Архимед Вовки Грушина

Прошло минут двадцать. Поварихи сидели у костра, я лежал рядом с ними, а немного в стороне расположились кружком несколько ребят и вожатых. Как назло, они только и знали, что говорили о завтрашней военной игре. Ира с угрюмым лицом помешивала палкой в костре и, казалось, не слушала их, но Зюлейка все время поглядывала на ребят.

— Ира… давай посолим еще кашу? — предложила она тихонько.

— Брось… Брось эти штучки! — зашипела старшая повариха. — Я тебе гово…

Она не закончила, потому что в это время к нам подбежала Таська Лапина, девчонка с круглым лицом без бровей. Она села перед Ирой на корточки и быстро вполголоса заговорила:

— Ира! Ир!.. Послушай-ка, Ира, где у тебя та бумажка с флажковой сигнализацией? Хоть убей, ничего не помню. Ира, а? Я Сергею сказала, что хорошо знаю, а он возьми и назначь меня начальником связи «синих». Вот я попалась! Ирка, давай скорее ту бумажку. Знаешь, как он браниться будет…

— Нет у меня бумажки, — отрезала Ирина.

А Зушка, глядя в сторону, добавила:

— Очень странно, что таких назначают связистами.

Таська надулась, буркнула что-то насчет товарищества и убежала, а поварихи продолжали сидеть и молчать. И чем дольше они сидели, тем угрюмее становилось у Ирки лицо и тем больше у нее оттопыривались губы.

Вода в котле закипела. Каша начала хлюпать.

Зушка взяла в руки половник.

— Ира, пора помешать?

Ира не ответила.

— Ира, пора?

Старшая повариха процедила сквозь зубы:

— Не пора.

Я почуял недоброе. Я подождал немного, потом сказал:

— Ирка! А ведь каша-то подгорит. Может, помешать?

— Не помешать, — отрезала Ирина.

Что мне было делать? Выдать Ирку было бы как-то не по-товарищески по отношению к ней. А не выдавать — было бы не по-товарищески по отношению к остальным ребятам. Долго я думал, думал и в конце концов решил не выдавать. Уж очень мне казалось несправедливым, что такого человека, как Ирка, посадили в обоз.

Лицо у Ирки стало еще злее. Она сорвала длинную былинку, откусила от нее кусочек, выплюнула его, снова откусила и кусала так до самого корешка. Вдруг она вскочила, подбежала к котлу и принялась торопливо мешать кашу. Но я сразу понял, что Ирка опоздала. Когда она подняла крышку, из котла понесло горелым.

Настало время обеда. Ребята выстроились в очередь с тарелками в руках. Ира раскладывала кашу, ни на кого не глядя, никому не говоря ни слова.

Поварихи разложили кашу по тарелкам и роздали ее ребятам. Взял себе тарелку и я. В другой раз меня бы стошнило от этого кушанья, так оно пропахло гарью, но я слишком проголодался и поэтому ел. Ели кашу и другие ребята. Только ложки стучали по тарелкам.

Ира стояла, прислонившись к телеге, Зушка сидела возле нее.

Я был уверен, что сейчас придет Сергей и скажет поварихам: «В повара не годитесь. Сдавайте дела».

Но Сергей не пришел. Зато пришел маленький курносый мальчишка. Нос у него был в каше. Он остановился, поглядел на Ирину, дожевал кашу и, протянув пустую тарелку, выпалил:

— Ира, добавки можно?

Ира удивленно взглянула на мальчишку, взяла у него тарелку и положила столько каши, что хватило бы на четверых. После этого она не то чтобы повеселела, но стала заметно добрее.

Под вечер мы снова пустились в путь, и снова наш обоз так отстал от колонны, что мы совсем не видели ее.

Мы шли по широкой лесной просеке. Быстро темнело, солнце почти зашло, а на небо наползала огромная сине-черная туча. Мне это очень не нравилось. Дороги мы не знали и шли по стрелкам, которые чертили разведчики палкой на земле. В потемках не очень разглядишь эти знаки, а без них недолго и заблудиться.

Я стал понукать клячу, даже несколько раз ударил ее хворостиной. Но она не прибавляла шагу.

Поварихи не обращали внимания ни на тучу, ни на меня. Они шли рядом с лошадью и дулись. Ирине было стыдно после того, что произошло с кашей, и она дулась на помощницу, а Зюлейка дулась на старшую повариху за то, что та дуется.

