Митины открытия

Митя лежал рядом с папой на сеновале и ему было так хорошо! Шуршало сено, где-то рядом шевелились и попискивали во сне воробьи, с поля доносился крик коростеля, а откуда-то издалека — песня:

Вот так и отдохнул в деревне Митин папа: товарищ Ковалёв — для одних, Василий Дмитриевич — для других, Василий — для мамы, Васенька — для бабушки, а для Мити — просто папа. Папа, которого мальчик очень и очень любит.

Гроза

Уже с утра папа начал укладывать свой чемодан. Было грустно. Вечером заедет за папой машина и останется Митя у бабушки только с мамой.

— Давайте, сходим на прощанье все вместе на озеро. Красивые там места, — сказал папа после завтрака. — Рыбку поудим, искупаемся. А обратно пойдём лесом, грибов насобираем. И сфотографируемся на память о деревне.

Митя и мама сразу согласились.

Папа взял с собой удочку и фотоаппарат, мама — корзинку с едой и бутылку воды для Мити. Не забыла она и сетку-авоську для шишек, которыми бабушка любит ставить самовар. А Митя заткнул за резинку трусов деревянный пистолет, надел белую панамку, взял в руки саблю из проволоки и отправился в поход. Лишь один щенок Пончик, увязавшийся за Митей, ничего с собой не взял.

До озера далеко. Надо сначала пройти поля, засеянные гречихой и капустой, миновать картофельное поле, потом долго-долго идти лесом и лишь тогда попадёшь на озеро.

Шагать босиком по узенькой, горячей от солнца тропинке возле дороги было хорошо, приятно. А солнце палило вовсю. По синему небу плыли огромные белые облака.

Слева и справа от тропинки росли васильки, ромашки, поблекшие от жары колокольчики и колючие кусты чертополоха. Когда они попадались Мите, он бросался на них в атаку, «стрелял» из пистолета и яростно рубил саблей. Щенок сначала хотел укусить «противника», но наколол себе нос, завизжал и потом только лаял, увидев колючки.

Над дорогой, поблёскивая крылышками, взад и вперёд носились зелёноглазые стрекозы. Один раз Митя осторожно подкрался к сидящей на кустике лебеды стрекозе и вдруг увидел, что она жуёт муху! Изумлённый глядел мальчуган на разбойницу, а она спокойно сидела на листочке и неторопливо двигала челюстями.

— Папа! — крикнул Митя. — А стрекоза муху ест… Значит, она, как ласточки, мухами кормится?

Стрекоза с лёгким шелестом взмахнула крыльями и полетела доедать муху в другое место.

— Да, сынок, мухами. Молодец, что ты сам это заметил.

День начался с открытия. И весь он оказался таким интересным, что Митя его надолго запомнил.

На озере папа учил сына плавать, потом играли в «морской бой»: Митя с мамой против папы. Они так дружно брызгали в папу водой, что папа вскоре сдался и запросил пощады.

Вылезать из воды не хотелось. Было жарко. Небо постепенно заволакивалось дымкой. Попробовали ловить рыбу, но рыба не клевала, даже самого махонького ершишку для кота Сеньки и то не поймали. Такая досада!

Зато сколько сделали снимков! Папа снимал Митю с мамой и в воде, во время купания, и на берегу, и даже на дереве, куда мальчик нарочно залез. А Митя сфотографировал папу с мамой у берёзы.

Вдалеке заворчал гром. Сначала глухо, потом всё громче и отчётливей. Но тучи за лесом ещё не было видно.

— Как бы нас гроза не захватила, — с беспокойством сказала мама. — Идти пора. Да и поздно уже. Что-то и птицы примолкли.

— Мама, а шишки? Давай сначала соберём в сумку шишек, а то бабушке самовар ставить нечем.

На берегу озера росли стройные высокие сосны. Шишек под ними было так много, что сумка заполнилась очень быстро.

Наконец отправились домой, и когда вышли в поле, то увидели тучу. Была она страшная, чёрная, с седыми, разорванными в клочки, краями. Гром грохотал всё сильнее.

Душно. Шагая по полевой тропинке, папа поминутно вытирал пот со лба. Может быть, это потому, что нести сетку-авоську с шишками пришлось ему?

