Дикая Бара (другой перевод)

Люди начали вспоминать, не повесился ли кто-нибудь в лесу, но, не припомнив ничего похожего, решили, что там, наверно, в старину кто-нибудь зарыл клад и теперь душа этого человека не находит себе покоя. Говорили и спорили только о привидении.

— Я этому не верю,— сказала Бара Элшке, когда та в тот же день пришла к ней на лужайку у леса, где Якуб пас стадо.

— Правда это или нет, но благодаря привидению я на некоторое время избавилась от ненавистного гостя. Он написал дядюшке, что у них сейчас страдная пора и поэтому в течение нескольких дней он не сможет бывать у нас, но я даю голову на отсечение, что управляющий прослышал о привидении и теперь боится ходить к нам. Он страшный трус, а ведь ему нужно идти через церковный лес.

— Хоть бы его там нелегкая взяла, чтобы он больше не ходил в Вестец. Лучше мне вас видеть в гробу, чем с этим плешивым перед алтарем,— сердилась Бара.— Не понимаю, что случилось с Пепинкой, зачем она принуждает вас к замужеству,— ведь она добрая.

— Она обо мне заботится, хочет, чтобы я хорошо жила, и я на нее не сержусь. Но быть его женой — это свыше моих сил... ах, будь что будет...

— Так нельзя, бог вас накажет за то, что вы дали обещание Гинеку и не сдержали его. Знаете, как это поется: «Кто клятву любви нарушает, горе того постигает».

— Я ее никогда не нарушу, даже если бы это тянулось годами,— подтвердила Элшка,— но он... будет ли он помнить меня вдали? В Праге столько красивых девушек, достойных его... Ах, Бара, если он меня забудет, я умру от горя,— и Элшка залилась слезами.

— Вот глупенькая, зачем вы сами себя мучаете? Вчера вы мне рассказывали о том, какой хороший человек Гинек, как он вас любит, а сегодня уже сомневаетесь в нем?

Элшка улыбнулась, вытерла глаза и, усаживаясь на зеленой траве рядом с Барой, сказала:

— Ведь это было минутное сомнение. Я ему верю. Ах, если бы я была птичкой, я полетела бы к нему и пожаловалась!

Баре вспомнилась песенка «Если б я была соловушкой», и она начала напевать ее, но песня звучала невесело, и Бара внезапно умолкла, как будто чего-то испугавшись. На щеках ее вспыхнул горячий румянец.

— Чего ты испугалась, почему перестала петь? — спросила Элшка.

Но Бара не отвечала ей, устремив взгляд в сторону леса.

— Бара, Бара,— с укором сказала Элшка,— ты от меня скрываешь что-то, а у меня нет ни одной тайной мысли от тебя. Я этого не ожидала!

— Я не знаю, что вам сказать,— отвечала Бара.

— Почему ты вдруг вздрогнула, ведь ты ничего не боишься. Кто это был в лесу?

— Наверное,   охотник,— уклончиво  ответила Бара.

— Ох, Бара, ты, я вижу, хорошо знаешь, кто это был, ты не зря испугалась. Может быть, ты увидела привидение?

— Ну, что вы, этого-то я не боюсь,— громко рассмеялась Бара, пытаясь переменить разговор. Но Элшка все возвращалась к тому же, пока, наконец, не спросила прямо: вышла бы Бара замуж за сына церковного служителя, если бы тот не собирался стать священником. Бара еще громче рассмеялась.

— Боже меня сохрани! — воскликнула она.— Его мать в первый же день сварит мне на обед змею. Иозефек хороший малый, но мне он не пара: он не умеет ни стадо гонять, ни за плугом ходить, ни веретено крутить. Под стекло мне его, что ли, спрятать да любоваться им!

Элшка тоже рассмеялась над своим вопросом, но через минуту опять спросила подругу:

— Так ты правда еще никого не любишь?

