В труде и учебе

— Споймал! — крикнул он. — Скорее бегите сюда!

Зина и Вася нагнулись над Митей, под животом которого, как они были уверены, где-то в траве лежала бабочка. Зина ворошила траву. Вася нагнулся, хотел схватить бабочку, но ничего не нашел.

Вася взглянул Зине в глаза и засмеялся, сам не зная почему.

— А эта косилка чего ж не заплетена? — сказал он. — Давай заплету.

— Ты разве сможешь? — удивилась Зина.

— А кнуты кто ж плетет? — гордо ответил Вася. — Все равно — в три конца.

— Кнут сплести легко. Кнут сможешь, а это не сможешь. Ты ж не девочка… Бежим!

Они взялись за руки и побежали за Митрусем.

Возле арбы Вася поставил торчком два ярма, привязал к ним концы брезента и наскоро соорудил нечто вроде палатки. Сережа и Варя принесли на палке сизое от копоти ведро, в котором еще кипел густой пшенный суп, жирно заправленный свиным салом. Дед Корней высыпал из мешка ложки, нарезал хлеба, и чумаки, забравшись в тень, сели обедать.

Ели дружно, к ведру наперебой тянулись ложки. Суп казался необыкновенно вкусным. Митенька тоже старался не отставать. Но ему досталась большая деревянная ложка, такая тяжелая, что он с трудом держал ее в руке. Есть ею сидя было трудно. Тогда Митенька встал на колени и придвинулся ближе к ведру.

— А молодец наш новый чумак! — сказал дед Корней, вытирая ладонью усы и бороду. — Здорово ложкой работает. Знать, и в деле будет хваткий.

Митенька слушал похвалу молча, заглядывая в уже опустевшее ведро. После супа появились арбузы. Разрезал их Вася, мастерски запуская в мякоть нож, а ребята смотрели за движением его руки и ждали, когда на траве развалится на половинки яркокрасный, засахарившийся арбуз.

…Быки были запряжены, закопченное ведро, в котором недавно варился суп, уже висело под возом. И опять закурилась по дороге горячая пыль. Снова глухо заговорили колеса и на ярмах длинной цепочкой краснели галстуки пионеров.

Митенька сидел на возу, изнемогая от жары. Где-то там, в знойной синеющей мгле, должен быть город и элеватор. Митенька становился на колени, подолгу смотрел вдаль и видел одну лишь пепельно-серую дорогу да желтую, спаленную солнцем степь. Он устал смотреть, глаза его слезились. Закрыв лицо руками, он лег на зерно и, покачиваясь, видел бабочку — сначала одну, а потом целую стайку.

— Митрусь! — крикнула Зина. — Вставай! Город видно!

Митенька вскочил. Обоз ехал по взгорью. Внизу над ложбиной висела желто-серая пелена — горячий, знойный воздух был недвижим. Сквозь эту пелену виднелось слабое очертание домов, улиц, деревьев, телеграфных столбов. И только одно здание, серое, высокое, виднелось отчетливо — это был элеватор.

Подводы, гремя и подпрыгивая, спустились с горки, и теперь Митя хорошо увидел и сады, чем-то похожие на сады в родной станице, дома, такие же, как и в станице, и улицы — тоже, как в станице. А высокое здание, которое Митя видел издали, вблизи показалось ему еще выше. Митя даже перестал смотреть на него и испуганно закрыл глаза, но скоро снова открыл их. Здание будто двигалось навстречу обозу, и все оно было белое-белое, точно запорошенное мукой. И еще Митю удивили стрижи — тучей они взлетали над крышей, как бы желая укрыть собой все здание. Митя еще никогда не видел столько стрижей: они рябили в глазах и щебетаньем своим заглушали цокот колес.

Митя не знал, что перед ним возвышалась не какая-то каланча, а обыкновенный элеватор. И когда обоз въехал во двор и смешался среди множества машин и других конных и бычьих упряжек, Митя лег на зерно и посмотрел вверх. Там он увидел шнырявшую птицу, маленькие оконца в дымчатой пыли и вьющуюся по стене лесенку.

От элеватора через весь двор лежала тень, за стенами гудели машины — видимо, их там было много; внутри слышался проворный стук и сердитый рокот. Это высокое, закрывавшее собой полнеба здание казалось живым, и возле него брички, быки, автомашины, люди выглядели совсем маленькими.

