Первое знакомство (сборник)

Дед охотно разрешил Пете спать в саду. И вот они с Колькой забрались в шалаш, улеглись на душистом сене и притихли, прислушиваясь то к далёкому кваканью лягушек, то к крику ночной птицы на болоте, то к разноголосому собачьему лаю на селе. Вскоре Колька уже сладко сопел носом, а Петя всё ещё ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Было жутковато от этой таинственной темноты, непривычно спать на сене: покусывали комары, какой-то жук шевелился под подушкой и тоже мешал. Мешала и ещё одна тревожная мысль: вдруг Гаврюшка не побоится их присутствия в саду и всё же явится ночью? Что делать в этом случае, Петя ещё не решил, и этот нерешённый вопрос не давал покоя. Мальчик уснул поздно и, как ему показалось, слал совсем немного, как вдруг резкий и заливистый свист разбудил его.

Колька выглянул из шалаша и досадливо почесал затылок.

— Проворонили Гаврюшку, — тяжело вздохнул он. — Вот увидишь, какой-нибудь подвох нам приготовил.

Едва ребята вылезли из шалаша, как увидели на меже, разделяющей усадьбы, Гаврюшку и его брата Митьку. Лица у них насмешливые, а картузы полны черешен.

— Эй, сторожа, хотите черешен? — крикнул Гаврюшка.

А Митька прибавил, слегка шепелявя:

— Если б знали, как их лвать тлудно! Петька, ты под челешней лестницу подставь, а то лазить плохо!

Петя и Колька оторопело переглянулись. Понятно, братцы полезли именно ночью, чтобы насолить им. А они спали, как медведи в берлоге.

— Плохо дело, — пробормотал Колька. — Теперь раззвонит по всему селу да ещё и нашу свинячью езду пристегнёт.

Гаврюшка бросил в рот несколько ягод, аппетитно пошлёпал губами и, выплюнув косточки, продолжал:

— Петя, тебе чего дать, картошки или черешен?

— Зачем мне твоя картошка нужна?

— Ха! Да тебе ж, бедненькому, картошки и понюхать не дают. Я в бинокль каждый день наблюдаю, когда вы обедаете.

— Врёшь, всё врёшь! — вспыхнул Петя.

Мысль, что Гаврюшке уже всё известно, неприятно поразила его. Ох, и неладно всё получается!

— Вру? — насмешливо прищурился Гаврюшка. — А у меня свидетели есть — Вовка Кравченко и Васька Сухарь. А вон и ещё один свидетель — чья сапка в картошке валяется?

— Ну и пусть валяется.

— Ты думаешь, мы не видели, как ты на ней верхом ездил? Прямо любитель верховой езды — то на сапке, то на свинье!

У Пети даже слёзы выступили от стыда и обиды, а Гаврюшка продолжал всё с той же издёвкой:

— Лодырь, бери сапку да сапай картошку, а то тебе дед её и понюхать не даст. Он старик правильного характера.

— Я лодырь, а ты… — Петя лихорадочно искал нужные слова и наконец нашёл их. — А ты лодырь на всю школу, даже переэкзаменовку получил! Да сам-то ты умеешь сапать?

— Ещё и тебя научу!

— Не спорь, — шепнул Колька. — Они с братом завсегда первыми всё выпалывают. Это у них считается упражнениями для укрепления бицепсов.

«Нужно было о прополке не говорить, а только о переэкзаменовке», — с досадой подумал Петя. Но теперь отступать было уже поздно, и он храбро прибавил:

— А насчёт картошки ты набрехал — я ем её сколько угодно.

— Набрехал, говоришь? Ладно, посмотрим! — так и загорелся Гаврюшка. — Докажи! Я свидетелей приведу, и мы в бинокль будем наблюдать.

— Приводи, — храбро ответил Петя, — только побольше собери, со всего села!

Сердце у Пети на мгновение дрогнуло. Что, если дед не пойдёт на уступку и по-прежнему не даст ему картошки? Но эта мысль показалась просто чудовищной. Разве дед допустит, чтоб его родного внука опозорили на всё село? Ни за что не допустит. Отбросив всякие сомнения, Петя ещё раз вызывающе крикнул:

— Смотри, переэкзаменовщик, протри свой бинокль хорошенько, чтоб виднее было!

— Не бойся, всё увидим, — спокойно ответил Гаврюшка, выбирая из картуза черешни поспелее.

Беззаботно насвистывая, хотя на сердце было и не совсем спокойно, Петя направился к сараю, где дед что-то мастерил.