Громыхнул гром. Начали падать капли. Тут Зушка заговорила, ни к кому не обращаясь, будто сама с собой:

— Вообще очень странно и глупо так злиться. И вообще, что мы такого сделали? Преступление? Ну и пожалуйста, пусть это будет… мне кажется, там коровы идут… пусть это будет преступлением. А если некоторых, вроде Таськи Лапиной, назначают в связисты, а смелых, ловких людей — в судомойки… определенно, это коровы… то скажите, пожалуйста, будьте любезны: как это можно назвать? Вожатые должны сначала выявить, какие у кого способности, а тогда… Ира, там коровы!

— Гм! Правда! Коровы… Тпр-р-у!

Лошадь остановилась. Обе поварихи, вытянув шеи, смотрели вперед. По просеке навстречу нам и в самом деле шло большое стадо коров.

— Вот ведь! И свернуть никуда нельзя! — проговорила Ира.

Я и сам непрочь был свернуть. Не то чтобы я боялся коров, а просто я их не люблю. Но свернуть было некуда, потому что деревья справа и слева стояли очень тесно.

— Ну вот еще! — сказал я. — Зачем? Идем прямо, да и все.

— Прямо-то прямо, а все-таки…

Одна корова подошла уже совсем близко. Она была черная, с белыми пятнами вокруг глаз, вроде очков. Корова остановилась, посмотрела на нас и заревела хрипло, будто простуженная.

— Ира… я… я не знаю, — забормотала Зушка. — Ира, если нам доверили телегу и лошадь, то мы не имеем права рисковать… Ира, потому что телега и лошадь — общественная собственность, и мы…

Снова громыхнул гром. Тут же сразу хлынул тяжелый дождь, и весь лес наполнился его шумом.

Больше поварихи не разговаривали. Ира схватила клячу под уздцы, повернула ее и повела назад по просеке.

— Ира, куда вы? — крикнул я, еле поспевая за ними.

Ира не ответила.

— Если бы мы были одни, — сказала Зюлейка и обернулась, — тогда другое дело, но ведь с нами… Ой! Ира!

Она так посмотрела на коров, что я невольно тоже оглянулся. Тут и мне стало не по себе. Черная очкастая корова уже не шла, а бежала, как видно, испугавшись грома, и за ней, мыча, мотая хвостами, бежало все стадо.

Мы недолго раздумывали. Даже кляча смекнула, что дело серьезное. Весь наш обоз понесся что было сил.

— Ира! Вот! Поворачивай! — крикнула Зюлейка.

Влево от просеки мы увидели дорогу. Ира свернула на всем бегу и потянула за собой лошадь.

— Эй!.. Эй, ты! Осторожней!.. — завопил я.

Но было поздно. Телегу занесло, она качнулась, подпрыгнула раза два боком; с одной стороны колеса поднялись, и она завалилась со всеми корзинами, мешками, ведрами и посудой.

Мы сразу забыли про коров. Они бежали мимо совсем близко, а мы стояли под дождем, разинув рты, глядя то друг на друга, то на рассыпанный груз.

Вслед за стадом, волоча длинные бичи, пробежали двое мальчишек, пастухи. Не останавливаясь, они что-то крикнули нам и захохотали. Тут только мы опомнились. Прежде всего мы сложили под деревом и накрыли брезентом буханки хлеба да мешки с крупой и солью, чтобы спасти их от дождя, потом поправили хомут и дугу на лошади; измучились, пока подымали телегу и втаскивали на нее тяжеленный куль с картошкой. Хорошо, что посуда алюминиевая, а то бы одни черепки остались.

Когда все наконец было уложено и связано, наступила такая темень, что я собственных ног не видел.

Медленно, осторожно побрели мы по просеке. Воз то и дело попадал колесами то в колеи и выбоины, то на бугры. Дождь не переставал, а наоборот, лил теперь еще сильнее. Все мы промокли до нитки, устали. Я был зол, но зато у поварих настроение исправилось.

— Вот! — кричала в потемках Зушка. — Что бы Таська Лапина сделала, если бы попала в такое приключение?

— Спятила бы, — отвечала Ирина откуда-то из-за телеги.

— Ира, все теперь нас ждут и волнуются. Правда?

— Ага. Небось, голодные, как волки.

— И никто не знает, какое мы приключение переживаем!