Девочка из Ленинграда

Калашоков задумался.

— Вот что, Рая. Оставаться вам здесь больше нет смысла. Братишка твой, конечно, найдется. Его направят в детдом. Вы потом узнаете, где он. А сейчас вам надо ехать. — Он кивнул на состав. — Это наш госпитально-санитарный поезд. Мы направляемся в Орджоникидзе. Через Нальчик. В Нальчике у меня семья. Там вы и остановитесь. Будете жить в моем доме. Договорились?

Рая радостно и благодарно посмотрела на Калашокова. По всему видно, майор не русский, а как он походит на папу! Такое же смуглое лицо, такие же черные волосы, и рост одинаковый.

— Спасибо, Мамед Махмудович! — взволнованно сказала она.

— Быстро иди за бабушкой, и дожидайтесь меня здесь. Мы отправляемся, — военврач посмотрел на часы, — ровно через двадцать минут.

Рая прибежала в вокзал, растормошила бабушку, дремавшую в углу.

— Бабушка, вставай, поедем… Нас доктор Мамед Махмудович берет с собой в Нальчик.

Арина Павловна как-то безучастно посмотрела на внучку и продолжала сидеть.

Рая опустилась перед нею на корточки и почти закричала:

— Скорее, бабушка!.. Ты можешь встать?!

Неожиданно появился Никанор Петрович.

— Разве вы не уехали? — удивилась Рая.

Когда пришел поезд, следовавший на Алтай, Никанор Петрович сбился с ног в поисках Раи. Арина Павловна толком не могла объяснить, куда она подевалась, и он искал девочку то на перроне, то на привокзальной площади. Не найдя Раю, он посадил свою ленинградскую группу в поезд, а сам остался с Ариной Павловной.

— Никанор Петрович! Нас берет с собой Мамед Махмудович, с санитарным поездом.

— Вот и хорошо! Когда отправляетесь?

— Сейчас… Да вот бабушка никак не поднимется.

Северов помог девочке довести Арину Павловну до вагона и не покидал их до тех пор, пока поезд не тронулся.

Приютите нас, горы!

Весь день и ночь поезд шел степями. Некоторое время Рая стояла у окна и всматривалась в бескрайние просторы, то ровные, как стол, то слегка всхолмленные, прорезанные балками, оврагами, речушками. Мелькали белые хатки станиц, многоэтажные дома городков и поселков. То и дело эту картину заслоняла другая — картина большого города. Привокзальная площадь, киоск, сидящий возле него Вовка…

Ей все чудилось, потерявшийся Вовка вернулся к вокзалу и сейчас ждет их с бабушкой у киоска. Она крепко смежала веки, прислонялась лбом к стеклу — картина на некоторое время исчезала, но потом снова вставала перед глазами.

Рая шла в купе, где лежала бабушка, спрашивала, не надо ли ей чего.

— Спасибо, внучка. Водичка есть, а больше мне ничего не надо.

Рая снова выходила в коридор, вставала у окна и смотрела, смотрела вдаль. И опять видела то Вовку, то маму, то отца, родной Ленинград, Светку, Игоря Балятинского и даже своего милого, неуклюжего Звездочета.

Кто-то положил на ее плечо руку. Рая оглянулась — Мамед Махмудович!

— Завтра утром будем в Нальчике, — сказал он. — Там у меня дочка, Фатимат. Я надеюсь, вы будете хорошими подругами.

Потом пришла сестра, сделала бабушке укол.

За окном вагона стемнело. Бабушка дремала. Рая постелила себе постель, взяла книгу, стала читать…

Она не заметала, как уснула. А когда проснулась, за окном было уже светло. Бабушка деловито перебирала узел с вещами. Лицо ее заметно посвежело, посветлели глаза.

— Доброе утро, бабушка!

— Доброе утро, внучка. Как спалось?

— Хорошо, бабушка.

Рая скинула одеяло, прильнула к окну. Поезд шел предгорьями. Росистые луга подступали к самому полотну железной дороги. Виднелись отары овец, чабаны с длинными палками в руках, собаки овчарки. А дальше, на горизонте, в сизой дымке высились какие-то нагромождения. Сначала Рая приняла их за тучи, и лишь когда дымка поредела, она увидела горы.

От кого-то Рая слышала, что в горах воевать очень трудно, и фашисты, конечно, сюда не придут. Здесь царство орлов и джигитов. Здесь им с бабушкой будет не страшно. И она с надеждой прошептала:

— Горы, приютите нас!

