. И всюду свой любопытный клюв совал — мягонький еще клювик, с желтыми усами, а туда же лез! Мы так поняли, он либо довыступался до того, что всех достал и его братья и сестры за борт спровадили, либо так расшебуршился от любопытства, что сам выпал, слишком резко высунувшись поглазеть на мир.

— А вы его спасли. Наглецам счастье! — подытожил Степанов.

И тут мне пришла в голову другая мысль. Я только хотел ее высказать, как катерок ткнулся в пристань, мы вылезли из него и перебрались в «ягуар», который и домчал нас до кафе. Степанов сам сел за руль. Он любил водить машину, и вообще, была в нем закваска профессионального шофера, который никому не доверит крутить баранку, если сам может это сделать.

— Прибыли, уважаемые господа! — широко улыбнулся он. — Васек, сопроводи ребят и вели, чтоб их обслужили по высшему классу. А я к начальнику милиции заеду, находку показать. Ведь все-таки мы работаем вместе, так что прикинем с ним общий план действий.

«Васек» выбрался из машины вместе с нами, Степанов и второй мордоворот умчались, а мы прошли в кафе.

— Слушай, а меня вот что осенило! — сказал Ванька, когда мы заказали по три порции мороженого — клубничного, фисташкового и шоколадного — и по молочному коктейлю. «Васек» скромно уселся за другой столик, взяв себе кофе и песочное пирожное. — Ведь наш Брюс всем сорока нос утрет, такой он умный и сильный. Наверняка он был лучшим птенцом во всем выводке, а таких птенцов родители охраняют особенно тщательно. Братья и сестры послабже в жизни бы не сумели его выпихнуть! А высунуться из любопытства больше положенного ему бы родители не позволили. Вот и получается...

Я кивнул:

— Ты прямо мои мысли читаешь. Я хотел сказать о том же самом, но ты меня опередил. Да, получается, он вполне может быть птенцом одного из тех гнезд, которые были сделаны из проволоки и которые разорили.

— Ну вот! — Ванька малость расстроился. — А я-то думал тебя удивить!

— Не переживай, — сказал я. — Раз нам обоим пришла в голову одна и та же мысль — значит, эта мысль просто на поверхности лежала. И значит, эта мысль правильная. Эх, что же отец раньше не упоминал об этих разорителях гнезд!

— Может, потому и не упоминал, чтобы не расстраивались, что братья и сестры Брюса погибли, — довольно логично предложил мой братец. — Он ведь тогда, подается, всего один остался из всех шести. — Когда у нас завелся Брюс, мы проштудировали все, что нашлось в отцовской библиотеке о сороках, и знали, что сороки выводят по шесть птенцов. — Они, гады, значит, залезли на дерево и просто вытряхнули птенцов из гнезда. Все, кроме Брюса, разбились о землю, или быстро умерли от голода, или их кто-то съел. А Брюс, самый крепкий, и крылышками мог трепыхаться настолько, чтобы не расшибиться, и без еды продержался дольше других, и еще ему повезло, что он в густые кусты упал!

— Да, наверно, так все и было, — сказал я. — Весь вопрос в том, может ли нам помочь в расследовании, что мы теперь это знаем, или все эти знания нам без пользы.

— Вот к этому я и веду! — сказал Ванька. — У меня возникла главная идея. Только дай слово, что ты не будешь смеяться!

— Честное слово, не буду, — сказал я.

— Хорошо. Во-первых, ты согласен, что наш Брюс — очень умный? Согласен, что он — одна из самых умных сорок в мире-то есть один из самых умных сороков, ведь он — это он?

— Согласен, — сказал я, не обращая внимания на путаницу вокруг рода слова «сорока», которую навертел Ванька. — Тут спорить не приходится.

— Хорошо. — Ванька удовлетворенно кивнул. — Ты согласен, что ума не бывает без хорошей памяти? И что чем умнее животное, тем лучше у него память?

— Ну, недаром в какой-то книжке написано, что ум животного практически равен его памяти... — начал я. И осекся. — Подожди, ты ведь не хочешь сказать, что Брюс мог запомнить, совсем еще птенцом, тех, кто разорил его родное гнездо?