Старик спокойно выслушал сбивчивый рассказ внука и только развёл руками:

— Не могу, Пётр, уговор дороже денег.

— Так ты ж пойми, я есть картошку не буду, я только положу её на свою тарелку, только для маскировки! — дрожащим голосом умолял Петя. — Ну, деда, не позорь меня.

— Не я — сам себя позоришь! — осуждающе прогудел дед. — А кривить душой в угоду твоей лени не стану.

— Я уже не буду лениться! — вырвалось у Пети.

— А коли так, то выполи картошку, и делу конец.

— Так я ж за один день не успею.

— А от тебя больше трёх рядков зараз не требуется.

Мальчик понял, что никакие мольбы не в состоянии поколебать упрямого деда, и в отчаянии отошёл от него. Теперь его позор неизбежен.

Красная Колькина голова уныло торчала из-за плетня. Он издали прислушивался к разговору. Убитый вид Пети говорил обо всём без слов. Перебравшись через плетень, Петя уселся рядом с приятелем.

— Что теперь будем делать?

Колька задумался.

— А может, и вправду выполоть? — спросил он.

— Тоже сказал — выполоть! А Гаврюшка? Такой свист подымет — всё село сбежится.

— Не подымет. Нужно выследить, когда он с Митькой уйдёт купаться. Я влезу на дерево, в дозоре буду, а ты хватай сапку и действуй.

— А вдруг они не уйдут на речку?

— Ну да, как это не уйдут! — с уверенностью ответил Колька. — Постой, да их и сейчас, кажется, дома нет. Ну-ка, проверю!

Через несколько минут Колька вернулся сияющий:

— Всё в порядке, пошли сапать. Только смотри окучивай хорошенько, а то дед забраковать может, он у тебя крутой старик.

Петя поспешил на огород. За эти дни сорняки разрослись, и полоть было значительно труднее, но мальчик не замечал усталости. Дважды Колькин предупреждающий свист заставлял его ложиться в картошку, но тревога оказывалась ложной. После небольшой передышки Петя, боязливо оглядываясь на Гаврюшкину усадьбу, возобновлял работу.

Наконец-то закончен третий ряд! Мальчик расправил ноющую спину, и сапка сама выскользнула из натруженных рук.

— Ох, и слабак же ты! — с плохо скрытой иронией заметил Колька. — А мне эти три рядка на три минутки.

— Так я ж без привычки… — оправдывался Петя, стыдливо отводя в сторону глаза.

За обедом Петя нарочно выставил тарелку с картошкой на видное место. Её заметят из соседнего двора и без бинокля. Сначала за Гаврюшкиным плетнём слышался смех и возня — наверное, шумели свидетели, — затем всё стихло. Петя победоносно улыбался, улыбался подобревшей улыбкой и дед, а бабушка совсем сияла от счастья.

Колькина медвежья услуга

Чем ближе подходил вечер, тем задумчивей становился Петя: было видно, что какая-то тревожная мысль не даёт ему покоя. А тревожиться было из-за чего.

Дело в том, что Петя не привык решать какие-либо, даже незначительные вопросы сам. Дома, что бы с ним ни случилось, он немедленно бежал к маме. Ни во дворе, ни в школе ни один мальчишка не смел его тронуть, потому что мама тщательно оберегала, своего сына, и горе тому, кто посмеет обидеть Петю! Постепенно у Пети вырабатывалась трусость и такая неуверенность в себе, что он никогда не пытался защищаться даже перед противником значительно слабее его и при первой же стычке обращался в бегство. Вот почему теперь, когда стало ясно, что братья-разбойники совсем не испугались их дежурства в саду и столкновение между ними неизбежно, на Петю нахлынули его прежние трусливые сомнения: сможет ли он одолеть Гаврюшку? А не лучше ли пожаловаться деду, и пусть он сам накажет этого черномазого задиру? Правильно, так и нужно сделать.

Успокоенный принятым решением, Петя побежал разыскивать деда. Но просто пожаловаться деду на Гаврюшку почему-то было неловко, и Петя начал издалека:

— Деда, а ты никогда своего сада не сторожил?

— Не приходилось. Вот ты теперь за сторожа.

— Гаврюшка опять на черешню лазил…

— А ты его подсаживал? — скупо улыбнулся дед. — Хорош сторож…

Петя покраснел и, не зная, что ответить, долго ковырял землю носком сандалия. Вот тебе и на! Вместо того чтобы рассердиться и пригрозить Гаврюшке, дед чуть ли не толкает его на драку с этим забиякой!