Митя протер кулачками глаза и поднялся. К его подводе, повесив кнут на плечо, шел Вася рядом с каким-то дядей, который нес железную палку с блестящим колпачком на конце.

— А это мой братишка, Митрусь, — пояснил Вася, когда дядя подошел к возу. — Первый раз приехал. Еще не пионер, но уже к делу приучается.

— Ах, какой молодец! — сказал дядя. — А ну, Митрусь, давай посмотрим, какое ты привез зерно.

Дядя сунул железную палку в пшеницу, стукнул о дно ящика, а когда вытащил ее, то в колпачке было полно зерна. Высыпав зерно в маленький мешочек, дядя ласково посмотрел на Митруся и улыбнулся.

— У Митруся зерно — первый сорт! — сказал он. — Подавайте-ка на весы.

— Кондиция высокая, — серьезно сказал Вася, подшмыгнув носом. — Такой сорт на всех подводах.

Подводы одна за другой въезжали на весы, а потом уже ехали к невысокой пристройке у элеватора. Здесь Митенька увидел ремень, скользивший по деревянному корыту, которое одним концом подходило к подводе, а другим упиралось в крышу. Когда подвода подъезжала к корыту, Вася и дед Корней открывали между колесами в ящике отверстие, и зерно ровной струей текло на бегущий вверх ремень.

— Зина, а куда пшеница убегает? — спрашивает Митя.

— Это и есть элеватор, — пояснила Зина. — В середине у него стоят закрома — такие громадные, что сколько ни насыпай, а до верха не насыплешь. Туда и бежит пшеничка.

Митенька, озадаченный таким ответом, смотрел на ярко-желтую плывущую ленту зерна, и ему казалось, что вокруг уже нет ни элеватора, ни подвод, а струится между гор золотистый ручей, а там, где ручей впадает в Кубань, бурлит вода, слышны всплески бурунов и грохот катящихся камней…

— Митя, смотри — паровоз! — крикнула Зина.

Оказывается, не Кубань шумела, а совсем близко ехал паровоз, окутанный паром, точно распущенной на ветру ватой. Митенька увидел его и испуганно залез под арбу.

— Ты чего прячешься? — спросил Вася. — Вот герой! Пойдем со мной в контору… Эй, Сережа, выводи обоз на дорогу!

По пути в контору Вася разговаривал с дедом Корнеем, а Митенька, держась за рубашку брата, озирался по сторонам, и бежал вприпрыжку.

— Дедушка, почему вы мне не доверяете? — спрашивал Вася. — Получить квитанцию — дело пустяковое.

— Оно-то так, — рассудительно отвечал дед Корней, — а все ж таки зерно счет любит, да вдвоем и сподручней как-то.

— Так я с Митей пойду, а вы тут постойте.

Дед Корней посмотрел на братьев и впервые согласился подождать Васю возле конторы.

Вася и Митрусь поднялись на второй этаж и вошли в залу. Митрусь споткнулся о половик и упал. Это так обозлило Васю, что он готов был сквозь землю провалиться. Митенька скривился и хотел заплакать. Вася пригрозил ему кнутом, взял его за руку и подвел к столу, за которым сидела женщина.

Все служащие конторы знали Васю, но теперь их заинтересовал новый чумак, в коротеньких штанишках на помочах. И хотя он был мал ростом и еще без пионерского галстука, женщины его окружили с такой радостью, точно он был главным в обозе; разговаривали с ним, кто-то даже взял его на руки. А Вася принимал квитанции на сданное зерно и думал: «Пусть они забавляют Митруся, а я зато не просчитаюсь».

Зажав квитанции в кулаке, Вася повел Митеньку из конторы. И только когда они спустились с лестницы, Вася увидел у брата и в руках конфеты и в кармане конфеты.

— Еще пойдем к тетям? — спрашивал Митрусь, взбираясь на воз.

— С тобой только стыда наберешься! — сказал Вася. — И как ты мог упасть на ровном месте? А конфеты зачем брал?

Митя, не слушая упреков брата, поглядывал по сторонам, шел по двору уже смело, и при этом глазенки его блестели радостью.

— Эй, Митя! — Это позвал тот дядя, что брал на возу зерно. — Пойдем со мной, посмотришь наш большой дом.

Митя смотрел на дядю и не знал, что ему ответить: побывать в элеваторе ему очень хотелось, но было почему-то боязно, да и не знал он — не заругается ли Вася. Губы его кривились — то ли он улыбался, то ли собирался заплакать.