— Послушайте, Элшка,— после недолгого размышления сказала Бара.— Прошлой осенью мне не раз случалось одной с Лишаем пасти стадо. У отца болела нога, и он не мог ходить. Пасу я однажды в полдень стадо, вдруг вижу, что Плавка старосты и Бржезина Милостовичей начали бодаться. Оставить их так было нельзя — разъярясь, они бы обломали рога. Я хватаю ведро и бегу к реке, чтобы обдать коров холодной водой. Прежде чем я успела вернуться к стаду, из леса выходит какой-то охотник и, увидав бодающихся коров, хочет их разогнать. «Уходите скорей подальше, уходите!..— кричу я ему.— Я их сама разгоню, уходите, пока вас бык не увидел! Он очень злой». Охотник обернулся, а тут бык на него уставился. К счастью, коровы сразу разбежались, как только я их окатила водой, иначе бы охотнику пришлось худо. Мне стоило большого труда удержать и успокоить быка,— этого быка и отец не удержит, но меня он всегда слушается, когда я ему погрожу. Охотник спрятался в лесу за деревом и наблюдал. Когда стадо успокоилось, он вышел на опушку, где я стояла, и спросил меня, кто я такая и как меня зовут. Я ответила. Выслушав, он как-то странно посмотрел на меня, снял шапку, поблагодарил за свое спасение и скрылся в лесу. После этого случая я его часто встречала, но говорить с ним мне никогда не приходилось. Иногда только, проходя мимо, он здоровался со мной. Охотник часто появлялся на опушке леса, а зимой бродил около реки, заходил и в деревню. Так пролетели весна и зима. Рано утром на Ивана Купалу, после того как вы ушли домой, я, помогая отцу выгонять стадо, увидела, как он пересек луг и подошел к мостику. Постояв на том самом месте, откуда мы бросали венки, он оглянулся вокруг, спустился с мостика — и я ясно видела, как, раздвинув кусты, он снял мой венок, который повис на вербе, и спрятал его под курткой. Минуту тому назад я видела его внизу около леса; не знаю, что это такое, но, увидев его, я всегда пугаюсь.

— И ты действительно с ним никогда не говорила?

— Вот только тогда, и больше ни одного слова,— уверяла Бара.

— А ты его любишь, не правда ли? — допытывалась Элшка.

— Люблю, как всякого хорошего человека, который мне не причинил зла.

— Но откуда ты знаешь, что он хороший, ведь ты с ним никогда не говорила?

— Он не может быть злым, это по глазам видно.

— Стало быть, он тебе нравится? — настаивала Элшка.

— В деревне есть парни покрасивее, но если говорить правду, то никто из них так не нравится мне, как он. Я его и во сне часто вижу.

— О чем человек думает, то ему и снится. Но скажи откровенно, если бы этот охотник сказал: «Бара, будь моей женой», ты бы согласилась?

— Ах, Элшка, что вы говорите, он, верно, обо мне никогда и не думает, где уж там ему жениться на мне, все это пустые мечты и разговоры, забудьте об этом... Эй, эй, Плавка, куда ты лезешь! Лишай, где тебя носит, не видишь разве, что Плавка в березовой роще! — внезапно прервала разговор Бара, вскакивая с мягкой травы, чтобы вернуть корову.

А потом, когда речь заходила об охотнике, Бара всегда или отмалчивалась, или начинала говорить о Гинеке. Она хорошо знала, что таким способом легче всего избавиться от расспросов Элшки.

Через несколько дней управляющий опять появился в доме священника — он преодолел свой страх. Но пришел он все же днем.

И у священника говорили о привидениях; хотя сам хозяин не был суеверен, однако остальные уверяли, что тут что-то неладно, ибо, как утверждали достойные люди, привидение через каждые три дня между одиннадцатью и двенадцатью часами прогуливалось по деревне. К некоторым оно заглядывало в окно и грозило пальцем. Люди были так напуганы, что с вечера, кроме самых храбрых мужчин, никто не осмеливался переступить за порог своего дома. Все скорбели о своих грехах, жертвовали на молитвы о душах, томящихся в чистилище; словом, покаяние их было вызвано страхом перед смертью. Священник часто говорил в своих проповедях о вреде предрассудков, но все было напрасно.

Господин управляющий, хотя и не показывал виду, был так напуган, что на глазах у всех бледнел от страха, и если бы его не прельщала красивая невеста с богатым приданым, то ноги бы его не было больше в доме священника. Ему хотелось как можно скорей осуществить свои намерения; он переговорил с Пепинкой и ее братом и, заручившись их согласием, решил поговорить и с Элшкой, чтобы тотчас после окончания жатвы отпраздновать свадьбу. Пепинка предупредила Элшку, что управляющий придет на другой день, и уговаривала девушку быть умницей и слушаться разума.

Элшка плакала и просила тетушку не принуждать ее идти замуж за такое чудовище, но Пепинка на нее очень рассердилась, а священник, хотя и не бранил Элшку так, как его сестра, упрекнул ее в неблагодарности и неразумии.