— Именно это я и хочу сказать! — с торжеством провозгласил Ванька. — Вот смотри, что происходит. Брюс у нас мужик ехидный и злопамятный. Он хорошо запомнил тех, кто вытряхнул его из гнезда и погубил его братьев и сестер. И, став взрослым, он начинает их выслеживать! Летает тут, там и в конце концов находит. Брюс вертится вокруг и около, придумывая, какую грандиозную пакость им устроить. Такую пакость, чтобы им десять раз икнулось! И вот он замечает, что они трясутся над всякими Колечками, камушками и золотыми загогулинками, которые и самому Брюсу очень нравятся — ведь сороки любят все яркое и блестящее! И он понимает, как можно им насолить — стащить одну из этих блестящих штуковин! Заодно и ему самому прибыток будет! Может, он даже видел все ограбление, если постоянно следил за ними, и сообразил, что они сами добыли все эти колечки и кулончики нечестным путем, поэтому жаловаться не побегут и шума не поднимут! Жара, окна открыты, и Брюсу остается только подстеречь момент, схватить ближайшее к окну кольцо — на краю стола у окна или на подоконнике — и смыться на остров, чтобы спрятать кольцо под охраной Топы!

— Только умерь голос, — сказал я, — на нас уже начинают оглядываться.

Ванька посмотрел вокруг, перехватил удивленные взгляды других посетителей и спросил свистящим полушепотом:

— Ну?

— Прямо не знаю, — ответил я, — потому что... Да, с одной стороны, очень заманчивая версия, а с другой... Мне не верится, что Брюс мог запомнить тех, кого видел в самом раннем детстве, и буквально несколько секунд, когда они вытряхивали его из гнезда. Все-таки птичий мозг довольно примитивен.

— Ну да, скажешь тоже! — возразил Ванька. — Вон черный ворон живет сто лет и помнит все чуть ли не со дня рождения, сколько рассказов есть об этом! И про память почтовых голубей целые легенды ходят — а ведь вообще-то голуби менее умные птицы, чем сороки!

— Давай спросим у отца, — предложил я. — Я ж говорю, твоя идея — хорошая, но надо убедиться, что она... ну, реальная, что ли. Если отец скажет, что да, сорочий птенец мог запомнить разорителей гнезд, то можно попробовать потыркаться в этом направлении. Но если он скажет, что это исключено, то и расследовать эту идею не стоит. Тут есть другой момент... Смотри, ты считаешь, что Брюс мог спереть кольцо только через открытое окно...

— Ну, не только, — поправился Ванька. — Но скорее всего. Ты считаешь это неправильным?

— Наоборот, абсолютно правильным! А отсюда напрашиваются другие выводы, очень ценные. Прямо-таки лезут нам в руки!

— Какие выводы? — заинтересованно спросил Ванька.

—Я вот думаю, стали бы грабители открывать окно, даже в теплую погоду, если их квартира находилась на первом или на втором этаже? Вряд ли! Так?

— Так, — согласился Ванька. — Если, конечно, грабители отсиживаются на городской квартире. В этих пятиэтажках только с третьего этажа можно быть уверенным, что при открытом окне тебя никто не увидит С улицы и не услышит, о чем говорят... Но ведь они могут отсиживаться и в деревне или на хуторе — в каком-нибудь домике на задах большого участка. И потом, как быть с машиной, брошенной на шоссе?

— Втирали очки! — уверенно заявил я. — Бросили угнанную машину и вернулись в Город — на своем автомобиле или пешком. Создавали видимость, что работали иногородние грабители, понимаешь? А что касается деревни или хутора... Для того чтобы так профессионально организовать ограбление, преступники должны быть городскими жителями. И отсиживаться в деревне, покинув городскую квартиру, для них не имеет смысла: в деревне каждый человек больше на виду. Нет, преступники, судя по всему, парни не промах. И, надо полагать, не на заметке у милиции. Ведь милиция наверняка сразу проверила всех, кто пользуется дурной славой. И образ жизни преступников нисколько не изменился после ограбления. Они не кинулись покупать дорогие вещи, не стали устраивать загул и пьянку, из-за которых соседи почти наверняка вызвали бы участкового... В общем, мы имеем дело с очень хитрыми и дальновидными профессионалами, а профессионалы такого класса не станут лазить и разорять сорочьи гнезда. Даже когда такие профессионалы не при деньгах — они не при деньгах ПО ДРУГОМУ, чем алкоголик или безработный, которым не прожить без десятки, на которую в среднем потянет одно гнездо из проволоки. Согласен?