Неуклюжая Анна

Папа улыбался, глядя на то, как откровенно счастлива его дочка, но отрицательно качал головой даже при простом упоминании о еде. Анна ела быстро, догадываясь, что если придется слишком долго глядеть на жаркое, папе тут не высидеть. Какая жалость, они теперь всё время вдвоём, и опять ничего хорошего. Ну вот, он уже закрывает глаза, чтобы не смотреть на еду.

Тут ей внезапно пришла в голову замечательная мысль. Она так ещё и не заговорила по-английски, а они всё ближе и ближе к Канаде, так что дальше откладывать некуда. Почему бы не попытаться прямо сейчас? Момент для этого самый подходящий, никого, кроме папы, нет, а он будет счастлив и не станет над ней смеяться за какую-то глупую ошибку.

Она судорожно соображала, что бы такого придумать. Может спросить, когда они прибывают в Канаду?

Нет-нет, ясно же — она знает ответ. Что-нибудь ещё, поумнее…

— Ты кончила, Анна? — спросил отец, когда она перестала есть и задумчиво уставилась в пространство. Он уже немного отодвинулся от стола. — Я бы хотел пойти проведать маму.

Анна прекрасно знала, как мама. Она лежала, свернувшись калачиком, и не желала, чтобы с ней даже разговаривали. Когда у мамы дома бывали мигрени, Гретхен обычно возилась с ней, приносила попить, взбивала подушку, задергивала занавески. Но теперь Гретхен сама была больна. Анна, единственная, кто остался на ногах, робко спросила маму:

— Мама, хочешь воды?

Мама даже не повернула головы.

— Нет, нет, оставь меня в покое, — простонала она и добавила, — и говори по-английски.

Теперь папа хочет, чтобы они проведали маму.

— Анна, ты слышала, что я сказал? — спросил он, поскольку она продолжала сидеть, не двигаясь.

Ощущение восторга, расцветшее было в душе девочки, скукожилось, как цветок с наступлением ночи. Анна стремительно отодвинула стул и встала.

— Я поужинала, — резко ответила она по-немецки.

— Когда у тебя морская болезнь, это очень неприятно, — объяснял ей папа, ведя дочку между столами.

Он произнёс эти слова по-английски. Папа редко-редко говорил теперь по-немецки.

"Он, должно быть, знает, что я понимаю по-английски", — подумала Анна, следуя за отцом по корабельному коридору.

Но только однажды, уже давно, он попросил её начать говорить по-английски. И она обещала попытаться. Анна не могла припомнить, когда бы она что-то пообещала папе и не сдержала слова. Почему же он ей не напоминает, почему не пристыдит её?

"Он знает, я не забыла. И догадывается — я боюсь".

Труднее всего выговорить вслух первые слова. При каждой попытке они, казалось, застревали в горле. Ясное дело, когда она попытается заговорить по-английски, все слова получатся перевёрнутыми и перепутанными, просто смехотворными. Мама раз за разом делает ужасные ошибки. Остальные стараются над ней не смеяться, но иногда просто не могут удержаться. А её, уж не сомневайтесь, Руди не пощадит.

Она придумывала английские фразы и даже подчас шептала их неслышно, когда оставалась одна, но если кто-то был рядом, продолжала говорить только по-немецки.

Наутро засияло солнце, море успокоилось, и от морской болезни не осталось и следа. После завтрака пятеро детей отправились исследовать корабль. Папа нахмурился, глядя на них. Ему не нравилось, что Анна тащится позади, будто не вместе с остальными. Почему братья и сестры не могут быть к ней добрее?

Он уселся в кресло на палубе и открыл книгу. Клара растянулась рядом с ним в шезлонге и уже почти задремала на солнцепеке.

"Наконец она пришла в себя", — с облегчением подумал он. Теперь и Анне будет полегче.

— В чём дело, Эрнст? — лениво спросила Клара.

— Ни в чём, — ответил он, а потом, наполовину против воли, добавил: — Просто я беспокоюсь об Анне. Остальные как будто не хотят с ней водиться.

Клара широко раскрыла глаза.

— А с чего бы им хотеть? — бросила она. — Она такая чувствительная последнее время. Даже не старается привыкнуть к новому… Она меня не услышит? — Клара внезапно нахмурилась и приподнялась на локте, оглядываясь кругом.

