Записки школьницы

Вовка стоял, растерянно поглядывая на всех, но мальчишки и девочки смеялись и кричали:

— Поцелуй её!

— Чего она задаётся! Целуй сам!

Вовка шагнул ко мне. Я закричала:

— Не смей! Я маме скажу!

Но ему было очень стыдно, что над ним смеются, и он, хихикая по-дурацки, схватил меня и поцеловал в щёку.

— Дурак! — сказала я. — Как не стыдно!

Не прощаясь ни с кем, я бросилась в переднюю, чтобы поскорее одеться и уйти домой. Следом за мною примчалась Валя и зашипела:

— Бессовестная какая! Оба бессовестные! — и расплакалась.

Так испортила кривляка Зинка и хороший вечер, и мою хорошую дружбу с Валей и Вовкой.

Я с ними больше не разговариваю.

12 января

Какой нахал!

Он пришёл всё-таки! Не ко мне, а к дяде Васе, и я слышала, как он хохочет у него в комнате. И это мне показалось особенно обидным. После того, что произошло между нами, он, по-моему, не должен смеяться. А он как ни в чём не бывало хохочет. Вот какой бесчувственный.

Потом я услышала, как Вовка стал собираться домой. Мне захотелось посмотреть, что будет он делать, когда увидит меня. Я побежала в переднюю, где висит телефон, приложила трубку к уху и стала дожидаться. (Ведь он должен пройти мимо меня.) Номера, конечно, я не набрала, а стала кричать в трубку «алло», «алло».

И вдруг вышел Вовка. Увидев меня, он покраснел, а я сказала в трубку:

— Да, это очень интересно! Ну, и что же дальше?

Я делала вид, будто слушаю, а Вовка стоял и краснел, и краснел, а потом сказал:

— Здорово!

Я кивнула головою и сказала в трубку:

— Вечером? Где буду вечером? На катке! С кем? Одна, конечно. У меня теперь нет друзей! Почему? Ну, это длинная история. Потом расскажу! Когда-нибудь. До свиданья!

Я повесила трубку, посмотрела на Вовку самым строгим взглядом.

— Чего тебе? — спросила я.

— Здорово! — пробормотал он. — Я сказал «здорово!»

— Ну, и что?

— Ну-у… поздоровался! Просто поздоровался!

Мы замолчали. Я ждала; что скажет он ещё, но так как Вовка молчал, я подумала: «А может быть, он уже раскаивается понемножку?»

— Чего же ты не идёшь домой? — спросила я.

— Я иду!

— Идёшь, а сам стоишь!

— Подумаешь, большое дело! Возьму да и пойду!

— Чего же ты ждёшь?

— Ничего не жду!

Не знаю, чем бы кончился этот разговор, но в эту минуту в коридор вошла моя мама. Она посмотрела на меня, на Вовку и засмеялась:

— А, зять пришёл! Ну, заходи, заходи! — и открыла дверь в комнату.

Ну, и что ж, пусть заходит в гости к маме, а я с ним всё равно не стану разговаривать. Ведь если бы он был моим настоящим другом, разве поцеловал бы он меня при всех ребятах? Мог бы сказать, в конце концов, что такая игра ему не нравится.

Мама посадила Вовку за стол, стала угощать чаем, расспрашивать об успехах. И, представьте, он расселся как ни в чём не бывало и даже начал улыбаться. Ну, этого уж я не могла видеть спокойно. Я наклонилась к нему и шепнула:

— Всё расскажу сейчас маме!

Ой, как он покраснел!

— Ма-а-ама, — сказала я громко, — знаешь, что Вовка сделал?

Вовка захлебнулся горячим чаем, вытаращил глаза так смешно, что я чуть-чуть не захохотала.

— Что же он сделал? — спросила мама.

Я посмотрела на Вовку. Он крутился на стуле, как червяк на крючке, и что-то бормотал под нос.

— Он, — сказала я, — толкнул меня. Я чуть не упала.

Вовка вздохнул так, что просто не знаю, как не слетело всё со стола.

— Извиняюсь! Нечаянно! — пробормотал он, вытирая рукавом на лбу обильный пот.

— Ну, не поделили дороги! — засмеялась мама.

Вовка снова развеселился, и мне снова стало очень

обидно, что он такой весёлый. Я подождала минуточку и сказала:

— Но это ещё ничего, что толкается. Я расскажу тебе ещё кое-что!

Вовка поперхнулся чаем, заелозил на стуле, не зная, куда девать руки и глаза.

