Очерки о пионерах-героях

Люсю и мать посадили в тюрьму, в одну камеру, отца - в другую. Был схвачен и Александр Никифорович Дементьев.

Начались истязания. Обессиленную, окровавленную Люсю, как и всех взрослых, гоняли на допросы. Однажды Александру Никифоровичу удалось поговорить с Люсей. Он склонился к бледному лицу девочки. Она прошептала:

- Когда увидите папу, передайте ему: я, как и мама, ничего не сказала...

А вскоре Люсю с мамой гитлеровцы бросили в душегубку...

Так погибла одиннадцатилетняя подпольщица Люся, верная высокой клятве, которую она дала, вступая в пионеры.

ЛИВЕНЬ

В.Касичева

Шульцевы "услуги"

С давних времен поселился в деревне Захарничи Шульц. Одни говорили, что он из латышей, другие - из немцев. Женился Шульц на местной девушке, родной сестре Пелагеи Варфоломеевны Богдановой, и остался доживать свой век среди захарничан.

В деревне его не любили. Возможно, потому, что жадность Шульца была чрезмерна. Заметит он гвоздь, палку или даже щепку - все тянет в свой двор, огражденный высоким забором. На людей Шульц не смотрел. Глаза его все время бегали.

- Темная личность, - говорили про него односельчане.

Пелагея Варфоломеевна как-то переступила порог дома сестры, и холодом повеяло на нее оттуда. Шульц не пригласил родственницу даже присесть, ни словом не поддержал разговора.

- Не по душе мне эта агитаторка, - говорил он потом жене.

Пелагея Варфоломеевна была одной из первых агитаторов колхоза, активистка. За это и не любил ее Шульц.

Сестры стали чужими. Лишь поздороваются при встрече. Пелагея Варфоломеевна дала слово не ходить к Шульцу. Только слово не удалось ей сдержать... Она нарушила его через много лет, когда над родным краем грянула война...

Вечером она стояла в доме Шульца и ласковыми словами, которых от себя не ожидала и о которых потом пожалела, просила его:

- Лександра, родненький, пожалуйста, помоги людям. - И подала ему бумажку.

Шульц безразлично взял из ее рук скомканную бумажку и прочитал.

- Вон! - только и сказал он шипящим придушенным голосом.

Записка была из партизанского отряда. "Мы ждем Вас к себе. Нам нужен хороший переводчик немецкого языка".

"Смотри, чтобы не пожалел", - шептала женщина, пробираясь ночью домой. А в душу ее закралась тревога о детях, особенно о младшем сыне, Володе. От Шульца можно было всего ожидать. Тем более теперь, когда она сама подтвердила свою связь с партизанами.

Володя стал неузнаваем. К Шульцу он ласкался, как к родному отцу. Казалось, забыл мальчик обиды прежних дней.

- Дяденька, может, вам двор подмести? Под навесом хворост лежит. Не попилить ли его?

Шульц сдержанно отвечал:

- Что, щенок, голод не тетка? - И, помолчав, продолжал: - Хорошо. Покормлю.

Он чувствовал себя теперь как нельзя лучше. Воздух войны, который отравлял захарничан, пришелся по душе Шульцу и его единомышленнику полицейскому Шмезе.. Они будто вновь родились. Из домов, покинутых партизанскими семьями, добро перевозилось в их дворы. Они ходили по деревням и приказывали крестьянам дежурить вдоль железной дороги, охранять ее от партизан.

Однажды Володя сидел на крыльце Шульцевого дома и хлебал из глиняной миски затирку. Раскрылись ворота, и перед мальчиком выросли три эсэсовца. Шульц, увидев их в окно, с умилением, которого раньше никто никогда не видел на его лице, выбежал навстречу фашистам.

Они все вошли в дом. А Володя с мисочкой затирки перешел с крыльца на завалинку.

Шульц разговаривал со своими гостями на их родном языке. Володя старался что-нибудь понять, но напрасно. Вдруг до него донеслись слова "Юрьевичи", "фюнф". Он быстро пересел на крыльцо. "Чего пять? Что будет с Юрьевичами?"

Проводил Шульц эсэсовцев и сказал Володе:

- Завтра, щенок, без моего надзора работать будешь. Перенесешь вон те кирпичи вот сюда. Мне нужно будет отлучиться.