— Нет, нет, они далеко, — уверил её муж.

Он улыбнулся, глядя, как она устраивается поудобнее и снова закрывает глаза. Но через минуту отложил книгу и встал.

— А теперь что? — спросила жена, когда он собрался уйти.

— Хочу проверить, как они, — бросил Эрнст, прибавляя шагу. — Никогда не знаешь, не выкинет ли чего Фриц.

Тащась следом за остальными, Анна отнюдь не была несчастна. Еще нет. День такой великолепный. Небеса такие голубые и огромные, просто петь хочется. Всё по-прежнему такое новое. Может, и она больше не Awkward Anna?

Тут близнецы обнаружили металлические балки. В мгновение ока четверо старших превратились в цирковых акробатов. Они подтягивались на руках, висели, зацепившись за балки коленями, с необычайной лёгкостью крутили сальто вокруг балки, держались за балку руками и передвигались по ней на всю длину, не касаясь ногами пола. Фриц закрутился вокруг балки наподобие кренделя.

— Попробуй, сумеешь ли ты так, Руди, — завопил он сверху.

Анна стояла и наблюдала. Она настолько восхищалась братьями и сестрами, что ей некогда было предаваться жалости к себе. Эти смелые и ловкие существа, которые смеются и занимаются акробатикой на залитой солнцем палубе, принадлежат ей, даже если она на них и не похожа.

Прямо за спиной, так что от неожиданности она чуть не потеряла равновесие, раздался папин голос.

— А ты почему не играешь с остальными, Анна?

Анна безнадёжно взглянула на него. Как ему объяснить? Какими словами? Она слишком глупа? Она непременно упадёт? Она понятия не имеет, как подтягиваться на турнике?

Папа ждал ответа. Яркий день словно померк.

Гретхен, раскрасневшись от того, что висела вниз головой, спрыгнула на палубу узнать, чего хочет папа, и спасла сестру от немедленного ответа.

— Почему вы не принимаете Анну в игру? — спросил тот, не дав Гретхен и слова вымолвить.

Что за несправедливый вопрос! Гретхен взглянула на коренастую младшую сестричку. Анна сама должна ответить папе, почему не можетиграть с ними. Не то чтобы они её не позвали играть, они ведь и друг друга не приглашали.

Анна молчала и даже чуть-чуть отвернулась.

— Ей никто не мешает, папа, — попыталась объяснить Гретхен. — По правде сказать, не думаю, чтобы ей хотелось с нами играть. Она совершенно безнадёжна в подобных вещах. Она слишком крупная… а может быть, слишком маленькая.

Гретхен не знала, что ещё сказать. Анна ростом уступала Фриде, но каким-то образом оказывалась слишком крупной. Они все много раз видели, как она падает. Анна валилась на пол всей тяжестью, неуклюже вставала и нередко падала снова.

Гретхен в отчаянье замолчала, не зная, как объяснить всё это папе. Тут к ним присоединился Фриц. Он слышал часть разговора, достаточно для того, чтобы немедленно предложить полное объяснение и решение вопроса.

— Если бы Анна упражнялась, как мы с Фридой, у неё бы получалось лучше. Но она даже не пытается. Кто же виноват, что она такая Awkward Anna.

Он умчался прежде, чем папа успел ответить. Анна понимала — Гретхен тоже хочет уйти, но не решается.

— Ты должна помнить, что Анна — самая младшая, и помогать ей, Гретель, — сказал папа.

Гретхен покраснела ещё сильнее.

— Мы все стараемся! —выпалила она. — Папа, она не хочет делать то, что мы делаем. Совсем не хочет!

Наконец папа сообразил, что Анна так и не проронила ни слова. Не обращая больше внимания на Гретхен, он повернулся и ласково спросил:

— Анна, хочешь пойти на прогулку с папой?

Но девочка не принимала жалости ни от кого, даже от папы.

— Мне сейчас кое-что надо сделать, прямо сейчас, — солгала она, не глядя ни на отца, ни на сестру. И ушла, высоко подняв голову и выпрямив спину. Неподалеку была спасательная лодка.

Если спрятаться за лодкой, её не будет видно. Всё равно некуда идти, нечего делать, некуда деться от одиночества и боли внутри.