Я просто наслаждалась, поглядывая, как он потихоньку поджаривается от стыда. Так ему и надо! Пусть, пусть помучается! Я тоже мучилась вчера.

— Сейчас ты всё узнаешь! — сказала я. — Вот только выпью стакан чаю и расскажу тебе всё, всё!

Потихоньку попивая чай, я смотрела на Вовку, а он потел и пыхтел, не смея поднять от стакана глаза. И так мучила бы я его ещё долго, но мама пошла на кухню, и он забормотал, краснея:

— Так я же не виноват… Это ж игра! Я, что ли, её придумал?

— Ты извиняешься? — спросила я.

— Да!

— Что «да»?

— Ну, извиняюсь! А если хочешь опозорить меня — говори! Только я совсем не виноват!

— Значит, извиняешься?

— Значит, извиняюсь!

Я не знала, что же мне делать, но тут вспомнила, как в заграничной кинокартине извинялся перед любимой женщиной один герой с маленькими усиками. Я протянула руку Вовке (герой с усиками, извиняясь, целовал руку женщине). Ну, я подумала, что Вовка тоже должен поцеловать мою руку, а он тряхнул-её и заулыбался во весь рот:

— Ты не сердись, я же не нарочно!

Я сказала:

— Когда извиняются серьёзно, а не нарочно — всегда целуют руку!

Вовка покосился на дверь.

— Пожалуйста! Подумаешь, большое дело! — Он наклонился, чтобы поцеловать руку, но в это время вернулась мама, и Вовка, дико мотнув головою, ткнулся губами, вместо моей руки, в стакан с горячим чаем.

Мама села за стол.

— Ну, так в чём же провинился зять? — спросила она, наливая чай в любимую чашку.

— Он курит! — сказала я.

Вовка вспыхнул от негодования:

— Когда? Кто наврал?

Мама сказала:

— Шли бы вы лучше на каток, чем в комнате сидеть.

— В самом деле, — обрадовался Вовка, — пошли, что ли?

Весь вечер мы катались на катке, а когда я сказала, что сама не верю, что Вовка курит, мы совсем забыли про это происшествие. Мы бегали по катку, пока у меня не развязались ремешки на коньках. Чтобы привести их в порядок, я села на скамейку, а Вовка встал на колени и Сказал:

— Давай затяну ремни!

Скамейка стояла в самом тёмном углу катка, и я сидела будто в чёрной нише из темноты. Мне почему-то вспомнилась картинка из одной книги. Только там был не каток, а весенний сад. Но всё остальное было очень похоже. На скамейке сидела красивая женщина с розой в руке. Но вместо розы я держала шерстяную перчатку. Перед женщиной стоял на коленях рыцарь с большим мечом и почему-то целовал этот меч. Вовка тоже стоял на коленях, но ничего не целовал. И я подумала, что не мешает ему всё-таки поцеловать мою руку. Пусть по-настоящему извинится. Как полагается! Как показывают в кино.

Я сказала:

— Мёрзнут руки! — и протянула правую руку к лицу Вовки.

Он посмотрел на меня. Я посмотрела на него. Мы молча смотрели друг на друга несколько минут. Мимо проносились, вызванивая на льду коньками, катающиеся. Сверху сыпался холодный пух снежинок. Репродукторы пели про вишнёвый сад, а мы смотрели друг на друга, не зная, почему молчим и не зная, что нам дальше делать. И вдруг Вовка наклонился. Я почувствовала, как тёплые губы коснулись моей руки.

Вот это здорово!

Ведь это тот же Вовка, который всем девочкам говорит: «Ну, ты, явление природы!» А я уже не явление, значит? Интересно! Интересно!

Я чуть не захохотала, но, прикусив зубами губу, протянула ему левую руку, чтобы посмотреть, что из этого получится. Вовка прикоснулся губами и к левой руке.

— Ну, порядок! — пробормотал он. — Извинился по всем правилам кино! Квиты? Да?

— Угу! — кивнула я. — А теперь пошли домой!

Дома я легла на кровать и так хохотала, что мама

испугалась даже.

— Ты чего? — спросила она.

— Вовка поцеловал мне руку!

Мама рассердилась:

— Ох, шпингалет какой! Скажите, пожалуйста! Ну, погоди! Придёт, я поговорю с ним! Никак он и впрямь в зятья лезет.

Я вскочила, обняла маму, прижалась к ней крепко- крепко.