Кирпичи так и остались лежать на своем месте. Назавтра Володя не пришел к Шульцу.

После разговора Шульца с эсэсовцами Володя не находил себе места. Он не мог дождаться, когда на дворе стемнеет, чтобы уйти из деревни по знакомым тропинкам.

Страшно в лесу, полном ночных звуков. Но для мальчика было страшнее то, что ожидало жителей деревни Юрьевичи. Он пустился бегом в партизанский отряд Тимоника...

Вскоре в Захарничах разнеслись слухи о событиях в Юрьевичах.

Партизаны сделали засаду и перебили отряд карателей, который ехал на пяти машинах, чтобы уничтожить непокорное население деревни.

Тяжелораненого Шульца доставили в Полоцкую больницу без сознания. Но не удалось его приятелям-фашистам спасти верного приспешника. Хорошо заплатили ему партизаны.

Заговорщица Полота

Сначала заговорщиком был дуб. Под его вывернутыми бурей корнями время от времени появлялся клад. Под покровом ночной темноты пробирались сюда четыре паренька: Володя Богданов, Вася Коваленко, младший брат его Коля и Вася Стрикелев. Оружие, собранное на дорогах войны, находило себе здесь место. Об этом тайнике знали партизаны из отряда Тимоника.

Однажды, возвращаясь домой, в ста метрах от дуба Володя замер на месте. Чья-то рука вдруг схватила его за воротник, сжала горло.

- Где был, паршивец? - прошипел кто-то над ухом мальчика.

Это был полицейский Шмеза. Его змеиное шипение было знакомо Володе.

Взбешенный молчанием мальчика, Шмеза так дернул его за воротник, что Володина рубашка расползлась до пояса.

В двух километрах отсюда находились фашистские казармы. Шмеза тянул свою жертву и приговаривал:

- Там ты развяжешь свой язык, паскуда! Вырвут его у тебя!

Со взрослым Шмезе, вероятно, легче было бы справиться. Четырнадцатилетний рослый светловолосый мальчик, как росток того самого кряжистого дуба-заговорщика, был гибкий и неподатливый. Не успел Шмеза протащить мальчика несколько метров в направлении казармы, как звериный рев раздался в лесу: белыми, как чеснок, зубами впился Володя в поганую руку... Теперь Шмезе было не до жертвы. Лесная чаща мгновенно спрятала паренька.

...После этого заговорщицей стала река Полота. Под щербатым мостиком, где берег окаймлял тростник, дно не просвечивалось. И никому, кроме партизан отряда Тимоника, не была известна тайна подводного царства.

Укромное место посещали лишь четверо мальчиков. Приходили сюда в сумерках и опускали свой клад в воды древней Полоты. Заговорщица-река отвечала им бульканьем и тут же затихала, будто понимая всю важность мальчишеского дела...

Володя Богданов не имел теперь постоянного пристанища. Он ночевал то на сухих листьях в чаще леса, то в одиноком стогу сена, то просто под открытым небом. Пелагея Варфоломеевна знала, что сын бывает дома. Но встречалась с ним очень редко. О посещении мальчика говорила ей исчезнувшая со стола торбочка с хлебом.

Была у Пелагеи Варфоломеевны встреча с командиром отряда Тимоником.

- Опасно вам здесь оставаться, Пелагея Варфоломеевна. Мы решили перебросить вас на Большую землю.

Женщина немного помолчала, потом сказала:

- Если вместе с Володей - я согласна!

Через три дня в партизанском отряде появился светловолосый паренек. Он стоял перед Тимоником и взволнованно повторял одни и те же слова:

- Не могу...

- Говори спокойно, Володя. Чего ты не можешь?

- Уехать из деревни. У меня здесь много работы. Мы припасли для вас оружие в Полоте...

Не удалось Тимонику уговорить мальчика отправиться с матерью за линию фронта. Отказалась покинуть сына и Пелагея Варфоломеевна. Она не упрекала за это Володю. Наоборот. Он как бы вырос в ее глазах. Невольно мать начала прислушиваться к каждому слову сына.

Ночью, ворочаясь на остывшей печи, Пелагея Варфоломеевна вспоминала старого Якова. "Володя - его росток", - подумала женщина.

Дед Яков не был родным Володе. Но его шершавые трудовые руки учили мальчика делать первые шаги.