Джек-Соломинка

— В Сент-Винсентском аббатстве в Сэффольке вот уже двадцать лет не прекращаются беспорядки, — сказала монахиня, — а все потому, что бунтарям сразу не досталось как следует! Вы слышали: недавно горожане загнали монахов на хоры и под угрозой смерти потребовали у них свои долговые расписки?

Да, сэр Гью слышал об этом.

— А в Эссексе, подле Рочестера, мужики близ замка Тиз манора [11] Бёрли напали на купца, убили его слугу и разграбили товары!

Сэр Гью промолчал. Купца ограбили не вилланы, [12] а сам сэр Саймон Бёрли, королевский знаменный рыцарь. Он из Анжу вернулся в Англию, чтобы собрать недостающую сумму на содержание своего отряда.

Итальянец разложил товары: ладан и мирру для монастырской церкви, воск для свечей, вино для причастия, бархат и парчу для церковных покровов, а кроме того, и товары, которые он надеялся сбыть в замке: сливы из Дамаска, [13] виноград из Дамаска, [14] пряности для засолки мяса, гребни для людей и для лошадей, миндаль, красивые серебряные застежки венецианской работы, полосатый красный с синим шелк, а в отдельной коробке — тонкую, сплетенную из золотых нитей сетку, в которую, по придворной моде, леди прячут волосы.

Монахиня отобрала благовония, бархат и парчу.

Кроме вина и воска, она закупила еще миндалю и сластей.

Перехватив взгляд Джоанны, купец великодушно пододвинул к ней горку миндаля.

— Дайте работу своим белым зубкам, миледи, — сказал он любезно.

— А что слышно о войне? [15] — спросил сэр Гью с беспокойством. — Молодой мастер [16] Друриком уже много месяцев не подавал о себе известий. Продолжаем ли мы бить французов? Говорят, туда направляется несметное войско?

Сэр Гью сражался во Франции и при Кресси и под Пуатье, [17] когда лошади английских рыцарей сгибались под тяжестью военной добычи. Он слыхал, что дела Черного принца [18] приняли дурной оборот, но не хотел этому верить.

— Война продолжается с переменным успехом, — сказал купец. Он умолчал о том, в каком состоянии застал английские войска в Бордо.

Монахиню не интересовала война. Она продолжала о своем.

— Многие недальновидные дворяне графства, — сказала она, — уже давно не требуют со своих мужиков никаких повинностей. Мужики платят аренду, и придет время, когда они будут считать себя вольными фермерами.

Сэр Гью почувствовал упрек в ее словах.

— Это делаю не я один. Так обстоит дело во всем Кенте. Да и, правду сказать, мне гораздо выгоднее сдавать в аренду землю и получать денежки чистоганом, чем иметь, как в Эссексе, сотню вилланов, откупающихся от меня дохлыми петухами или гнилой соломой, — смущенно добавил он.

— Не хлебом единым сыт человек! — строго произнесла монахиня.

— Деньги мне нужны для того, чтобы отсылать их сыну в Анжу… Англичане терпят большую нужду во Франции…

Последнюю фразу сэр Гью произнес, не глядя на Джоанну. Еще в начале прошлой зимы мастер Тристан прислал к отцу дворянина из Гаскони с просьбой передать с ним побольше денег, вина и меховой одежды, ибо англичане умирают во Франции не от ран, а от холода и голода. Сэр Гью не доверил дворянину ни того, ни другого, ни третьего.

— Гасконцы — все пьяницы и хвастуны, — сказал он. — И посланный может по дороге все пропить и проиграть в кости или триктрак. [19]

В комнате сэра Гью стоял сундучок, полный доверху серебряных и золотых монет, и Джоанна знала об этом. В другом сундуке, побольше, были сложены прекрасные сукна из Арраса, серебряные блюда и кубки, парчовые и бархатные платья, меховые плащи, железные позолоченные рукавицы, наплечники, кружева и много драгоценных вещей, привезенных сэром Гью из Франции в 1346 году.

