Наш колхоз стоит на горке

— Не стесняйтесь, товарищ Дудочкин. Тут ведь медпомощь, наверно, нужна? Лекарства от тех пузырей на теле?

И обещал от колхоза посильную помощь. Конечно, под страшный хохот всего собрания.

Короче, на этой индивидуальной беседе крутился Дудочкин, как карась на сковороде. И то, пожалуй, карасю было легче.

Это смерть, говорят, красна на народе. Позор же на народе вовсе не красен.

После собрания Дудочкин подошел к председателю с явной обидой. Какая же это беседа с глазу на глаз, когда все люди в три уха слушали? А потом он ссылался на Степана Козлова. Почему, мол, не Степана Козлова, а его, Дудочкина, первым взяли в столь лихой оборот? А ведь всем известно, что именно он, Козлов, а вовсе не Дудочкин самый великий в Березках лодырь.

На первое недоумение Савельев ответил так:

— А что? Разговор велся с глазу на глаз. Как и было обещано. С одной стороны — Дудочкин, — говорил председатель, — с другой стороны — колхоз. Вот и выходит, два собеседника.

В отношении Степана Козлова председатель сказал:

— Ну что же: вызовем на беседу и Степана Козлова. Однако как раз Козлова не пришлось вызывать. Учел он горький опыт Филимона Дудочкина и сделал из этого должный вывод.

А вообще-то Савельев еще на пяти собраниях проводил индивидуальные разговоры. С шестого нужда в разговорах пропала.

ТЕТЯ ГРИША И ДРУГИЕ

Жил в Березках дядя Гриша, был женат на тете Лизе.

Однако сложилось так, что называли дядю Гришу не дядей, а тетей. И вот почему.

Тетя Лиза — бригадир в полеводческой бригаде. Дядя Гриша — по учету. Ходит он с большим блокнотом. Цифры разные выводит. Карандаш у дяди Гриши — самый важный инвентарь. В общем, этот дядя Гриша при жене и при бригаде вроде как бы секретарь.

Тетя Лиза как мужчина: «да» так «да», а «нет» так «нет». У нее в большой бригаде, посчитайте, как в полку, — все расписано заране: по минутам, по часам.

Тетя Лиза — бригадир. Тетя Лиза — командир.

Ну, а как же дядя Гриша? Дядя Гриша — по учету. Цифры ставь — вот вся работа. В общем, женская работа. Ни заботы, ни труда.

…Если вы думаете, что дядя Гриша был человеком хилым или больным, то это вовсе не так. На спор дядя Гриша мог поднять лошадь. Подлезет под нее, поднатужится и оторвет от земли. Оторвет, а для большей убедительности еще и пронесет несколько шагов на себе. Ипподромный председатель Рыгор Кузьмич Губанов из-за этого с особым уважением относился к дяде Грише.

Так что прозвали в Березках дядю Гришу Тетей совсем не за слабую силу, а как раз за то, что, обладая сложением богатырским, выполнял он работу женскую.

Дядя Гриша в Березках далеко не один. Уж как-то сложилось в этих Березках, трудно сказать почему, но пристроились здесь мужчины на легкие разные службы: бухгалтер, кассир, счетовод, учетчик, еще раз учетчик, третий учетчик, четвертый, пятый, сторож ночной, сторож дневной и все такое же прочее разное. Есть такие, как и дядя Гриша: им бы за место трактора плуг за собой таскать, и все же тоже лезут в учетчики.

А главное, мужчин в Березках совсем немного.

И вот Савельев решил провести мужское собрание.

Посыльная при правлении Нютка Сказкина все избы как вихрь обежала и всем многозначительно объяснила, что собрание только для них, для мужчин, мол, в виде особого к ним уважения.

Колхозники, те, что мужчины, были, конечно, таким особым вниманием к ним польщены. Сбежались все до единого, словно коты на сало.

Начал Степан Петрович собрание так:

— Здравствуйте, казаки!

Мужчины довольно загудели и ответили дружно, словно солдаты.

— Здравствуйте, богатыри! — продолжил Савельев.

И снова ответ богатырский.

— Здравствуйте, генералы и адмиралы!

Тут уж кое-кто почувствовал скрытый недобрый смысл. А дед Опенкин даже хихикнул.

— Здравствуйте, колхозные витязи!

