Городской мальчик

Незнакомец протянул руку и с холодной улыбкой вымолвил:

– Польщен. У вас отличная репутация в нашей отрасли.

Букбайндер пожал протянутую руку. При этом он не отрывал глаз от своего компаньона. Кригер избегал его взгляда.

– Господа, если вы извините нас на одну минуту, я хотел бы переговорить наедине с мистером Кригером в соседней комнате.

Пауэрс с напряженным, в морщинах, лицом быстро проговорил:

– Надеюсь, мистер Букбайндер, теперь нет ничего такого, о чем нельзя было бы сказать в нашем присутствии. Мы заключили сделку с мистером Берлингеймом, и на попятный идти нельзя. Нам осталось лишь исполнить формальность. Вы понимаете, что фактически «Бронкс-ривер» уже является собственностью мистера Берлингейма.

– Хорошо, – спокойно согласился Джейкоб Букбайндер. Но Герби знал, что отец не спокоен, потому что тот до хруста сжал ему руку и чуть-чуть дрожал.

– Кригер, коробка с голубой бумагой у тебя?

У Кригера отвисла челюсть. Но из открытого рта не вылетело ни единого слова.

– С какой стати вы задаете подобный вопрос? – поспешил вмешаться Пауэрс. – Вы же прекрасно знаете, что коробку украли.

– А вот мой сын Герби говорит, что видел эту коробку у Кригера дома, в шкафу.

Тут присутствующие стали восклицать наперебой.

Мистер Пауэрс. Он не в своем уме. Займемся делом.

Миссис Букбайндер. Герби, я велела тебе идти на улицу.

Мистер Кригер. Герби… ошибка. У меня есть коробка… совсем не похожа на коробку с голубой бумагой.

Юрист Гласс. Между прочим, а что мальчик вообще знает об этом деле?

Герби. Это правда. Я точно видел ее.

Все приведенные выше реплики были произнесены разом, громкими голосами, и никто ничего не понял.

Над общим гомоном возвысился глубокий и сердитый голос мистера Берлингейма:

– Позвольте, господа, вчера я получил от вас безусловное заверение в том, что дело о так называемой голубой бумаге полюбовно улажено и что все готовы к продаже. Если же по поводу этой сделки остается хотя бы тень сомнения, ну, тогда я…

– Нет никаких сомнений, – перебил его Пауэрс. – Мистер Гласс, может, мы займемся контрактами? Голубую бумагу украли, ее нет.

– Нет, не украли, – громко возразил Герби.

Тут все взрослые уставились на него.

– И откуда вы столько знаете, молодой человек? – нетерпеливо спросил юрист.

– Потому что это я украл из Хозяйства те пятьдесят долларов. А коробки я никакой не брал!

Масло было выплеснуто в огонь. Под залпы вопросов и возгласов миссис Букбайндер бросилась к мальчику и взяла его под свое крыло.

Сначала запинаясь, а потом все свободнее при виде смолкших от изумления взрослых Герби описал историю своего ночного приключения. Он сознался в подслушивании, которое натолкнуло его на замысел. Объяснил, что деньги понадобились ему на строительство горки. Особо подчеркнул свое намерение вернуть деньги, пересказал записку, которую составил, но забыл подбросить, и поведал о коварстве мистера Гаусса, не пытаясь обелить себя за его счет. Он умолчал о роли, сыгранной Клиффом и Умным Сэмом, и скрыл сцену, которая разыгралась между Кригером и Пауэрсом и которую он наблюдал из холодильной камеры. Ему понадобилось немало минут, чтобы облегчить душу. В середине рассказа отец выпустил его потную ладонь и оперся обоими локтями на стоявший позади сервант, смерив сына вместе растерянным и гневным взглядом, что не прибавило мальчику присутствия духа. Остальные слушали с разнообразно недоуменными лицами, то и дело прерывая рассказчика короткими вопросами. Больше всех вопросы задавал юрист Гласс. Наконец, Герби завершил исповедь, заключив на последнем издыхании:

– Вот так я это сделал и рад, что все рассказал, пусть даже теперь меня отправят в исправительную колонию. Но я не брал никакой коробки!

Миссис Букбайндер, с увлажненными глазами и пунцовыми щеками, притянула его к себе:

– Тебя не отправят в исправительную колонию.

Мужчины озадаченно переглянулись.

Первым заговорил Пауэрс.

– Полагаю, мальчик все выдумал. Считает себя героем. Совершенно неправдоподобная история.