Поэтому, как заманчиво ни раскладывал итальянец свои товары, хозяину замка ему ничего не удалось сбыть.

В Дувре, куда спешил купец, склады были переполнены товарами, а кроме этого, у любого рыночного торговца их можно было купить за цену, вполовину меньшую, чем запрашивал бродячий купец. Содержание слуги и осла в пути тоже не входило в расчеты итальянца.

Джоанна, подперев щеки кулаками, задумчиво смотрела на огонь и вскрикнула от неожиданности, когда итальянец, подойдя сзади, внезапно набросил ей на плечи полосатый шелк.

— Повернитесь к свету, миледи, пристегните шелк на груди этой красивой серебряной розой — пусть все увидят, как украшают девицу предлагаемые мной товары.

Джоанна вскочила с места:

— Ах, господин купец, в таком случае я должна умыться и переплести косы!..

Когда девочка вернулась в холл, все посмотрели на нее с удивлением. Умытая и причесанная, убранная в пеструю ткань, со щеками, горящими от волнения и радости, Джоанна совсем не казалась такой некрасивой, какой ее все считали до сих пор.

А она, хохоча, важно шагала взад и вперед, подметая длинным шлейфом песок с кирпичного пола.

«Господи, прости меня, но она за одну минуту вдруг стала похожа на леди Элеонору, свою мать!» — подумал в испуге сэр Гью. А вслух он сказал:

— Джоанна, не кладите руки на бока и не хохочите, как пьяница в кабаке. Когда вы так разеваете свой рот, добрым людям кажется, что зубов у вас вдвое больше, чем человеку положено от господа бога.

Джоанна, не обращая внимания на дядю, налила в лохань воды и, дав ей успокоиться, наклонясь, разглядывала свое отражение.

— У венецианцев, — вмешался купец, — я могу купить для вас стеклянные зеркала, которые они выдувают в Мурано. Их вешают на стену. В них человек может видеть себя всего — с головы до ног.

— Я смотрелся в такое зеркало во дворце архиепископа в Лондоне, заявил сквайр. — Оно было в красивой широкой раме, и я видел в нем всего себя — с головы до ног. Но я говорю вам, что я за него не дал бы ни одного фартинга, потому что на отражении нос мой был вполовину больше всего лица. [20]

Джоанна, спустив косы на плечи, сидела за столом и молча прислушивалась к беседе. Шелк скрипел у нее на плечах, от него пахло имбирем и ванилью и еще каким-то нежным и сладким запахом, точно в лесу ранней весной.

Купец снова посмотрел на девочку.

— Если милорд даст мне в провожатые слугу с оружием и обменяет моего коня в придачу с ослом на свежую лошадь, я оставлю миледи все эти украшения, — сказал он улыбаясь.

Глава III

Для слуги купца не нашлось места в замке. Мост еще не был поднят, а через ров, отделяющий замок от деревни, еще можно было разглядеть огоньки очагов в близлежащих домишках.

— Мы бы пустили тебя, — смущенно сказала женщина, выходя на его стук из первого дома, — но хозяин наш уехал в Гревзенд, и не следует принимать чужого, когда в доме одни женщины.

Малый ухмыльнулся в темноте. Небольшие, видно, богатства были в этом доме, если хозяйка так откровенничает с первым встречным.

— Проваливай! — отозвался грубый голос, когда он постучался в следующую дверь.

Так он бродил от дома к дому, спотыкаясь о придорожные камни и попадая ногами в лужи. С размаху он налетел в темноте на столб. Разглядев прибитое под навесиком изображение спасителя, он в испуге стянул с себя шапку и извинился, как перед живым человеком. Значит, он дошел уже до конца деревни. Вся она была черная, как будто вымершая, только где-то сбоку светился огонек, и малый пошел на огонь. Здесь ему не пришлось даже стучаться, так как дверь была снята с петель, а хозяин прилаживал к ней болты. Напротив, под навесом, белокурый мальчишка возился у горна. Это была деревенская кузница.