Поезд подходил к Нальчику. В купе вошел Мамед Махмудович.

— Вот и приехали! — весело сказал он, но Рая заметила, что большие черные глаза майора задумчивы и грустны. — Через семь минут будем на станции. Готовьтесь.

А у них, собственно, все уже было готово. Осталось взять в руки узел, рюкзак и небольшой чемоданчик — это все, что сохранилось после страшной бомбежки эшелона в степи.

— Адрес не потеряла? — спросил Мамед Махмудович.

— Нет, нет… Он у меня вот тут. — Рая показала на карман курточки. — И записочка ваша.

Поезд стоял в Нальчике три минуты. Майор помог Арине Павловне и Рае выйти из вагона. На перроне еще раз объяснил, как найти его дом.

— Передавайте моим привет. Скажите, как приеду на место, напишу все подробно. Счастливо!

Поезд тронулся. Рая долго махала рукой стоявшему на подножке Мамеду Махмудовичу. Тот в ответ — фуражкой.

Когда поезд скрылся, Рая вскинула на плечи рюкзак, взяла чемоданчик, бабушка — узел, и они отправились в город.

Дом Калашоковых они нашли довольно легко. Белый, под черепичной крышей, весь в зелени виноградных лоз, он стоял на углу улицы. Окна с веселыми, голубыми ставнями. И сам дом, и небольшой дворик с фруктовыми деревцами казались такими приветливыми. И все же Арина Павловна и Рая долго не решались войти в калитку.

К ним подошла девочка. В руках ее была плетеная, разукрашенная по верхнему краю красочным орнаментом хозяйственная сумка с хлебом. Голова девочки была причесана на пробор, и черные волосы собраны в тугие длинные косы. Она внимательно посмотрела на Арину Павловну, на Раю, спросила:

— Вы к кому?

Конечно, девочка была из этого дома, и Рая сказала:

— Мы к Дагалине Калашоковой. — Она протянула записку.

Девочка прочитала, и глаза ее радостно заблестели.

— Калашокова Дагалина — это моя мама… А это папа мой писал… Где, где вы его видели? — задыхаясь от волнения, спрашивала девочка.

— Он поехал с госпиталем в Орджоникидзе… Поезд стоял совсем-совсем немного. Всего лишь, наверное, минуточку, и он не смог к вам зайти, — поспешила пояснить Рая и добавила: Но он вам напишет, как только приедет на место.

Девочка рывком открыла калитку, вбежала во двор, закричала:

— Мама! Мама! К нам гости…

Из дома вышла высокая черноволосая женщина.

— Мама!.. Они видели папу… Он поехал с госпиталем в Орджоникидзе!

— Да?! — Лицо женщины просеяло, — Проходите, проходите в дом.

В прихожей хозяйка взяла у Арины Павловны узел, помогла Рае снять с плеч рюкзак.

— Фатимат, — обратилась она к дочери, — приготовь таз и теплой воды.

Когда гости умылись. Фатимат провела их в другую комнату. Просторная, светлая и очень уютная, она была застлана большим мягким ковром. На стенах множество фотографий. Рая узнала Мамеда Махмудовича — в белом халате и докторской шапочке, он выслушивал больного.

— Это папу сфотографировали, когда он работал в больнице. Для газеты снимали, — пояснила Фатимат. — А это я, у тети Данах, у маминой сестры, в селении гостила. Совсем еще маленькой.

На фото был заснят двор. Около крыльца стоит ослик, на нем сидит девочка лет пяти, и на ее круглом смеющемся личике столько лукавства!

— А мою сестренку хочешь посмотреть? — спросила, улыбаясь, Фатимат.

Она провела Раю в соседнюю комнату. Тут стояли две никелированные кровати с горками белоснежных подушек, висела люлька — в ней спала малышка.

— Ниночка, — прошептала Фатимат. — Я ее очень, очень люблю!

Потом Фатимат провела гостью в совсем крошечную комнатку. Стены ее сплошь были увешаны коврами. Стояли кровать, столик, этажерка с книгами. Узкая кушетка.

— Это моя комната, — сказала Фатимат. — Тут я сплю и готовлю уроки. А теперь мы с тобой будем тут жить. Да?

Рая согласно кивнула. Сердце ее было уже переполнено нежностью и благодарностью к этой девочке. Ее доброта и участие были такими искренними, что Рая почувствовала себя совсем непринужденно, будто они были с Фатимат давно знакомы.