Все это время Джейкоб Букбайндер не сводил глаз с сына. Тут он вымолвил суровым, сиплым голосом:

– Герби, ты всегда был самым отъявленным лентяем во всем Бронксе. Если ты вправду совершил все эти безумства, скажи – зачем?

Герби покосился на юриста, залился краской и опустил глаза.

– Смелее, смелее, юноша, – подбодрил его мистер Гласс, – никто не причинит вам вреда, если вы скажете правду… скажете правду. Зачем вы все это проделали?

Молчание в ответ.

– Скажи нам, Герби, пожалуйста, – пролепетала мама. – Ты должен сказать.

Герби не видел выхода. Красный как рак он выпалил:

– Ладно. Я хотел понравиться Люсиль Гласс.

Всех взрослых, кроме Пауэрса, разобрал смех. Подобная реакция может показаться странной в столь безрадостных обстоятельствах, но таковы уж люди. Всякому, кто бывал на похоронах, знакомы взрывы хохота в автомобилях, возвращающихся с кладбища. Это срабатывает предохранительный клапан. Веселость быстро улетучилась, и Джейкоб Букбайндер сказал:

– Так, если он не брал коробки, тогда возникает вопрос: где же она?

– Когда я прятался в леднике, – проговорил Герби, – я видел, как мистер Кригер с мистером Пауэрсом стояли перед открытым сейфом и спорили из-за нее. Коробка была в руках у мистера Кригера…

– Все, – чуть не завизжал Кригер, – погодите… все честные люди. Я знаю, как было… объясняю лучше. Да, само собой, коробка у меня. Защитить тебя, Джейк… только защитить тебя. Пауэрс кремень… говорит, сжечь бумагу, раз и нету… А голубая бумага цела, потому что я защищать…

– Вы наглый врун, Кригер! – заорал Пауэрс да так стукнул кулаком по обеденному столу, что зазвенела посуда, а два эклера скатились на пол. Миссис Букбайндер машинально нырнула за эклерами, воскликнув: «Прошу вас, господа, при ребенке, при ребенке!»

– Герби, ступай в свою комнату и разденься, – велел отец. За окном еще был ясный день, так что ничего хорошего этот приказ не предвещал. Герби начал бочком пробираться к двери.

Мистер Берлингейм пригладил прямой ладонью лысую макушку и взял со стула свою шляпу.

– У вас замечательный сын, мистер Букбайндер, замечательный. Надеюсь, господа, вы понимаете, что «Интерборо» полностью устраняется от этих переговоров? Мы ни на каких условиях не намерены приобретать «Бронкс-ривер». Желаю вам всего наилучшего.

К нему подскочил Пауэрс и загородил выход из столовой, одновременно помешав выйти и мальчику. Герби забился в угол и попробовал притвориться невидимкой.

– Мистер Берлингейм, записка моего отца не имеет никакой юридической силы. Так говорит Гласс, так говорит Салливан из «Гаранта билдинг энд лоун». Я могу доказать это в суде. Неразбериха с кражей – глупое недоразумение. Вы не можете отказаться от заключенной сделки, сэр, только из-за бредней одиннадцатилетнего мальчишки.

Мистер Берлингейм надел шляпу и решительно надвинул ее на голову.

– Боб, я уже говорил тебе, без доброй воли Букбайндера и его согласия остаться управляющим недвижимое имущество «Бронкс-ривер» нам не нужно. К тому же «Интерборо» не покупает недвижимость, если есть хоть малейшая неясность в правах собственности. Я знал твоего отца, Боб. Его не порадовали бы твои сегодняшние успехи. Прошу покорно извинить меня.

Пауэрс отступил в сторону. Мистер Берлингейм вышел из комнаты. Красивое лицо молодого человека позеленело. Он упал на стул и прикрыл рукой глаза, сдавив переносицу большим и указательным пальцами.

– Ах, перестаньте, Боб, – быстро подошел к нему Гласс под стук входной двери и положил руку на плечо. – Уж не так это серьезно… не так это серьезно.

Пауэрс поднял взгляд на пухлого юриста. Плечи у Пауэрса обвисли. В глазах стояли слезы. Герби никогда раньше не видел, как у взрослых мужчин проявляется горе. Он смотрел не мигая из своего угла между бюро и стеной.

– Недвижимость есть недвижимость, – добавил юрист, похлопывая Пауэрса по плечу. – Недвижимость есть недвижимость. За вашу долю в «Бронкс-ривер» по-прежнему можно без труда получить пятьдесят тысяч.