Петька Дёров(изд.1959)

«Жив!»— радостно подумал он и подозвал к себе здоровенного матроса, Николая Утлиха.

— На, Коля, неси нашего героя домой. А немца возьмем тоже с собой. Передадим его при случае на «Большую землю». По всему видно, что он — хороший человек. Кабы не он, — наверно не видать бы нам больше Петьки.

НА «БОЛЬШУЮ ЗЕМЛЮ»

А в партизанском «лазарете»— большой просторной землянке — около Петькиной постели сидела Мария Федоровна. В это время дверь в землянку открылась. Вошли командир и комиссар.

— Ну, товарищи, — обратился комиссар к раненым. — Завтра самолет ждем. На «Большую землю» полетите.

— Товарищ комиссар, — раздались голоса, — ведь мы совсем здоровы. Еще денек-два полежим и снова в бой.

Комиссар посмотрел на говоривших. Это были отличные партизаны — коммунисты Байбеков и Никуленко. Они считались тяжело раненными. У одного перебита кость руки выше локтя. У Никуленко прострелена, навылет грудь повыше легких, около ключицы.

— Спасибо, товарищи, за ваше желание остаться здесь добивать врага Но лететь надо. Вылечитесь, а тогда обратно прилетайте. Всё-таки у нас нет и лекарств тех, которые нужны, и врачей таких, какие для вас нужны, — проговорил комиссар и подошел к Петьке,

На партизанском «аэродроме»— большой лесной поляне, приготовленной к приему самолета, — собралось много партизан. Раненые на подводах курили в руку, тихонько переговаривались с провожавшими. В темноте были слышны просьбы друзей:

— Слышь, Коля, как выздоровеешь, забеги к моим родным. Скажи, что в партизанах. Вот, письмишко передашь.

Другой просил:

— Иван, будь другом, зайди на улицу Декабристов, 22, квартира 5. Передай женке Нине и дочери Гале привет. Ну и передай, что скоро вернусь. Вот гитлеровцев разобьем и вернемся все.

Все вслушивались в ночную тишину, ждали рокота самолета, чтобы подать сигнал посадки.

Лежа на подводе, на ворохе сена, Петька глядел в темное, усеянное звездами небо.

Петька переживал противоречивые чувства. Ему было интересно и радостно лететь на «Большую землю», впервые в жизни подняться в воздух на самолете. И в то же время до боли не хотелось покидать дружную партизанскую семью… Особенно огорчало его то, что он не успел проститься с Марией Федоровной. Тетя Маня, не отходившая от Петьки в первые дни его болезни, неожиданно ушла куда-то из отряда и даже не попрощалась с Петькой перед уходом.

Когда Фомка с Марией Федоровной Черновой прибыли в отряд, раненых уже увезли на аэродром.

— Опоздали, Фомушка, уехал твой друг Петька, — огорченно сказала Чернова.

— Тетя Маня! А далеко до аэродрома? — воскликнул Фома. — Я мигом… Хоть попрощаться.

— Да недалеко, километра три. Но я не могу бежать, как ты, — усмехаясь, ответила Мария Федоровна,

Но в дверь землянки постучали. Вошел радист. Только что принятую им радиограмму нужно было срочно передать командиру или комиссару. Узнав, что они на аэродроме, радист вызвал связного. Вот с ним и побежал Фомка. Связной с Фомкой прибежали вовремя. С самолета еще выгружали боеприпасы, медикаменты, оружие. Телеги с ранеными уже подъехали к самолету, ждали очереди на погрузку бойцов, отправляемых на «Большую землю». Фома перебегал от телеги к телеге, разыскивая Петьку, как вдруг его кто-то крепко схватил за плечо. Еще минута — и Фома был поднят на воздух и прижат к широкой груди Сергея Андреевича. Секунду спустя, поставив Фомку на землю, Чернов проговорил:

— Молодец, я так и знал, что ты придешь к нам, к своему другу Петьке. Жаль только, что побыть вам вместе лишь несколько минут осталось. Отправляем его на «Большую землю», лечиться. Иди попрощайся с другом!

И Сергей Андреевич легонько подтолкнул Фому к телеге, на которой лежал Петька.

Фомка в один миг прижался к другу, тихо прошептав:

— Петька! Как же это ты?.. Как же тебя ранило?..

— Фома! Ты?.. — вполголоса воскликнул Петька и обнял Фомку. — Знаешь, Фома, жаль деда Игнашку. Убили его фрицы. Но я отомстил. Как дал по ним гранатой! В клочья, в куски разнес! Ну, видишь, и меня маленько зацепило. А ты-то совсем к нам или в гости только? — добавил Петька.

Фомка посмотрел на друга и тихо произнес:

— Совсем. Вместо тебя останусь. Я им, проклятым фашистам, отомщу за тебя.

— А как же бабка Агафья? — спросил Петька.

— О, она поправилась. Крепкая старушка. Одна будет, — ответил Фома. — А я навещать буду.

Кончив с разгрузкой самолета, начали осторожно укладывать раненых. Сергей Андреевич подошел к Петьке.

— Ну, Петро, документы о твоем представлении к правительственной награде летят вместе с тобой.

— Товарищ комиссар, спасибо. А лучше бы оставили меня в отряде. И награды не надо. Я хочу с вамп. И Фома вот пришел. Вместе были бы, — начал просить Петька.

Но комиссар ласково ответил:

— Нет, Петро. Ты свое дело сделал. Лети и лечись, выздоравливай. А потом в суворовское или нахимовское училище пойдешь. Хороший офицер из тебя выйдет. Ну, прощай, герой, — и Сергей Андреевич обнял Петьку.

— Прощайте, — чуть слышно ответил Петька и умолк, чтобы не расплакаться.

Но, когда снова подошел Фома, обнял Петьку и сказал: «Ну, что же, Петь?.. Встретимся ли еще когда-нибудь?»— тут Петька не выдержал. По лицу капля за каплей полились слезы. А Фома, никогда не плакавший, вдруг зашмыгал носом, еще крепче обнял друга и добавил рыдающим голосом: «Не бойся, Петя, будь спокоен… Я за тебя остаюсь».

И вот закрылась дверца самолета. Машина загудела, задрожала. Потом самолет пробежал по земле, поднялся в воздух и исчез в ночной темноте.

Партизаны молча провожали скрывшуюся в темном небе машину.

И, глядя вслед улетающему самолету, комиссар положил свою тяжелую руку на голову рыжего Фомки и проговорил:

— Крепкий человек будет Петька. Настоящий коммунист вырастет.