И дальше Савельев прочитал им доклад: как пеленки стирать, как лучше резать для щей капусту, чем оттирать чугунки и кастрюли, как более ловко держать ухват. Причем говорил без улыбки, на полном серьезе и все величал собравшихся: казаки, богатыри, генералы да адмиралы. Эти «генералы» и «адмиралы» на фоне пеленок, кастрюль и ухватов звучали особенно как-то здорово.

Дед Опенкин стал хохотать до ика, ибо к нему это вовсе не относилось. Дед в свои семьдесят лет все еще выходил на полевые работы. Посмеивались и другие. Однако те, к кому это в первую очередь относилось, сидели чернее тучи.

Не выдержал первым старик Празуменщиков. Но почему именно он — непонятно. Старик был уже давно на заслуженном отдыхе, и это относилось к нему еще меньше, чем к деду Опенкину. Видимо, обиделся старый за мужскую всю половину.

Встал Празуменщиков, стукнул палкой об пол:

— Хватит, Степан Петрович, не глупые — поняли.

— Ну раз поняли, значит, хватит, — согласился Савельев. И распустил собрание.

Однако еще большего сраму набрались мужчины на следующий день. С утра у избы, где находилось правление, появился экстренный выпуск стенной газеты (первый за десять последних лет). То-то собралось народу!…

В газете был помещен отчет о прошедшем собрании. А ниже шли карикатуры. Есть в Березках Филька-художник. Так этот Филька так мужиков на женский манер разукрасил, что ядовитее не сделал бы и сам «Крокодил».

Сельские сороки немедля разнесли весть о мужском позоре по всей округе. Березовским мужикам без насмешек нигде не стали давать прохода. Получилось так, что хоть беги из родных Березок на Дальний Восток или на Крайний Север.

Казаками, генералами и адмиралами березовских мужчин еще и сейчас называют в районе. Хотя в этом деле давно уже здесь все изменилось. И теперь, если о них говорить «казаки» или «богатыри», — так это надо только в прямом и хорошем смысле.

ПИСЬМА

— Женихи у нас не валяются. Нет, не валяются, — говорил дед Опенкин.

И это чистая правда. Не мужское — бабье у них село.

Прошла война по мужской его половине, словно коса по полю.

Отгремела война пожарами. Получила свое сполна. Новая поросль пошла в Березках. Не военные ветры дуют. Однако, как войско во время боя, продолжают Березки нести урон. Уходят отсюда парни.

Парень есть парень — военная служба. Ушел из Березок — прощайте Березки. Парня назад не ждут. Нужны ему эти Березки. Любые открыты ему дороги, другие манят его пути.

Сколько жителей этих Березок, молодых и плечистых парней, — на шахтах Донбасса, в цехах Криворожья!

Сколько их на уральских заводах, среди казахстанских степей!

А сила Сибири, сила Востока разве без этих парней из Березок, как в сказке, сейчас растет?

Понимал председатель, что и Сибирь, и Донбасс, целина и Урал — это тоже для всей страны. Там тоже без рук ничего не сделаешь. Но и Березки не ради одних Березок. И на Березках Россия держится. Пусть малые они в фундаменте. А вынь из основы хоть камушек, и в опоре уже изъян.

Как же ушедших вернуть в село?

— Трудное это дело, — говорили Савельеву. — Ой же и трудное, ой же и сложное!

Степан Петрович это и сам понимал.

— Не интересно у нас в Березках, — объясняли Савельеву, — особенно тем, кто молодежь. — Село есть село, нет городской культуры. Ни театра тебе, ни клуба чтоб клуб, ни улиц мощеных, а дома — развалюхи.

Другие говорили более прямо:

— Рыба где глубже ищет. Мал в Березках у нас трудодень.

И это понятно Савельеву. Правда и в том и в другом.

Но разве повысишь колхозный доход, разве построишь мощеные улицы и вместо прогнивших избенок — дворцы, если некому строить, мостить и доходы множить, если мало в колхозе рабочих рук?

Заколдованный прямо круг. Словно рота вошла в окружение.

Решил председатель прежде всего обратиться к тем, кто находился сейчас на армейской службе. Узнал адреса у родителей — номерные различные почты. Сел за специальные письма.

Писал не от себя, а как бы от всех — от правления и от колхоза.