Деревья и кусты стояли неподвижные. Не шевелился ни один листок, ни одна травинка, не слышалось пения жаворонков, а они ведь всегда с утра до вечера звенели над полями. Даже кузнечики примолкли, даже Пончик притих и уже не тявкал на что попало.

— Да, придётся нам, видно, вымокнуть, — сказал папа, убыстряя шаг.

А Митя быстрее идти уже не мог. Тогда папа передал сумку с шишками маме, посадил сына себе на закорки и начал отмеривать такие шажищи, что мама едва поспевала за ними. Пончик семенил рядом.

А гром гремел всё сильнее, всё чаще вспыхивали молнии. Туча уже давно закрыла солнце. Стало темно, как вечером. Мама увидела впереди кудрявую, раскидистую берёзу и сказала:

— Сейчас дождь хлынет, пойдёмте туда. Под берёзой нас не замочит.

— Ни в коем случае! — решительно возразил папа. — В грозу под таким деревом нельзя стоять. Молния ударить может. Идите лучше сюда, здесь безопаснее, — он перешёл Петляйку и направился к обрывистому берегу, над которым нависли густые зелёные ивы. Так и встали все трое у самой воды, прижавшись спиной к обрыву и глядя через речку на другой, отлогий берег. Вот какая Петляйка, коли один берег у неё крутой, то другой обязательно низкий.

А сзади надвигалась, сверкая молниями и грохоча, будто поезд по мосту, небывалая гроза.

Резкий порыв ветра пригнул кусты так низко над Митиной головой, что вдруг показалось мальчику, вот-вот улетят ивы на другой берег реки и они с мамой и папой останутся без защиты от дождя.

Но кусты выдержали. Выдержала и берёза. А ей-то пришлось особенно трудно: стояла она у дороги одна, и её длинные, тонкие ветки развевались на ветру, словно грива. Стало прохладно.

Хлынул ливень. И как ни старались мама с папой уберечь сынишку от льющихся с неба потоков воды, вскоре все трое промокли до нитки, а Пончик — до последней шерстинки.

Прижался Митя к родителям и дрожал от холода и страха. Беспрерывно сверкали молнии, такие яркие, что после них глаза некоторое время ничего не видели. А гром уже гремел сильнее, чем взрывы снарядов в кино, в тысячу раз сильнее.

— Папа, я боюсь… — прошептал мальчик, выбрав время, когда гром не гремел.

— Что ты Митя! Стоит ли бояться? Смотри, какая красота вокруг. Таких чудесных молний сроду не видел ни один мальчишка в нашем городе. Смотри, если молния блеснула, а грома долго нет, значит, она от нас далеко. А если гром гремит сразу же после молнии, значит, молния ударила рядом. Ах, хорошо! А дышится-то как… Дышите, дышите, в городе такого воздуха и не сыщешь, — говорил папа, любуясь грозой. — Вот приедем…

Но папа не успел договорить. Рядом ослепительно вспыхнула молния и раздался такой удар, что Митя на минуту даже оглох. Когда он немножко пришёл в себя, то увидел, что берёза лежит на земле. В неё попала молния и расщепила её пополам.

— Видишь? — сказал папа маме. — А ты хотела спрятаться под неё…

Мама ничего не ответила, только вдруг всхлипнула и крепко прижала к себе Митю. И потом долго-долго не отпускала.

Гроза после этого удара пошла на убыль. Дождь ещё лил, но не такой, как в начале грозы, а редкий, ленивый. Гром тоже гремел, но Мите уже не было страшно. Вместе с папой он смотрел, как молнии выскакивали из тучи и, блеснув на мгновенье, падали вниз.

Были они разные. Одни — маленькие, и грому от них почти не было. Другие — большие, ослепительные, и гром после них долго грохотал и перекатывался по небу. А одна молния ударила не вниз, как другие, а вбок, в другое облако.

— Ну как, красиво? — спросил папа.

— Красиво. Только лучше бы смотреть из дома, из окна…

Папа с мамой засмеялись.

— Ну из дома такой красоты не увидишь. Жаль только, сено намокнет. Ну, бежим домой! Скоро машина за мной приедет.